Неточные совпадения
Вронский не слушал его. Он быстрыми шагами
пошел вниз: он чувствовал, что ему надо что-то сделать, но не знал что. Досада
на нее за то, что она ставила себя и его в такое фальшивое положение, вместе с жалостью к ней за ее
страдания, волновали его. Он сошел вниз в партер и направился прямо к бенуару Анны. У бенуара стоял Стремов и разговаривал с нею...
— Там живут Тюхи, дикие рожи, кошмарные подобия людей, — неожиданно и очень сердито сказал ‹Андреев›. — Не уговаривайте меня
идти на службу к ним — не
пойду! «Человек рождается
на страдание, как искра, чтоб устремляться вверх» — но я предпочитаю погибать с Наполеоном, который хотел быть императором всей Европы, а не с безграмотным Емелькой Пугачевым. — И, выговорив это, он выкрикнул латинское...
Он распускал зонтик, пока
шел дождь, то есть страдал, пока длилась скорбь, да и страдал без робкой покорности, а больше с досадой, с гордостью, и переносил терпеливо только потому, что причину всякого
страдания приписывал самому себе, а не вешал, как кафтан,
на чужой гвоздь.
Но когда настал час — «пришли римляне и взяли», она постигла, откуда пал неотразимый удар, встала, сняв свой венец, и молча, без ропота, без малодушных слез, которыми омывали иерусалимские стены мужья, разбивая о камни головы, только с окаменелым ужасом покорности в глазах
пошла среди павшего царства, в великом безобразии одежд, туда, куда вела ее рука Иеговы, и так же — как эта бабушка теперь — несла святыню
страдания на лице, будто гордясь и силою удара, постигшего ее, и своею силою нести его.
И если
страдания детей
пошли на пополнение той суммы
страданий, которая необходима была для покупки истины, то я утверждаю заранее, что вся истина не стоит такой цены.
На этом гробе,
на этом кладбище разбрасывался во все стороны равноконечный греческий крест второго храма — храма распростертых рук, жизни,
страданий, труда. Колоннада, ведущая к нему, была украшена статуями ветхозаветных лиц. При входе стояли пророки. Они стояли вне храма, указывая путь, по которому им
идти не пришлось. Внутри этого храма были вся евангельская история и история апостольских деяний.
Семя было брошено;
на посев и защиту всходов
пошла их сила. Надобно было людей нового поколения, несвихнутых, ненадломленных, которыми мысль их была бы принята не
страданием, не болезнью, как до нее дошли учители, а передачей, наследием. Молодые люди откликнулись
на их призыв, люди Станкевичева круга примыкали к ним, и в их числе такие сильные личности, как К. Аксаков и Юрий Самарин.
— Ее нам всем бог
послал в награду за наши
страдания, — сказал он мне раз, уходя от Нелли и перекрестив ее по обыкновению
на ночь.
Выходя из этого дома
страданий, вы непременно испытаете отрадное чувство, полнее вдохнете в себя свежий воздух, почувствуете удовольствие в сознании своего здоровья, но, вместе с тем, в созерцании этих
страданий почерпнете сознание своего ничтожества и спокойно, без нерешимости
пойдете на бастионы…
Не верьте чувству, которое удерживает вас
на пороге залы, — это дурное чувство, —
идите вперед, не стыдитесь того, что вы как будто пришли смотретьна страдальцев, не стыдитесь подойти и поговорить с ними: несчастные любят видеть человеческое сочувствующее лицо, любят рассказать про свои
страдания и услышать слова любви и участия.
И человек этот, погубив сотни, тысячи людей, проклинающих его и отчаивающихся благодаря его деятельности в вере в добро и бога, с сияющей, благодушной улыбкой
на гладком лице
идет к обедне, слушает Евангелие, произносит либеральные речи, ласкает своих детей, проповедует им нравственность и умиляется перед воображаемыми
страданиями.
— Но разве это может быть, чтобы в тебя заложено было с такой силой отвращение к
страданиям людей, к истязаниям, к убийству их, чтобы в тебя вложена была такая потребность любви к людям и еще более сильная потребность любви от них, чтобы ты ясно видел, что только при признании равенства всех людей, при служении их друг другу возможно осуществление наибольшего блага, доступного людям, чтобы то же самое говорили тебе твое сердце, твой разум, исповедуемая тобой вера, чтобы это самое говорила наука и чтобы, несмотря
на это, ты бы был по каким-то очень туманным, сложным рассуждениям принужден делать всё прямо противоположное этому; чтобы ты, будучи землевладельцем или капиталистом, должен был
на угнетении народа строить всю свою жизнь, или чтобы, будучи императором или президентом, был принужден командовать войсками, т. е. быть начальником и руководителем убийц, или чтобы, будучи правительственным чиновником, был принужден насильно отнимать у бедных людей их кровные деньги для того, чтобы пользоваться ими и раздавать их богатым, или, будучи судьей, присяжным, был бы принужден приговаривать заблудших людей к истязаниям и к смерти за то, что им не открыли истины, или — главное,
на чем зиждется всё зло мира, — чтобы ты, всякий молодой мужчина, должен был
идти в военные и, отрекаясь от своей воли и от всех человеческих чувств, обещаться по воле чуждых тебе людей убивать всех тех, кого они тебе прикажут?
«Благослови господи
на покаяние без страха, лжи и без утайки. Присматриваясь к людям, со скорбью вижу: одни как я — всё время пытаются обойти жизнь стороной, где полегче, но толкутся
на одном месте до усталости и до смерти бесполезно себе и людям, другие же пытаются
идти прямо к тому, что любят, и, обрекая себя
на многие
страдания, достигают ли любимого — неизвестно».
Ого! я невредим.
Каким
страданиям земным
На жертву грудь моя ни предавалась,
А я всё жив… я счастия желал,
И в виде ангела мне бог его
послал;
Мое преступное дыханье
В нем осквернило божество,
И вот оно, прекрасное созданье.
Смотрите — холодно, мертво.
Раз в жизни человека мне чужого,
Рискуя честию, от гибели я спас,
А он — смеясь, шутя, не говоря ни слова,
Он отнял у меня всё, всё — и через час.
Христос отвечал
на действительность тем, что плакал, улыбался, печалился, гневался, даже тосковал; он не с улыбкой
шел навстречу
страданиям и не презирал смерти, а молился в саду Гефсиманском, чтобы его миновала чаша сия.
— Не об Оссиане
идет теперь речь, — кричит он
на нее, вскакивая как ужаленный, — а о народных страданиях-с! Поймете ли вы это когда-нибудь, барыня?
Но мы не остались. Нас влекла неведомая тайная сила: нет силы большей в человеческой жизни. Каждый отдельно ушел бы домой, но вся масса
шла, повинуясь не дисциплине, не сознанию правоты дела, не чувству ненависти к неизвестному врагу, не страху наказания, а тому неведомому и бессознательному, что долго еще будет водить человечество
на кровавую бойню — самую крупную причину всевозможных людских бед и
страданий.
Мне случалось заметить, что простые солдаты вообще принимают физические
страдания ближе к сердцу, чем солдаты из так называемых привилегированных классов (говорю только о тех, кто
пошел на войну по собственному желанию).
Mихайло Иваныч (тоже
идя за ней и
на минуту оборачиваясь к Дурнопечину).За все эти
страдания бедной сестры моей я должен был бы пустить тебе пулю в лоб; но, к счастию твоему, ты свинцовой не стоишь, а я влеплю тебе когда-нибудь деревянную… (Уходит.)
Пока продолжались искус, учение, работа — все
шло хорошо, но, с принятием его в братство Иисуса, старый враг — скептицизм снова проснулся: чем больше он смотрел из-за кулис
на великолепную и таинственную обстановку католицизма, тем меньше он находил веры, и новый ряд мучительных
страданий начался для него.
Он вспомнил горе и
страдание, какое довелось ему видеть в жизни, настоящее житейское горе, перед которым все его мучения в одиночку ничего не значили, и понял, что ему нужно
идти туда, в это горе, взять
на свою долю часть его, и только тогда в душе его настанет мир.
Мне прокричали «ура»
на прощанье. Последним теплым взглядом я обменялся с Нелюбовым.
Пошел поезд, и все ушло назад, навсегда, безвозвратно. И когда стали скрываться из глаз последние голубые избенки Заречья и потянулась унылая, желтая, выгоревшая степь — странная грусть сжала мне сердце. Точно там, в этом месте моих тревог,
страданий, голода и унижений, осталась навеки частица моей души.
Да, не нужно ничего принимать к сердцу, нужно стоять выше
страданий, отчаяния, ненависти, смотреть
на каждого больного как
на невменяемого, от которого ничего не оскорбительно. Выработается такое отношение, — и я хладнокровно
пойду к тому машинисту, о котором я рассказывал в прошлой главе, и меня не остановит у порога мысль о незаслуженной ненависти, которая меня там ждет. И часто-часто приходится повторять себе: «Нужно выработать безразличие!» Но это так трудно…
Вся красота, вся жизнь для нас, все достоинство — в
страдании. Бессмертные песни спело человечество во
славу страдания, вознесло его
на такую высоту, что дух радостно бьется и тянется ему навстречу. К счастью же человек недоверчив и стыдлив. Он тайно берет его маленькими порциями для своего личного, домашнего обихода и стыдится счастья, как секретной болезни, и действительно превратил его в секретную болезнь, потерял способность достойно нести счастье.
Отец благословил меня
на страдания ради избавления несчастных, выданных моим женихом. Это было так. Он сказал: „Не я научу тебя покинуть человека в несчастии, ты можешь
идти за Висленевым, но этим ты не спасешь его совести и людей, которые ради его гибнут. Если ты жалеешь его — пожалей их; если ты женщина и христианка, поди спаси их, и я… не стану тебя удерживать: я сам, моими старыми руками, благословляю тебя, и скрой это, и Бог тебя тогда благословит“.
Один только путь раскрыт перед человеком, путь просветления и возрождения жизни, — принятия
страдания как креста, который каждый должен нести и
идти за ним, за Распятым
на кресте.
Катя, бледная, суровая, стояла возле и не понимала, что с дядей, отчего у бабушки такое
страдание на лице, отчего она говорит такие трогательные, печальные слова. А он уже не мог выговорить ни слова, ничего не понимал, и представлялось ему, что он, уже простой, обыкновенный человек,
идет по полю быстро, весело, постукивая палочкой, а над ним широкое небо, залитое солнцем, и он свободен теперь, как птица, может
идти, куда угодно!
Когда человек, признающий жизнью личное существование, находит причины своего личного
страдания в своем личном заблуждении, — понимает, что он заболел оттого, что съел вредное, или что его прибили оттого, что он сам
пошел драться, или что он голоден и гол оттого, что он не хотел работать, — он узнает, что страдает за то, что сделал то, что не должно, и за тем, чтобы вперед не делать этого и, направляя свою деятельность
на уничтожение заблуждения, не возмущается против
страдания, и легко и часто радостно несет его.
На сцене
идет «Антигона». Стоя совсем готовая у кулисы, с сильно бьющимся сердцем прислушиваюсь к монологам Сани, к ее божественному голосу и, если не вижу, то чувствую ее полное одухотворенной силы и трагического
страдания лицо. И Елочку, воздушную, нежную и белую, как настоящий лотос, в ее белоснежных одеждах «чувствую» тоже. А бас Креона, злодея-царя, погубившего родных Антигоны, бас Боба, волною перекатывается по сцене.
У них бы люди, идеи, чувства, страсти,
страдания пошли на всякие фигуры, кариатиды, занавески и драпировки.
— Значит, он
пошел и заснул… Впрочем, это отчасти хорошо. Он сегодня снова утром страдал припадками мигрени…
На него было жалко смотреть, и когда мне сказали, что ты приехала, я порадовалась за него, я подумала, что это развлечет его и успокоит его
страдания…
Идут; пришли в спальню страдалицы. Сбереженный полусвет позволял врачу различить черты ее и исполнять свои обязанности. Как хороша была она, несмотря
на свои
страдания! Враг счастлив ею — тем лучше: еще чувствительнее будет ему мщение…
Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными
страданием лицами,
шли, ползли и
на носилках неслись с батареи.
— Это что-то страшное по своему цинизму. Вроде проституции. Мне теперь странно, как может
идти на это женщина. Так же не могу это представить, как не могу себе представить, чтоб за деньги отдавать себя. Это всю душу может изломать, — все, что там со мною делали.
На губы навсегда от этого должна лечь складка разврата, а в глазах застынут
страдание и цинизм. Легальная бойня будущих людей. Не могу об этом больше думать.
А без великой идеи нельзя
идти на жертвы и
страдания.
И завтра опять свистнет кто-нибудь, и опять все
пойдут на страшные
страдания,
на смерть и
на очевидное зло.
Он узнал, что есть граница
страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал от того, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая
на голой, сырой земле, остужая одну сторону и согревая другую; что, когда он бывало надевал свои бальные, узкие башмаки, он точно так же страдал как и теперь, когда он
шел уже совсем босой (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками.