«Народных заседаний проба в палатах Аглицкого клоба». Может быть, Пушкин намекает здесь на политические прения в Английском клубе. Слишком близок ему был П. Я. Чаадаев, проводивший ежедневно вечера в Английском клубе, холостяк, не
игравший в карты, а собиравший около себя в «говорильне» кружок людей, смело обсуждавших тогда политику и внутренние дела. Некоторые черты Чаадаева Пушкин придал своему Онегину в описании его холостой жизни и обстановки…
Пожав руки с знакомыми, Козельцов присоединился к шумной группе офицеров,
игравших в карты, между которыми было больше всего его товарищей.
Юлия Владимировна сжалилась и с кислою миною уселась за фортепьяно. С первым же ее аккордом все гости, игравшие и не
игравшие в карты, вышли в залу, а потом со второго куплета (она пела: «Что ты, ветка бедная… « [«Что ты, ветка бедная…» — романс на слова И.П.Мятлева (1796—1844).]) многие начали погружаться в приятную меланхолию.
Неточные совпадения
Мы видели много вблизи и вдали
игравших китов, стаи птиц, которым указано по
карте сидеть
в таком-то градусе широты и долготы, и они
в самом деле сидели там: все альбатросы, чайки и другие морские птицы с лежащих
в 77˚ восточной долготы пустых, каменистых островков — Амстердама и Св. Павла.
Лиза молчала, прислонившись к окну; Лаврецкий молчал тоже; Марфа Тимофеевна,
игравшая в уголке
в карты с своей приятельницей, ворчала себе что-то под нос.
К счастию, ее мать,
игравшая в это время
в карты, захотела посмотреть, что дочь выиграла, и, увидав, что именно, вырвала книгу из рук дочери и почти кинула ее
в лицо Николя.
Он просто не знал, как ему быть, куда деть руки, ноги и всю фигуру свою; наконец подсел он к
игравшим, смотрел
в карты, засматривал тому и другому
в лица и чрез несколько времени начал зевать, чувствовать, что скучно, тем более что уж давно наступило то время,
в которое он, по обыкновению, ложился спать.
В один из таких вечеров,
в кабинете моем, находившемся
в мезонине, играл я
в карты в четверной бостон, а человека три не
игравших сидели около стола.
И
в закономерности этой заключалась жизнь
карт, особая от жизни
игравших в них людей.
Только шуршали крахмальные юбки горничной да неслышно скользили из рук игроков атласные
карты и жили своей таинственной и молчаливой жизнью, особой от жизни
игравших в них людей.
Рябович, никогда не
игравший ни во что, кроме
карт, стоял возле бильярда и равнодушно глядел на игроков, а они,
в расстегнутых сюртуках, с киями
в руках, шагали, каламбурили и выкрикивали непонятные слова. Игроки не замечали его, и только изредка кто-нибудь из них, толкнув его локтем или зацепив нечаянно кием, оборачивался и говорил: «Pardon!» Первая партия еще не кончилась, а уж он соскучился, и ему стало казаться, что он лишний и мешает… Его потянуло обратно
в залу, и он вышел.