Неточные совпадения
Журнал «Esprit» и кружки вокруг него представляли направление, наиболее близкое моим
идеям.
Политически
журнал был левого, радикального направления, но он впервые в истории русских
журналов соединял такого рода социально-политические
идеи с религиозными исканиями, метафизическим миросозерцанием и новыми течениями в литературе.
— Не изменились; все роман пишу; да тяжело, не дается. Вдохновение выдохлось. Сплеча-то и можно бы написать, пожалуй, и занимательно бы вышло; да хорошую
идею жаль портить. Эта из любимых. А к сроку непременно надо в
журнал. Я даже думаю бросить роман и придумать повесть поскорее, так, что-нибудь легонькое и грациозное и отнюдь без мрачного направления… Это уж отнюдь… Все должны веселиться и радоваться!..
Правильна или неправильна
идея, полезно или вредно направление, которому служит данный
журнал (по-нашему, «газета»), это — вопрос особый; но несомненно, что
идея и направление — существуют, что они высказываются в каждой строке
журнала, не смешиваясь ни с какими другими
идеями и направлениями.
Здесь постоянно составлялись собрания и митинги овэнистов, здесь издавалось несколько
журналов, старавшихся проводить его
идеи.
На такое дело он ни на минуту не призадумался бы ухлопать все свое состояньишко. Но Фрумкин, хотя и очень сочувствовал такой
идее, однако же находил, что сначала практичнее было бы устроить дело книжной торговли с общественной читальней, которая могла служить общим центром для людей своего кружка, а при книжной торговле можно сперва, в виде подготовительного опыта, заняться изданием отдельных хороших книжек, преимущественно по части переводов, а потом уже приступить и к
журналу.
Князю необыкновенно улыбнулась
идея — самому быть редактором и печатать в своем
журнале все свои произведения.
Князь и от этой
идеи остался в восторге, а так как ее поддерживал и Лука Благоприобретов, то ей и суждено было осуществиться ранее
журнала.
В России
идеи неокантианства активно пропагандировала и развивала группа философов, издателей
журнала «Логос» (Б. В. Яковенко, Ф. А. Степун, С. И. Гессен и др.).], Фихте, Гегель, Гартман; Геккель, Фейербах, К. Маркс, Чемберлен — все эти столь далеко расходящиеся между собою струи германства в «имманентизме», однако, имеют общую религиозную основу.
К Теркину он быстро стал привязываться. Не очень он долюбливал нынешних „самодельных людей“, выскочивших из простого звания, считал многим хуже самых плохих господ, любил прилагать к ним разные прозвания, вычитанные в
журналах и газетах. Но этот хоть и делец, он ему верит: они с ним схожи в мыслях и мечтаниях. Этому дороги родная земля, Волга, лес; в компании, где он главный воротила, есть
идея.
Опять — несколько шагов назад, но тот эмигрант, о котором сейчас пойдет речь, соединяет в своем лице несколько полос моей жизни и столько же периодов русского литературного и общественного движения. Он так и умер эмигрантом, хотя никогда не был ни опасным бунтарем, ни вожаком партии, ни ярым проповедником «разрывных»
идей или издателем
журнала с громкой репутацией.
И позднее, когда оба
журнала — и «Время» и «Эпоха» — прекратились и началось печатание «Преступления и наказания», он продолжал быть любимым романистом, сильно волновал ту самую молодежь,
идеям которой он нимало не сочувствовал.
Но в последние три года, к 1858 году, меня, дерптского студента, стало все сильнее забирать стремление не к научной, а к литературной работе. Пробуждение нашего общества, новые
журналы, приподнятый интерес к художественному изображению русской жизни, наплыв освобождающих
идей во всех смыслах пробудили нечто более трепетное и теплое, чем чистая или прикладная наука.
Имей я больше удачи, наложи я руку с самого начала на критика или публициста с темпераментом и смелыми
идеями (каким, например, был Писарев),
журнал сразу получил бы другой ход.
Влияние Огарева на общественные
идеи Герцена все возрастало в этот лондонский период их совместной жизни. То, что в Герцене сидело с молодых лет народнического, — преклонение перед крестьянской общиной и круговой порукой, — получило при участии Огарева в"Колоколе"характер целой доктрины, и не будь Огарев так дорог своему другу, вряд ли бы тот помещал в своем
журнале многое, что появлялось там с согласия и одобрения главного издателя.
Он продолжал много работать и как теоретик, по истории
идей и эволюции общества, брал на себя обширные труды, переводные и оригинальные; писал постоянно и в русские
журналы анонимно, и под псевдонимами.