Неточные совпадения
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись
знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской
природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему
знать о числе их: «Кто их
знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
Но слова
о ничтожестве человека пред грозной силой
природы, пред законом смерти не портили настроение Самгина, он
знал, что эти слова меньше всего мешают жить их авторам, если авторы физически здоровы. Он
знал, что Артур Шопенгауэр, прожив 72 года и доказав, что пессимизм есть основа религиозного настроения, умер в счастливом убеждении, что его не очень веселая философия
о мире, как «призраке мозга», является «лучшим созданием XIX века».
— Так вот — провел недель пять на лоне
природы. «Лес да поляны, безлюдье кругом» и так далее. Вышел на поляну, на пожог, а из ельника лезет Туробоев. Ружье под мышкой, как и у меня. Спрашивает: «Кажется, знакомы?» — «Ух, говорю, еще как знакомы!» Хотелось всадить в морду ему заряд дроби. Но — запнулся за какое-то но. Культурный человек все-таки, и
знаю, что существует «Уложение
о наказаниях уголовных». И
знал, что с Алиной у него — не вышло. Ну, думаю, черт с тобой!
— Говоря
о себе, не ставьте себя наряду со мной, кузина: я урод, я… я… не
знаю, что я такое, и никто этого не
знает. Я больной, ненормальный человек, и притом я отжил, испортил, исказил… или нет, не понял своей жизни. Но вы цельны, определенны, ваша судьба так ясна, и между тем я мучаюсь за вас. Меня терзает, что даром уходит жизнь, как река, текущая в пустыне… А то ли суждено вам
природой? Посмотрите на себя…
Кто учил этих детей
природы строить? невольно спросишь себя: здесь никто не был; каких-нибудь сорок лет назад
узнали о их существовании и в первый раз заглянули к ним люди, умеющие строить такие мосты; сами они нигде не были.
—
О, совершенно в
природе! — согласился дядюшка, поглаживая свое круглое и пухлое, как у танцовщицы, коленко. — Я
знал одну очень почтенную даму, которая…
Мы разговаривали: говорили
о небе,
о луне,
о звездах. Мне интересно было
узнать, как объясняет все небесные явления человек, проведший всю жизнь среди
природы, ум которого не был заполнен книжными аксиомами.
— Не исповедуйтесь, Серж, — говорит Алексей Петрович, — мы
знаем вашу историю; заботы об излишнем, мысли
о ненужном, — вот почва, на которой вы выросли; эта почва фантастическая. Потому, посмотрите вы на себя: вы от
природы человек и не глупый, и очень хороший, быть может, не хуже и не глупее нас, а к чему же вы пригодны, на что вы полезны?
Дети ничего не
знают о качествах экспериментов, которые над ними совершаются, — такова общая формула детского существования. Они не выработали ничего своего,что могло бы дать отпор попыткам извратить их
природу. Колея, по которой им предстоит идти, проложена произвольно и всего чаще представляет собой дело случая.
Наука говорит правду
о «
природе», верно открывает «закономерность» в ней, но она ничего не
знает и не может
знать о происхождении самого порядка
природы,
о сущности бытия и той трагедии, которая происходит в глубинах бытия, это уже в ведении не патологии, а физиологии — учения
о здоровой сущности мира, в ведении метафизики, мистики и религии.
Ведь закономерность действия сил
природы ничего не говорит
о невозможности существования иных сил и ничего не
знает о том, что произойдет, когда иные силы войдут в наш мир.
Понятия
о вещах были в них равные, правила жизни
знали они равно, но остроту разума и движения сердца
природа в них насадила различно.
Природа устала с собой воевать —
День ясный, морозный и тихий.
Снега под Нерчинском явились опять,
В санях покатили мы лихо…
О ссыльных рассказывал русский ямщик
(Он
знал по фамилии даже):
«На этих конях я возил их в рудник,
Да только в другом экипаже.
Должно быть, дорога легка им была:
Шутили, смешили друг дружку;
На завтрак ватрушку мне мать испекла,
Так я подарил им ватрушку,
Двугривенный дали — я брать не хотел:
— «Возьми, паренек, пригодится...
Я
знал, что он иногда скорбел
о своих промахах, обличал их в близких наших откровенных беседах, но, видно, не пришла еще пора кипучей его
природе угомониться.
—
О, и они были правы — тысячу раз правы. У них только одна ошибка: позже они уверовали, что они есть последнее число — какого нет в
природе, нет. Их ошибка — ошибка Галилея: он был прав, что земля движется вокруг солнца, но он не
знал, что вся солнечная система движется еще вокруг какого-то центра, он не
знал, что настоящая, не относительная, орбита земли — вовсе не наивный круг…
Если бы старый протопоп это
знал, то такая роль для него была бы самым большим оскорблением, но он, разумеется, и на мысль не набредал
о том, чтό для него готовится, и разъезжал себе на своих бурках из села в село, от храма к храму; проходил многие версты по лесам; отдыхал в лугах и на рубежах нив и укреплялся духом в лоне матери-природы.
Я не
знаю в точности всех путей и средств, которыми достигла Александра Петровна своего торжества, и потому не стану говорить
о них; не стану также распространяться
о том, каким жестокостям и мучениям подвергалась несчастная сирота, одаренная от
природы чувствительною, сильною и непокорною душою; тут не были забыты самые унизительные наказания, даже побои за небывалые вины.
Природу я любил нежно, любил и поле, и луга, и огороды, но мужик, поднимающий сохой землю, понукающий свою жалкую лошадь, оборванный, мокрый, с вытянутою шеей, был для меня выражением грубой, дикой, некрасивой силы, и, глядя на его неуклюжие движения, я всякий раз невольно начинал думать
о давно прошедшей, легендарной жизни, когда люди не
знали еще употребления огня.
Я засмеялся. Тит был мнителен и боялся мертвецов. Я «по младости» не имел еще настоящего понятия
о смерти… Я
знал, что это закон
природы, но внутренно, по чувству считал себя еще бессмертным. Кроме того, мой «трезвый образ мыслей» ставил меня выше суеверного страха. Я быстро бросил окурок папиросы, зажег свечку и стал одеваться.
Бледные девы Севера не поверят этому; они не
знают этого ада страстей, привыкнувшие к своим мечтам
о духовном,
о небе, то есть не
о настоящем небе, а
о том, которое они создали себе для бегства от скупой и туманной
природы.
О мечты!
о волшебная власть
Возвышающей душу
природы!
Пламя юности, мужество, страсть
И великое чувство свободы —
Всё в душе угнетенной моей
Пробудилось… но где же ты, сила?
Я проснулся ребенка слабей.
Знаю: день проваляюсь уныло,
Ночью буду микстуру глотать,
И пугать меня будет могила,
Где лежит моя бедная мать.
Желая сколько-нибудь пособить объяснению некоторых малопонятных слов, выражений и названий в книге: «Урядник сокольничья пути», относящихся к соколиной охоте с хищными птицами, ныне приходящей в совершенное забвение, [Я не называю соколиной охотой травлю уток соколами, до сих пор продолжающуюся у башкирцев Оренбургской губернии; они портят высокую
природу сокола, приучая его, не забираясь вверх, ловить уток почти в угон, по-ястребиному.] я предлагаю мои примечания на вышесказанную книгу и расскажу все, что
знаю о соколиной охоте понаслышке от старых охотников и — как самовидец.
Сократ не имел столь обычной слабости толковать в своих беседах
о всем существующем, отыскивать происхождение того, что софисты называют
природой, и восходить до основных причин, от которых произошли небесные тела. Неужели, — говорил он, — люди считают, что постигли всё то, что важно человеку
знать, если занимаются тем, что так мало касается человека?
Хранитель милых чувств и прошлых наслаждений,
О ты, певцу дубрав давно знакомый гений,
Воспоминание, рисуй передо мной
Волшебные места, где я живу душой,
Леса, где я любил, где чувство развивалось,
Где с первой юностью младенчество сливалось
И где, взлелеянный
природой и мечтой,
Я
знал поэзию, веселость и покой…
Что вы
знаете или мните
о природе вещей, лежит далеко в стороне от области религии: воспринимать в нашу жизнь и вдохновляться в этих воздействиях (вселенной) и в том, что они пробуждают в нас, всем единичным не обособленно, а в связи с целым, всем ограниченным не в его противоположности иному, а как символом бесконечного — вот что есть религия; а что хочет выйти за эти пределы и, напр., глубже проникнуть в
природу и субстанцию вещей, есть уже не религия, а некоторым образом стремится быть наукой…
— Она не женщина, а девица…
О женихах, небось, мечтает, чёртова кукла. И пахнет от нее какою-то гнилью… Возненавидел, брат, ее! Видеть равнодушно не могу! Как взглянет на меня своими глазищами, так меня и покоробит всего, словно я локтем
о перила ударился. Тоже любит рыбу ловить. Погляди: ловит и священнодействует! С презрением на всё смотрит… Стоит, каналья, и сознает, что она человек и что, стало быть, она царь
природы. А
знаешь, как ее зовут? Уилька Чарльзовна Тфайс! Тьфу!.. и не выговоришь!
О лицах, превратно истолковывающих оное явление
природы, если таковые окажутся (на что я, впрочем,
зная здравомыслие обывателей, не надеюсь), прошу доносить мне.
Кто
знает, что жизнь бесцельна и смерть неизбежна, тот очень равнодушен к борьбе с
природой и к понятию
о грехе: борись или не борись — всё равно умрешь и сгниешь…
— Нет, я совсем не об этих аргументах. Таким похвальбам я даю так же мало значения, как вашим страхам; а я просто говорю
о природе вещей, как видел и как
знаю, что бывает при встрече немецкого железа с русским тестом.
— Я всё про барыньку думаю, про вдовушку, — сказал он. — Этакая роскошь! Жизнь бы отдал! Глаза, плечи, ножки в лиловых чулочках… огонь баба! Баба — ой-ой! Это сейчас видно! И этакая красота принадлежит чёрт
знает кому — правоведу, прокурору! Этому жилистому дуралею, похожему на англичанина! Не выношу, брат, этих правоведов! Когда ты с ней
о предчувствиях говорил, он лопался от ревности! Что говорить, шикарная женщина! Замечательно шикарная! Чудо
природы!
Она не договорила, не
зная, что делать, бросилась к ногам Волынского, обвила их своими руками, целовала их, рыдала, молила его
о чем-то без слов. Но здесь силы вовсе оставили ее; она не могла выдержать страшной борьбы
природы с желанием сохранить дочери ее почетное место в свете; она не смела назвать себя, цыганку, матерью княжны Лелемико… и в страшных судорогах распростерлась у ног Волынского.
Баба Бубаста простилась с Нефорой и, опираясь на палку, прошла через Ворота Луны и Хептастаду на остров Фаррос, где на северном берегу у пристани Морских Разбойников жили звездочеты — любители всякой мудрости,
о которых говорили, что они
знают тайные науки и могут видеть то, что от прочих обыкновенных людей сокрыто в
природе.
Говоря
о простейших действиях тепла, электричества или атомов, мы не можем сказать, почему происходят эти действия, и говорим, что такова
природа этих явлений, что это их закон. То же самое относится и до исторических явлений. Почему происходит война или революция? мы не
знаем; мы
знаем только, что для совершения того или другого действия, люди складываются в известное соединение и участвуют все; и мы говорим, что такова
природа людей, что это закон.
В тот день, который я описываю, пленипотентов полосатый пес был на своем возвышенном месте и любовался
природою. Я его не заметил или не обратил на него внимания, во-первых, потому, что
знал его, а во-вторых, потому, что как раз в это самое время увидал на противоположном тротуаре Друкарта и сошел, чтобы поговорить с ним
о моих недосугах, мешавших моему участию в спектакле.
Всё, чтò мы
знаем о внешнем мире
природы, есть только известное отношение сил
природы к необходимости, или сущности жизни к законам разума.
Это есть нежелание понять, что такое всякая революция, закрывание глаз на ее
природу, забвение того, что люди раньше
знали о революции.
Мы отлично
знаем все отрицательные и темные стороны средневековья — варварство, грубость, жестокость, насильничество, рабство, невежество в области положительных знаний
о природе и истории, религиозный террор, связанный с ужасом адских мук.