Темно. По улицам уездного городка Черноборска, несмотря на густую и клейкую грязь, беспрестанно снуют экипажи самых странных видов и свойств. Городничий уже раз десять, в течение трех часов, успел побывать у подъезда ярко освещенного каменного дома, чтобы осведомиться о
здоровье генерала. Ответ был, однако ж, всякий раз один и тот же: «Его высокородие изволят еще почивать».
Неточные совпадения
Вернувшись к столу, полковой командир опять вышел с бокалом на крыльцо и провозгласил тост: «За
здоровье нашего бывшего товарища и храброго
генерала князя Серпуховского.
Несмотря на то, что
генерал не разрешил ему посещения острога утром, Нехлюдов, зная по опыту, что часто то, чего никак нельзя достигнуть у высших начальников, очень легко достигается у низших, решил всё-таки попытаться проникнуть в острог теперь с тем, чтобы объявить Катюше радостную новость и, может быть, освободить ее и вместе с тем узнать о
здоровье Крыльцова и передать ему и Марье Павловне то, что сказал
генерал.
— Надумал, ваше превосходительство! — закричал он радостно, не своим голосом, влетая в кабинет к
генералу. — Надумал, дай бог
здоровья доктору! Овсов! Овсов фамилия акцизного! Овсов, ваше превосходительство! Посылайте депешу Овсову!
После кампании 1812 года Негров был произведен в полковники; полковничьи эполеты упали на его плечи тогда, когда они уже были утомлены мундиром; военная служба начала ему надоедать, и он, послужив еще немного и «находя себя не способным продолжать службу по расстроенному
здоровью», вышел в отставку и вынес с собою генерал-майорский чин, усы, на которых оставались всегда частицы всех блюд обеда, и мундир для важных оказий.
Радовалась саду и Елена Петровна, но не умела по возрасту оценить его тайную силу и думала главным образом о пользе для
здоровья детей; для души же ихней своими руками захотела создать красоту, которой так больно не хватало в прежней жизни с
генералом.
— Но каким образом, — тоже поскорей перебил и возвысил голос
генерал, постаравшись не заметить этого «врешь», — каким образом вы, однако, решились на такую поездку? Согласитесь сами, что в ваших летах и при вашем
здоровье… по крайней мере все это так неожиданно, что понятно наше удивление. Но я так рад… и мы все (он начал умильно и восторженно улыбаться) постараемся изо всех сил сделать вам здешний сезон наиприятнейшим препровождением…
— Дочь
генерала Кронштейна, — отвечала та. — Очень добрая девушка, как любит мою Верочку, дай ей бог
здоровья. Они обе ведь смолянки. Эта-то аристократка, богатая, — прибавила старуха. И слова эти еще более подняли Кронштейн в глазах Эльчанинова. Он целое утро проговорил со старухой и не подходил к девушкам, боясь, чтобы Анна Павловна не заметила его отношений с Верочкой, которых он начинал уже стыдиться. Но не так думала Вера.
— Да что же такое тут здоровье-то? За что же вы ребенка-то губите, оставляя его в невежестве? — У Павла навернулись на глазах слезы. — Смотрите, уж он сам плачет, — продолжал
генерал, — сознавая, может быть, то зло, которое причиняет ему ваша слепая и невежественная любовь. Плачь, братец, и просись учиться: в противном случае ты погиб безвозвратно.
— Ах, братец, — говорит, — про службу вы уж мне лучше и не говорите. Я боюсь одного, что он на этой службе все
здоровье растеряет. Что ж, говорит, конечно, ценят, очень ценят.
Генерал приезжает ко мне перед самым отъездом сюда. «Настасья Дмитриевна, говорит, чем мы вас можем благодарить, что сын ваш служит у нас в дивизии! Это примерный офицер; как только у меня выбудет старший адъютант, я сейчас его беру к себе, и это будет во всей армии первый адъютант».
— Садитесь, — произнес он в ответ на приветствие гостя и на его вопрос о
здоровье, — Мать, дай нам чаю, — обратился он к жене и сейчас же добавил, — рад-с, весьма рад-с, что вы пришли. Хотел посылать, да послов не нашел. А видеть вас рад, может скоро умру, надо с друзьями проститься. Впрочем, у меня-с друзей нет… кроме ее, — добавил
генерал, кивнув по направлению, куда вышла жена.
Камчатская ссылка совершенно расстроила его
здоровье, он предался набожности, дошедшей до аскетизма, и в 1744 году, уже в чине генерал-поручика, когда особенно сильно было влияние на императрицу Разумовского, просил увольнения от службы.
Жена
генерала, сухая, с холодным лицом и тонкими губами, сидя за низким столиком, на котором стоял чайный прибор с серебряным чайником на конфорке, фальшиво-грустным тоном рассказывала толстой молодящейся даме, жене губернатора, о своем беспокойстве за
здоровье мужа.