Неточные совпадения
Я не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и
говорят: «Вон,
говорят, Иван Александрович идет!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень
знаком,
говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Городничий (делая Бобчинскому укорительный
знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись,
говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Хлестаков. С хорошенькими актрисами
знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто
говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» — «Да так, брат, — отвечает, бывало, — так как-то всё…» Большой оригинал.
— Сюда, ваше сиятельство, пожалуйте, здесь не обеспокоят ваше сиятельство, —
говорил особенно липнувший старый, белесый Татарин с широким тазом и расходившимися над ним фалдами фрака. — Пожалуйте, ваше сиятельство, —
говорил он Левину, в
знак почтения к Степану Аркадьичу ухаживая и за его гостем.
— Что же он
говорит? — спросил папа, делая головою
знак, что не хочет
говорить с мельником.
Весь день на крейсере царило некое полупраздничное остолбенение; настроение было неслужебное, сбитое — под
знаком любви, о которой
говорили везде — от салона до машинного трюма; а часовой минного отделения спросил проходящего матроса: «Том, как ты женился?» — «Я поймал ее за юбку, когда она хотела выскочить от меня в окно», — сказал Том и гордо закрутил ус.
— Как! Вы здесь? — начал он с недоумением и таким тоном, как бы век был
знаком, — а мне вчера еще
говорил Разумихин, что вы все не в памяти. Вот странно! А ведь я был у вас…
— Павля все знает, даже больше, чем папа. Бывает, если папа уехал в Москву, Павля с мамой поют тихонькие песни и плачут обе две, и Павля целует мамины руки. Мама очень много плачет, когда выпьет мадеры, больная потому что и злая тоже. Она
говорит: «Бог сделал меня злой». И ей не нравится, что папа
знаком с другими дамами и с твоей мамой; она не любит никаких дам, только Павлю, которая ведь не дама, а солдатова жена.
Затем он сказал, что за девять лет работы в газетах цензура уничтожила у него одиннадцать томов, считая по двадцать печатных листов в томе и по сорок тысяч
знаков в листе. Самгин слышал, что Робинзон
говорит это не с горечью, а с гордостью.
— Человек — удивительно преданный мне. Он, конечно,
знаком с филерами, предупреждал меня, что за мной следят,
говорил и о тебе: подозрительная особа.
Руки его лежали на животе, спрятанные в широкие рукава, но иногда, видимо, по догадке или повинуясь неуловимому
знаку, один из китайцев тихо начинал
говорить с комиссаром отдела, а потом, еще более понизив голос,
говорил Ли Хунг-чангу, преклонив голову, не глядя в лицо его.
—
Знаком я с нею лет семь. Встретился с мужем ее в Лондоне. Это был тоже затейливых качеств мужичок. Не без идеала. Торговал пенькой, а хотелось ему заняться каким-нибудь тонким делом для утешения души. Он был из таких, у которых душа вроде опухоли и — чешется. Все с квакерами и вообще с английскими попами вожжался. Даже и меня в это вовлекли, но мне показалось, что попы английские, кроме портвейна, как раз ничего не понимают, а о боге
говорят — по должности, приличия ради.
— У Тагильского оказалась жена, да — какая! — он закрыл один глаз и протяжно свистнул. — Стиль модерн, ни одного естественного движения,
говорит голосом умирающей. Я попал к ней по объявлению: продаются книги. Книжки, брат, замечательные. Все наши классики, переплеты от Шелля или Шнелля, черт его знает! Семьсот целковых содрала. Я сказал ей, что был
знаком с ее мужем, а она спросила: «Да?» И — больше ни звука о нем, стерва!
Она, накинув на себя меховую кацавейку и накрыв голову косынкой, молча сделала ему
знак идти за собой и повела его в сад. Там, сидя на скамье Веры, она два часа
говорила с ним и потом воротилась, глядя себе под ноги, домой, а он, не зашедши к ней, точно убитый, отправился к себе, велел камердинеру уложиться, послал за почтовыми лошадьми и уехал в свою деревню, куда несколько лет не заглядывал.
Он смущался, уходил и сам не знал, что с ним делается. Перед выходом у всех оказалось что-нибудь: у кого колечко, у кого вышитый кисет, не
говоря о тех
знаках нежности, которые не оставляют следа по себе. Иные удивлялись, кто почувствительнее, ударились в слезы, а большая часть посмеялись над собой и друг над другом.
Старуха перекрестилась, вздохнула и
знаком показала, что не может
говорить, чтобы дали ей пить.
Вот об этом и хотелось бы
поговорить Райскому с ней, допытаться, почему ей этот мир волнений как будто
знаком, отчего она так сознательно, гордо и упрямо отвергает его поклонение.
«Уроки я вам,
говорит, найду непременно, потому что я со многими здесь
знаком и многих влиятельных даже лиц просить могу, так что если даже пожелаете постоянного места, то и то можно иметь в виду… а покамест простите,
говорит, меня за один прямой к вам вопрос: не могу ли я сейчас быть вам чем полезным?
— Я, собственно, не
знаком, — тотчас ответил Васин (и без малейшей той обидной утонченной вежливости, которую берут на себя люди деликатные,
говоря с тотчас же осрамившимся), — но я несколько его знаю; встречался и слушал его.
«Два месяца! Это ужасно!» — в отчаянии возразил я. «Может быть, и полтора», — утешил кто-то. «Ну нет: сей год Лена не станет рано, —
говорили другие, — осень теплая и ранний снежок выпадал — это верный
знак, что зимний путь нескоро установится…»
После этого церемониймейстер пришел и объявил, что его величество сиогун прислал российскому полномочному подарки и просил принять их. В
знак того, что подарки принимаются с уважением, нужно было дотронуться до каждого из них обеими руками. «Вот подарят редкостей! — думали все, — от самого сиогуна!» — «Что подарили?» — спрашивали мы шепотом у Посьета, который ходил в залу за подарками. «Ваты», —
говорит. «Как ваты?» — «Так, ваты шелковой да шелковой материи». — «Что ж, шелковая материя — это хорошо!»
Полномочные сделали
знак, что хотят
говорить, и мгновенно, откуда ни возьмись, подползли к их ногам, из двух разных углов, как два ужа, Эйноске и Кичибе.
Когда захотят похвастаться другом, как хвастаются китайским сервизом или дорогою собольей шубой, то
говорят: «Это истинный друг», даже выставляют цифру XV, XX, XXX-летний друг и таким образом жалуют друг другу
знак отличия и составляют ему очень аккуратный формуляр.
Кроме того, граф Иван Михайлович считал, что чем больше у него будет получения всякого рода денег из казны, и чем больше будет орденов, до алмазных
знаков чего-то включительно, и чем чаще он будет видеться и
говорить с коронованными особами обоих полов, тем будет лучше.
— Epouvantable! [Ужасно!] — сказала она про жару. — Я не переношу этого. Се climat me tue. [Этот климат меня убивает.] — И,
поговорив об ужасах русского климата и пригласив Нехлюдова приехать к ним, она дала
знак носильщикам. — Так непременно приезжайте, — прибавила она, на ходу оборачивая свое длинное лицо к Нехлюдову.
— Мне что… мне все равно, — с гонором
говорил Игорь, отступая в дверях. — Для вас же хлопочу… Вы и то мне два раза каблуком в скулу угадали. Вот и знак-с…
Досифея подала самовар и радостно замычала, когда Привалов заговорил с ней. Объяснив при помощи
знаков, что седой старик с большой бородой сердится, она нахмурила брови и даже погрозила кулаком на половину Василия Назарыча. Марья Степановна весело смеялась и сквозь слезы
говорила...
Митя хоть и знал этого купца в лицо, но
знаком с ним не был и даже ни разу не
говорил с ним.
Уж я и не
говорю про то, как бы мог Смердяков рассчитать это все заранее и все предузнать как по пальцам, то есть что раздраженный и бешеный сын придет единственно для того только, чтобы почтительно заглянуть в окно и, обладая
знаками, отретироваться, оставив ему, Смердякову, всю добычу!
— Какие
знаки? Кому сообщил? Черт тебя побери,
говори яснее!
— Да это же невозможно, господа! — вскричал он совершенно потерявшись, — я… я не входил… я положительно, я с точностью вам
говорю, что дверь была заперта все время, пока я был в саду и когда я убегал из сада. Я только под окном стоял и в окно его видел, и только, только… До последней минуты помню. Да хоть бы и не помнил, то все равно знаю, потому что
знаки только и известны были что мне да Смердякову, да ему, покойнику, а он, без
знаков, никому бы в мире не отворил!
Он просто являлся к вам и
говорил, что ему было нужно, с таким предисловием: «Я хочу быть
знаком с вами; это нужно.
Разговор пальцами и
знаками не есть разговор,
говорить надобно ртом и губами.
Для какого-то непонятного контроля и порядка он приказывал всем сосланным на житье в Пермь являться к себе в десять часов утра по субботам. Он выходил с трубкой и с листом, поверял, все ли налицо, а если кого не было, посылал квартального узнавать о причине, ничего почти ни с кем не
говорил и отпускал. Таким образом, я в его зале перезнакомился со всеми поляками, с которыми он предупреждал, чтоб я не был
знаком.
— Я с «ним» покуда разговаривать буду, —
говорит Митя, — а ты тем временем постереги входы и выходы, и как только я дам
знак — сейчас хлоп!
— Что он тебе
говорил? — спросил один из них, Кроль, с которым я уже был
знаком.
Невеста
говорила теперь уже совсем смело, овладев собой. Она сделала Голяшкину
знак глазами, чтоб он убирался.
Я всего более
знаком с породами большого и малого Дрозда-рябинника и потому,
говоря вообще, буду
говорить собственно о них.
Летят… Из мерзлого окна
Не видно ничего,
Опасный гонит сон она,
Но не прогнать его!
Он волю женщины больной
Мгновенно покорил
И, как волшебник, в край иной
Ее переселил.
Тот край — он ей уже
знаком, —
Как прежде неги полн,
И теплым солнечным лучом
И сладким пеньем волн
Ее приветствовал, как друг…
Куда ни поглядит:
«Да, это — юг! да, это юг!» —
Всё взору
говорит…
И она действительно
говорила серьезно: вся даже покраснела и глаза блистали. Папаша осекся и испугался, но Лизавета Прокофьевна сделала ему
знак из-за Аглаи, и он понял в нем: «Не расспрашивай».
— Как же, братец, —
говорит, — очень коротко с ним
знаком, даже за волоса его драл, только не знаю, как ему в таком несчастном разе помочь; потому что я уже совсем отслужился и полную пуплекцию получил — теперь меня больше не уважают, — а ты беги скорее к коменданту Скобелеву, он в силах и тоже в этой части опытный, он что-нибудь сделает.
— Я-то и хотел
поговорить с тобой, Родион Потапыч, — заговорил Кишкин искательным тоном. — Дело, видишь, в чем. Я ведь тогда на казенных ширфовках был, так одно местечко заприметил: Пронькина вышка называется. Хорошие
знаки оказывались… Вот бы заявку там хлопотнуть!
— Ах, старый пес… Ловкую штуку уколол. А летом-то, помнишь, как тростил все время: «Братцы, только бы натакаться на настоящее золото — никого не забуду». Вот и вспомнил… А
знаки,
говоришь, хорошие были?
В Шлиссельбурге я ужасно сдружился с Николаем Бестужевым, который сидел подле меня, и мы дошли до такого совершенства, что могли
говорить через стену
знаками и так скоро, что для наших бесед не нужно было лучшего языка.
«Как же ты мне никогда не
говорил, что
знаком с Николаем Ивановичем? Верно, это ваше общество в сборе? Я совершенно нечаянно зашел сюда, гуляя в Летнем саду. Пожалуйста, не секретничай: право, любезный друг, это ни на что не похоже!»
— Дорогая Елена Викторовна, — горячо возразил Чаплинский, — я для вас готов все сделать.
Говорю без ложного хвастовства, что отдам свою жизнь по вашему приказанию, разрушу свою карьеру и положение по вашему одному
знаку… Но я не рискую вас везти в эти дома. Русские нравы грубые, а то и просто бесчеловечные нравы. Я боюсь, что вас оскорбят резким, непристойным словом или случайный посетитель сделает при вас какую-нибудь нелепую выходку…
Несколько раз мать перерывала мой рассказ; глаза ее блестели, бледное ее лицо вспыхивало румянцем, и прерывающимся от волнения голосом начинала она
говорить моему отцу не совсем понятные мне слова; но отец всякий раз останавливал ее
знаком и успокаивал словами: «Побереги себя, ради бога, пожалей Сережу.
Я
говорил им, что с вами
знаком, и обещал им вас познакомить с ними.
— Уж так аккуратен! так аккуратен! Разом со всего подряда двадцать процентов учел. Святое дело. Да еще что: реестриков разных Радугину со всех сторон наслали: тот то купить просит, тот — другое. Одних дамских шляпок из Москвы пять штук привезти обязался. Признаться сказать, я даже пожалел его:"Купи,
говорю, кстати, и мне в Москве домишко какой-нибудь немудрящий; я,
говорю, и надпись на воротах такую изображу: подарен, дескать, в
знак ополчения".
— Гниль! что же это за слово, однако ж! Третий раз ты его повторяешь, а ведь, собственно
говоря, это совсем не ответ, а простой восклицательный
знак! Ты оставь метафоры и отвечай прямо: имел ли германский рейхстаг основание не признавать за Тейтчем право любить свое отечество!