Неточные совпадения
Матюшка опять молчал, а у Родиона Потапыча блестели слезы на глазах. Это было его последнее
золото… Выломав несколько кусков получше, старик велел забойщикам подняться наверх, а западню в
шахту запер на замок собственноручно… Оно меньше греха.
— Ужо будет летом гостей привозить на Рублиху — только его и дела, — ворчал старик, ревновавший свою
шахту к каждому постороннему глазу. — У другого такой глаз, что его и близко-то к
шахте нельзя пущать… Не больно-то любит жильное
золото, когда зря лезут в
шахту…
Кишкин достал берестяную тавлинку, сделал жестокую понюшку и еще раз оглядел
шахты. Ах, много тут денежек компания закопала — тысяч триста, а то и побольше. Тепленькое местечко досталось: за триста-то тысяч и десяти фунтов
золота со всех
шахт не взяли. Да, веселенькая игрушка, нечего сказать… Впрочем, у денег глаз нет: закапывай, если лишних много.
Родион Потапыч любил разговаривать с Оксей и даже советовался с ней относительно «рассечек» в
шахте, потому что у Окси была легкая рука на
золото.
Приехал любоваться Рублихой и сам горный секретарь Илья Федотыч. Спустился в
шахту, отломил на память кусок кварцу с
золотом и милостиво потрепал старого штейгера по плечу.
— Разве так работают… — говорил Карачунский, сидя с Родионом Потапычем на одном обрубке дерева. — Нужно было заложить пять таких
шахт и всю гору изрыть — вот это разведка. Тогда уж
золото не ушло бы у нас…
Положим, все знали, что Окся — родная внучка Родиону Потапычу и что в пребывании ее здесь нет ничего зазорного, но все-таки вдруг баба на
шахте, — какое уж тут
золото.
— Ничего я не знаю, Степан Романыч… Вот хоша и сейчас взять: я и на
шахтах, я и на Фотьянке, а конторское дело опричь меня делается. Работы были такие же и раньше, как сейчас. Все одно… А потом путал еще меня Кишкин вольными работами в Кедровской даче. Обложат, грит, ваши промысла приисками, будут скупать ваше
золото, а запишут в свои книги. Это-то он резонно говорит, Степан Романыч. Греха не оберешься.
— А если возьму свидетельство на разведки
золота да потом и заявлю эту
шахту? — говорил Гордей Евстратыч, когда был в последний раз у Маркушки.
Ставили начерно приисковую контору и теплый корпус для промывки
золота; тут же устраивалась дробильная машина с конным приводом, и
золотая дудка превращалась в настоящую
шахту.
Били две новых
шахты, потому что в старой
золото уже «пообилось» и только шло богатыми гнездами там, где отдельные жилы золотоносного кварца выклинивались, то есть сходились в одну.
И ведь как просто дело все: искал
золото Вукол Логиныч около одной деревни, да
шахту и не завалил, а у одного мужика корова в
шахту и свались.
Маркушка, добывая
золото, сделал небольшой забой, то есть боковую
шахту; но, очевидно, работа здесь шла только между прочим, тайком от других старателей, с одним кайлом в руках, как мыши выгрызают в погребах ковриги хлеба.