Неточные совпадения
На радости целуются,
Друг дружке обещаются
Вперед не драться
зря,
А с толком дело спорное
По разуму, по-божески,
На чести повести —
В домишки не ворочаться,
Не видеться ни с женами,
Ни с малыми ребятами,
Ни с стариками старыми,
Покуда делу спорному
Решенья не найдут,
Покуда не доведают
Как ни
на есть доподлинно:
Кому живется счастливо,
Вольготно
на Руси?
До первых чисел июля все шло самым лучшим образом. Перепадали дожди, и притом такие тихие, теплые и благовременные, что все растущее с неимоверною быстротой поднималось в росте, наливалось и
зрело, словно волшебством двинутое из недр земли. Но потом началась жара и сухмень, что также было весьма благоприятно, потому что наступала рабочая пора. Граждане радовались, надеялись
на обильный урожай и спешили с работами.
Несмотря
на то что он не присутствовал
на собраниях лично, он зорко следил за всем, что там происходило. Скакание, кружение, чтение статей Страхова — ничто не укрылось от его проницательности. Но он ни словом, ни делом не выразил ни порицания, ни одобрения всем этим действиям, а хладнокровно выжидал, покуда нарыв
созреет. И вот эта вожделенная минута наконец наступила: ему попался в руки экземпляр сочиненной Грустиловым книги:"О восхищениях благочестивой души"…
Последствия этих заблуждений сказались очень скоро. Уже в 1815 году в Глупове был чувствительный недород, а в следующем году не родилось совсем ничего, потому что обыватели, развращенные постоянной гульбой, до того понадеялись
на свое счастие, что, не вспахав земли,
зря разбросали зерно по целине.
И он стал прислушиваться, приглядываться и к концу зимы высмотрел место очень хорошее и повел
на него атаку, сначала из Москвы, через теток, дядей, приятелей, а потом, когда дело
созрело, весной сам поехал в Петербург.
Видит теперь все ясно текущее поколение, дивится заблужденьям, смеется над неразумием своих предков, не
зря, что небесным огнем исчерчена сия летопись, что кричит в ней каждая буква, что отвсюду устремлен пронзительный перст
на него же,
на него,
на текущее поколение; но смеется текущее поколение и самонадеянно, гордо начинает ряд новых заблуждений, над которыми также потом посмеются потомки.
Но не таков удел, и другая судьба писателя, дерзнувшего вызвать наружу все, что ежеминутно пред очами и чего не
зрят равнодушные очи, — всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога, и крепкою силою неумолимого резца дерзнувшего выставить их выпукло и ярко
на всенародные очи!
Приятно дерзкой эпиграммой
Взбесить оплошного врага;
Приятно
зреть, как он, упрямо
Склонив бодливые рога,
Невольно в зеркало глядится
И узнавать себя стыдится;
Приятней, если он, друзья,
Завоет сдуру: это я!
Еще приятнее в молчанье
Ему готовить честный гроб
И тихо целить в бледный лоб
На благородном расстоянье;
Но отослать его к отцам
Едва ль приятно будет вам.
И там же надписью печальной
Отца и матери, в слезах,
Почтил он прах патриархальный…
Увы!
на жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле провиденья,
Восходят,
зреют и падут;
Другие им вослед идут…
Так наше ветреное племя
Растет, волнуется, кипит
И к гробу прадедов теснит.
Придет, придет и наше время,
И наши внуки в добрый час
Из мира вытеснят и нас!
Любви все возрасты покорны;
Но юным, девственным сердцам
Ее порывы благотворны,
Как бури вешние полям:
В дожде страстей они свежеют,
И обновляются, и
зреют —
И жизнь могущая дает
И пышный цвет, и сладкий плод.
Но в возраст поздний и бесплодный,
На повороте наших лет,
Печален страсти мертвой след:
Так бури осени холодной
В болото обращают луг
И обнажают лес вокруг.
Мои богини! что вы? где вы?
Внемлите мой печальный глас:
Всё те же ль вы? другие ль девы,
Сменив, не заменили вас?
Услышу ль вновь я ваши хоры?
Узрю ли русской Терпсихоры
Душой исполненный полет?
Иль взор унылый не найдет
Знакомых лиц
на сцене скучной,
И, устремив
на чуждый свет
Разочарованный лорнет,
Веселья зритель равнодушный,
Безмолвно буду я зевать
И о былом воспоминать?
Евфросинья Потаповна. Да не об ученье peчь, а много очень добра изводят. Кабы свой материал, домашний, деревенский, так я бы слова не сказала, а то купленный, дорогой, так его и жалко. Помилуйте, требует сахару, ванилю, рыбьего клею; а ваниль этот дорогой, а рыбий клей еще дороже. Ну и положил бы чуточку для духу, а он валит
зря: сердце-то и мрет,
на него глядя.
— Вот ей бы пристало заняться такими забавами, а то
зря возится с «взыскующими града»: жулики и пакостники они у нее. Одна сестра оказалась экономкой из дома терпимости и ходила
на собрания, чтобы с девицами знакомиться. Ну, до свидания, запираю лавочку!
— Фабричные, мастеровые, кто наделы сохранил, теперь продают их, — ломают деревню, как гнилое дерево! Продают землю как-то
зря. Сосед мой, ткач, продал полторы десятины за четыреста восемьдесят целковых, сына обездолил, парень
на крахмальный завод нанялся. А печник из села, против нас, за одну десятину взял четыреста…
— Он нам замечательно рассказывал, прямо — лекции читал о том, сколько сорных трав
зря сосет землю, сколько дешевого дерева, ольхи, ветлы, осины, растет бесполезно для нас. Это, говорит, все паразиты, и надобно их истребить с корнем. Дескать, там, где растет репей, конский щавель, крапива, там подсолнухи и всякая овощь может расти, а
на месте дерева, которое даже для топлива — плохо, надо сажать поделочное, ценное — дуб, липу, клен. Произрастание, говорит, паразитов неразумно допускать, неэкономично.
— Ерунду плетешь, пан.
На сей год число столыпинских помещиков сократилось до трехсот сорока двух тысяч! Сократилось потому, что сильные мужики скупают землю слабых и организуются действительно крупные помещики, это — раз! А во-вторых: начались боевые выступления бедноты против отрубников, хутора — жгут! Это надобно знать, почтенные.
Зря кричите. Лучше — выпейте! Провидение божие не каждый день посылает нам бенедиктин.
Он вдруг остановился среди комнаты, скрестив руки
на груди, сосредоточенно прислушиваясь, как в нем
зреет утешительная догадка: все, что говорит Нехаева, могло бы служить для него хорошим оружием самозащиты. Все это очень твердо противостоит «кутузовщине». Социальные вопросы ничтожны рядом с трагедией индивидуального бытия.
— Я — не
зря говорю. Я — человек любопытствующий. Соткнувшись с каким-нибудь ближним из простецов, но беспокойного взгляда
на жизнь, я даю ему два-три толчка в направлении, сыну моему любезном, марксистском. И всегда оказывается, что основные начала учения сего у простеца-то как бы уже где-то под кожей имеются.
— Чего это? Водой облить? Никак нельзя. Пуля в лед ударит, — ледом будет бить! Это мне известно.
На горе святого Николая, когда мы Шипку защищали, турки делали много нам вреда ледом. Постой! Зачем бочку
зря кладешь? В нее надо набить всякой дряни. Лаврушка, беги сюда!
— Я — извинился, сказал уже, что сделано это мною безотчетно, от скуки, что ли! Ты испугана своей неосторожностью и злишься
на меня
зря.
Взгляд ее не следил за ним, как прежде. Она смотрела
на него, как будто давно знала, изучила его, наконец, как будто он ей ничего, все равно как барон, — словом, он точно не видал ее с год, и она
на год
созрела.
— А где немцы сору возьмут, — вдруг возразил Захар. — Вы поглядите-ка, как они живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит
на сына, а с сына опять
на отца.
На жене и дочерях платьишки коротенькие: всё поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкапах лежала по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за зиму… У них и корка
зря не валяется: наделают сухариков да с пивом и выпьют!
Не все резв, однако ж, ребенок: он иногда вдруг присмиреет, сидя подле няни, и смотрит
на все так пристально. Детский ум его наблюдает все совершающиеся перед ним явления; они западают глубоко в душу его, потом растут и
зреют вместе с ним.
— С летами придет и ум, будут заботы — и
созреют, — договорила Марья Егоровна. — Оба они росли у нас
на глазах: где им было занимать мудрости, ведь не жили совсем!
Яков с Кузьмой провели утро в слободе, под гостеприимным кровом кабака. Когда они выходили из кабака, то Кузьма принимал чрезвычайно деловое выражение лица, и чем ближе подходил к дому, тем строже и внимательнее смотрел вокруг, нет ли беспорядка какого-нибудь, не валяется ли что-нибудь лишнее,
зря, около дома, трогал замок у ворот, цел ли он. А Яков все искал по сторонам глазами, не покажется ли церковный крест вдалеке, чтоб помолиться
на него.
Но я не слушал, я ставил
зря и уже не
на zero. Я поставил целую пачку радужных
на восемнадцать первых.
Все кажется, что среди тишины
зреет в природе дума, огненные глаза сверкают сверху так выразительно и умно, внезапный, тихий всплеск воды как будто промолвился ответом
на чей-то вопрос; все кажется, что среди тишины и живой, теплой мглы раздастся какой-нибудь таинственный и торжественный голос.
Китоловы не упустят случая ходить по портам, тем более что японцы, не желая допускать ничего похожего
на торговлю, по крайней мере теперь, пока
зрело не обдумают и не решат этот вопрос между собою, не хотят и слушать о плате за дрова, провизию и доставку воды.
Необозрим он, правда:
зришь его не больше как миль
на шесть вокруг, а там спускается
на него горизонт в виде довольно грязной занавески.
И вот наступил момент, когда германский дух
созрел и внутренне приготовился, когда германская мысль и воля должны направиться
на внешний мир,
на его организацию и упорядочивание,
на весь мир, который германцу представлялся беспорядочным и хаотическим.
Но предрекаю, что в ту даже самую минуту, когда вы будете с ужасом смотреть
на то, что, несмотря
на все ваши усилия, вы не только не подвинулись к цели, но даже как бы от нее удалились, — в ту самую минуту, предрекаю вам это, вы вдруг и достигнете цели и
узрите ясно над собою чудодейственную силу Господа, вас все время любившего и все время таинственно руководившего.
Его встречают одними циническими насмешками, подозрительностью и крючкотворством из-за спорных денег; он слышит лишь разговоры и житейские правила, от которых воротит сердце, ежедневно „за коньячком“, и, наконец,
зрит отца, отбивающего у него, у сына,
на его же сыновние деньги, любовницу, — о господа присяжные, это отвратительно и жестоко!
Ибо
зрит ясно и говорит себе уже сам: «Ныне уже знание имею и хоть возжаждал любить, но уже подвига не будет в любви моей, не будет и жертвы, ибо кончена жизнь земная и не придет Авраам хоть каплею воды живой (то есть вновь даром земной жизни, прежней и деятельной) прохладить пламень жажды любви духовной, которою пламенею теперь,
на земле ее пренебрегши; нет уже жизни, и времени более не будет!
Плод полей и грозды сладки
Не блистают
на пирах;
Лишь дымятся тел остатки
На кровавых алтарях.
И куда печальным оком
Там Церера ни глядит —
В унижении глубоком
Человека всюду
зрит!
Да и многое из самых сильных чувств и движений природы нашей мы пока
на земле не можем постичь, не соблазняйся и сим и не думай, что сие в чем-либо может тебе служить оправданием, ибо спросит с тебя судия вечный то, что ты мог постичь, а не то, чего не мог, сам убедишься в том, ибо тогда все
узришь правильно и спорить уже не станешь.
Я молчу, да и рад в душе, ибо
узрел несомненную милость Божию к восставшему
на себя и казнившему себя.
— Больше тысячи пошло
на них, Митрий Федорович, — твердо опроверг Трифон Борисович, — бросали
зря, а они подымали. Народ-то ведь этот вор и мошенник, конокрады они, угнали их отселева, а то они сами, может, показали бы, скольким от вас поживились. Сам я в руках у вас тогда сумму видел — считать не считал, вы мне не давали, это справедливо, а
на глаз, помню, многим больше было, чем полторы тысячи… Куды полторы! Видывали и мы деньги, могим судить…
Слишком помнили, как он недели три-четыре назад забрал точно так же разом всякого товару и вин
на несколько сот рублей чистыми деньгами (в кредит-то бы ему ничего, конечно, не поверили), помнили, что так же, как и теперь, в руках его торчала целая пачка радужных и он разбрасывал их
зря, не торгуясь, не соображая и не желая соображать,
на что ему столько товару, вина и проч.?
Хотя желуди и
созревают, но сами не спадают
на землю, а их сбивают сильные осенние ветры.
Вследствие того что весна здесь наступает поздно, староверы пашут только в мае, а косят в августе. Та к как лето туманное и холодное, то хлеба
созревают тоже поздно. Уборка их производится в конце сентября, а иногда затягивается и до половины октября. Все овощи, в особенности картофель, растут хорошо; не
созревают только дыни и арбузы. Период цветения растений и созревания плодов по сравнению с бассейном Уссури,
на одной и той же широте, отстает почти
на целый месяц.
Тотчас у меня в голове
созрел новый план: я решил подняться по реке Кусун до Сихотэ-Алиня и выйти
на Бикин. Продовольствие, инструменты, теплая одежда, обувь, снаряжение и патроны — все это было теперь с нами.
В телеге перед нами не то сидело, не то лежало человек шесть в рубахах, в армяках нараспашку; у двоих
на головах не было шапок; большие ноги в сапогах болтались, свесившись через грядку, руки поднимались, падали
зря… тела тряслись…
Казалось, в нем
созревало какое-то решение, которое его самого смущало, но к которому он постепенно привыкал; одна и та же мысль неотступно и безостановочно надвигалась все ближе и ближе, один и тот же образ рисовался все яснее и яснее впереди, а в сердце, под раскаляющим напором тяжелого хмеля, раздражение злобы уже сменялось чувством зверства, и зловещая усмешка появлялась
на губах…
Тут только мы заметили, что к лежбищу ни с какой стороны подойти было нельзя. Справа и слева оно замыкалось выдающимися в море уступами, а со стороны суши были отвесные обрывы 50 м высотой. К сивучам можно было только подъехать
на лодке. Убитого сивуча взять с собой мы не могли; значит, убили бы его
зря и бросили бы
на месте.
Когда мы окончили осмотр пещер, наступил уже вечер. В фанзе Че Фана зажгли огонь. Я хотел было ночевать
на улице, но побоялся дождя. Че Фан отвел мне место у себя
на кане. Мы долго с ним разговаривали.
На мои вопросы он отвечал охотно,
зря не болтал, говорил искренно. Из этого разговора я вынес впечатление, что он действительно хороший, добрый человек, и решил по возвращении в Хабаровск хлопотать о награждении его чем-нибудь за ту широкую помощь, какую он в свое время оказывал русским переселенцам.
— И вот теперь все кончено! — начал я снова. — Все. Теперь нам должно расстаться. — Я украдкой взглянул
на Асю… лицо ее быстро краснело. Ей, я это чувствовал, и стыдно становилось и страшно. Я сам ходил и говорил, как в лихорадке. — Вы не дали развиться чувству, которое начинало
созревать, вы сами разорвали нашу связь, вы не имели ко мне доверия, вы усомнились во мне…
— И куда они запропастились! — роптала матушка. — Вот говорили: в Москве женихи! женихи в Москве! а
на поверку выходит пшик — только и всего. Целую прорву деньжищ
зря разбросали, лошадей, ездивши по магазинам, измучили, и хоть бы те один!
Но Марья Маревна пуще всего боялась, чтобы из сына не выработался заурядный приживалец, а сверх того, у нее уж
созрел насчет обоих детей особенный план, так что она ни
на какие упрашивания не сдавалась.
Сбор кончился. Несколько лотков и горшков нагружено верхом румяными, сочными и ароматическими плодами. Процессия из пяти человек возвращается восвояси, и у каждого под мышками и
на голове драгоценная ноша. Но Анна Павловна не спешит; она заглядывает и в малинник, и в гряды клубники, и в смородину. Все уже
созревает, а клубника даже к концу приходит.
— Как сказать, сударыня… как будем кормить… Ежели
зря будем скотине корм бросать — мало будет, а ежели с расчетом, так достанет. Коровам-то можно и яровой соломки подавывать, благо нынче урожай
на овес хорош. Упреждал я вас в ту пору с пустошами погодить, не все в кортому сдавать…