Неточные совпадения
Возвращаясь домой, Левин расспросил все подробности
о болезни Кити и
планах Щербацких, и, хотя ему совестно бы было признаться в этом, то, что он
узнал, было приятно ему. Приятно и потому, что была еще надежда, и еще более приятно потому, что больно было ей, той, которая сделала ему так больно. Но, когда Степан Аркадьич начал говорить
о причинах болезни Кити и упомянул имя Вронского, Левин перебил его.
Теперь он действовал уже решительно и покойно, до мелочи
зная все, что предстоит на чудном пути. Каждое движение — мысль, действие — грели его тонким наслаждением художественной работы. Его
план сложился мгновенно и выпукло. Его понятия
о жизни подверглись тому последнему набегу резца, после которого мрамор спокоен в своем прекрасном сиянии.
— Ах, Илья, Илья! — сказал Штольц. — Нет, я тебя не оставлю так. Через неделю ты не
узнаешь себя. Ужо вечером я сообщу тебе подробный
план о том, что я намерен делать с собой и с тобой, а теперь одевайся. Постой, я встряхну тебя. Захар! — закричал он. — Одеваться Илье Ильичу!
От кого придут деньги — я не справлялся; я
знал, что от Версилова, а так как я день и ночь мечтал тогда, с замиранием сердца и с высокомерными
планами,
о встрече с Версиловым, то
о нем вслух совсем перестал говорить, даже с Марьей Ивановной.
Знаете, я думала
о ваших
планах несколько раз…
Вместе с Дерсу мы выработали такой
план: с реки Фудзина пойти на Ното, подняться до ее истоков, перевалить через Сихотэ-Алинь и по реке Вангоу снова выйти на Тадушу. Дерсу
знал эти места очень хорошо, и потому расспрашивать китайцев
о дороге не было надобности.
— Мало ли я что
знаю, Авдей Никитич…
Знаю, например,
о сегодняшнем вашем совещании,
знаю о том, что Раиса Павловна приготовила для Лаптева лакомую приманку, и т. д. Все это слишком по-детски, чтобы не сказать больше… То есть я говорю
о планах Раисы Павловны.
— Непременно, завтра же! — поспешно проговорил тот. — Одно несчастье, что Карл Павлыч ведет чересчур артистическую жизнь… Притом так занят разными заказами и еще более того замыслами и
планами о новых своих трудах, что я не
знаю, когда он возьмется это сделать!
Еще накануне отъезда я не
знал, уеду или останусь. Вопрос заключался в Аграфене Петровне. Она уже
знала через сестру
о моем намерении и первая одобрила этот
план.
— Что я буду делать? Окончу мою большую статью — вы
знаете —
о трагическом в жизни и в искусстве — я вам третьего дня
план рассказывал — и пришлю ее вам.
— Хорошо, маменька, только выслушайте еще одну… откровенность:
знаете ли, почему я так интересуюсь
о вашем
плане и не доверяю ему? Потому что на себя не надеюсь. Я сказала уже, что решилась на эту низость; но если подробности вашего
плана будут уже слишком отвратительны, слишком грязны, то объявляю вам, что я не выдержу и все брошу.
Знаю, что это новая низость: решиться на подлость и бояться грязи, в которой она плавает, но что делать? Это непременно так будет!..
«Ну и фигура! — думал очень довольный Саша, вспоминая длинные ноги, велосипедную шапочку и круглые наивные глаза нового знакомого, — я ведь предположил, что он не из важных, а он вот какой!» В одном, наиболее осведомленном месте к Колесникову отнеслись резко отрицательно, даже с явной враждебностью, и упомянули
о каком-то чрезвычайно широком, но безумном и даже нелепом
плане, который он предложил комитету; в чем, однако, заключался
план, говоривший не
знал, а может быть, и не хотел говорить.
Таким образом, до открытия впредь новых достоверных сведений
о юности Петра, мы должны считать еще не разрешенным вопрос
о том, задумывал ли Петр сам собою свои великие
планы ранее, чем
узнал Лефорта, даже ранее, чем стал учиться арифметике у Тиммермана (так думает г. Устрялов); или эти
планы появились уже впоследствии времени, при влиянии Лефорта и других иноземцев (как полагал Карамзин)?
Я
знала от Кати и от соседей, что, кроме забот
о старой матери, с которою он жил, кроме своего хозяйства и нашего опекунства, у него были какие-то дворянские дела, за которые ему делали большие неприятности; но как он смотрел на все это, какие были его убеждения,
планы, надежды, я никогда ничего не могла
узнать от него.
Пока мое «я» находилось в моей ярко освещенной голове, где все движется и живет в закономерном порядке, я понимал и
знал себя, размышлял
о своем характере и
планах, и был, как думал, господином.
Он старался казаться человеком, которому наиближайшим и самым доверенным образом известны все высшие
планы, предначертания, намерения и решения, который «все
знает», потому что посвящен во все государственные и политические тайны первейшей важности, но
знает их про себя, и только порою, как бы вскользь и ненароком дает чувствовать, что ему известно и ч т
о он может…
Он объяснил, что не раз встречал русских моряков во время прежних плаваний, нередко приглашал Ашанина к себе на мостик, куда вход пассажирам был воспрещен, болтал там с ним и, между прочим, любезно сообщил разные сведения
о Сайгоне,
о котором Володя не имел ни малейшего понятия, и
знал только по
плану, который показывал ему один пассажир-француз.
— Вы меня не спрашиваете, в чем заключается мой
план, заметьте, несомненный
план приобретения громаднейшего состояния, и я
знаю, почему вы меня
о нем не спрашиваете: вы не спрашиваете не потому, чтоб он вас не интересовал, а потому, что вы
знаете, что я вам его не скажу, то есть не скажу в той полноте, в которой бы мой верный
план, изобретение человека, нуждающегося в двадцати пяти тысячах, сделался вашим
планом, —
планом человека, обладающего всеми средствами, нужными для того, чтобы через полгода, не более как через полгода, владеть состоянием, которым можно удивить Европу.
— Это мы увидим. Я вам не стану нахваливать мой
план, как цыган лошадь: мой верный
план в этом не нуждается, и я не к тому иду теперь. Кроме того, что вы
о нем
знаете из этих слов, я до времени не открою вам ничего и уже, разумеется, не попрошу у вас под мои соображения ни денег, ни кредита, ни поручительства.
— Однако,
знаешь ли: она, значит, все-таки без сравнения лучше этого подлеца, который так расписывает
о беззаконности собственности, — сказал он Горданову, когда тот передал ему весь
план в довольно справедливом изложении.
— Вспомни, старина, что я и сам не
знал, что мне делать с моими деньгами. Мне нужны не деньги, а новая деятельность: ты понимаешь? Магнус же
знает. Мне еще неизвестен его
план, но мне важно то, что сказал мне Магнус: я заставлю вас самого работать, Вандергуд!
О, Магнус великий человек, ты это увидишь, Топпи!
И он уже не с улыбкою, а с ненавистью глядел на жену. Она тоже взглянула на него, и тоже с ненавистью и со злобой. У нее были свои радужные мечты, свои
планы, свои соображения; она отлично понимала,
о чем мечтает ее муж. Она
знала, кто первый протянул бы лапу к ее выигрышу.
Определенного
плана на следующий сезон 1870–1871 годов у меня не было, и я не помню, чтобы я решил еще в Вене, куда я поеду из Берлина на вторую половину лета. Лечиться на водах я еще тогда не сбирался, хотя катар желудка, нажитый в Париже, еще давал
о себе
знать от времени до времени.
Всё, что
знает человек
о внешнем мире, он
знает только потому, что
знает себя и в себе находит три различные отношения к миру: одно отношение своего разумного сознания, другое отношение своего животного и третье отношение вещества, входящего в тело его животного. Он
знает в себе эти три различные отношения и потому всё, что он видит в мире, располагается перед ним всегда в перспективе трех отдельных друг от друга
планов: 1) разумные существа; 2) животныя и растения и 3) неживое вещество.
Татьяна стала оправдываться. Она и сама недоумевала, как мог быть открыт так искусно и осторожно составленный ею
план.
О гаданье
знала только одна княжна.
Она стала думать
о своем замужестве не как
о гадательном
плане ее матери, а как
о чем-то уже решенном и определенном. Ее суженый должен существовать. Ее мать его
знает, она сама избрала его для нее. Какое-то необъяснимое предчувствие, пробуждавшее в ней целый рой неведомых доселе ощущений, подсказывало ей, что он недалеко, что она его увидит, и увидит скоро.
Этим показанием объясняется начало совещаний Бестужева и Апраксина у Чеглоковых,
о которых упоминает Екатерина II в своих воспоминаниях. Вероятно, и Алексей Григорьевич
знал об этих
планах. Ему, как истинно русскому человеку, не раз приходилось внутренне вздыхать ввиду иностранных замашек и вкусов наследника престола.
Встреча с графом застала ее, как мы
знаем, в то время, когда она, только что покинув институтскую скамью, делала первые самые счастливые шаги самостоятельной жизни предаваясь отдыху и удовольствиям, без всяких
планов о будущей жизни, и без малейшего понятия об этой жизни.
У Константина Ионыча насчет воспитания сирот были свои
планы,
о которых он ни с кем не говорил, но которые
знал до малейших деталей.
Когда на другой день после своего вечера, губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой
о своих
планах (сделав оговорку
о том, что хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать
о формальном сватовстве, всё-таки можно свести молодых людей, дать им
узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила
о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании
о княжне, княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.