Созданные ею самой участие Маши в бегстве из дома Кости, шашни ее с ним, были откровением для
злобной женщины, и она с восторгом ухватилась за сообщение горничной Даши о том, что «барышня убивается» и, как мы видели, вывела из него позорное обвинение, обрызгав чистую девушку своею собственною грязью, и раз ступив на этот путь, повела дело далее и кончила побоями.
Неточные совпадения
Пока ее не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с
злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие
женщины, но если уж которая начинала трещать — яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.
Мужчина, чтобы быть ее кумиром, должен обладать качествами библейского змия —
злобной мудростью, убедительным красноречием и вкрадчивою ласкою. Нет
женщины, которая может устоять перед ним и не последовать примеру своей прародительницы, нарушившей заповедь Бога.
При слове «убийца», Евгений Николаевич побледнел и затрясся, но это было делом одной секунды. Яркая краска сменила бледность его лица, глаза загорелись
злобным огнем, как бы в предвкушении близкого торжества над этой холодной
женщиной.
Вдруг ее темные глаза блеснули, в них сверкнул
злобный огонек. Она заметила бриллиантовое ожерелье, окружавшее гибкую шею молодой
женщины.
Какая-то странная перемена произошла в молодой
женщине, даже черты лица ее изменились, они за эту ночь как-то резко обострились, в глазах появилось несвойственное им ранее
злобное выражение и какой-то стальной блеск.
Домашние графа — его жена графиня Мария Осиповна, далеко еще не старая
женщина, с величественной походкой и с надменно-суровым выражением правильного и до сих пор красивого лица, дочь-невеста Элеонора, или, как ее звали в семье уменьшительно, Лора, красивая, стройная девушка двадцати одного года, светлая шатенка, с холодным, подчас даже
злобным взглядом зеленоватых глаз, с надменным, унаследованным от матери выражением правильного, как бы выточенного лица, и сын, молодой гвардеец, только что произведенный в офицеры, темный шатен, с умным, выразительным, дышащим свежестью молодости лицом, с выхоленными небольшими, мягкими, как пух, усиками, — знали о появлении в их семье маленькой иностранки лишь то немногое, что заблагорассудил сказать им глава семейства, всегда державший последнее в достодолжном страхе, а с летами ставший еще деспотичнее.
— Ежели бы я был
женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель
женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, — сказал он и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то значит давно мне надо было наказать», подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной,
злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.