Неточные совпадения
Об этом обрыве осталось печальное предание в Малиновке и во всем околотке. Там, на дне его, среди кустов, еще при жизни
отца и матери Райского, убил
за неверность жену и соперника, и тут же сам зарезался, один ревнивый муж, портной из города. Самоубийцу тут и зарыли, на месте
преступления.
Оно написано
за двое суток до
преступления, и, таким образом, нам твердо теперь известно, что
за двое суток до исполнения своего страшного замысла подсудимый с клятвою объявлял, что если не достанет завтра денег, то убьет
отца, с тем чтобы взять у него деньги из-под подушки „в пакете с красною ленточкой, только бы уехал Иван“.
Не знаю,
за что его прислали на Сахалин, да и не спрашивал я об этом; когда человек, которого еще так недавно звали
отцом Иоанном и батюшкой и которому целовали руку, стоит перед вами навытяжку, в жалком поношенном пиджаке, то думаешь не о
преступлении.
— Я — вятчанин, — поведал нам Прудентов, —
отец мой был первоначально протодиаконом, но впоследствии
за совершенное
преступление был лишен сана и приговорен к ссылке в отдаленные места Сибири.
Чтобы не приводить частных примеров и показать, до какой степени волшебство и чернокнижие вошло в древней Руси в ряд ординарных, юридически определенных
преступлений, — укажем на повальное свидетельство Кошихина: «А бывают мужескому полу смертные и всякие казни: головы отсекают топором
за убийства смертные и
за иные злые дела, вешают
за убийства ж и
за иные злые дела, жгут живого
за богохульство,
за церковную татьбу,
за содомское дело,
за волховство,
за чернокнижество,
за книжное преложение, кто учнет вновь толковать воровски против апостолов и пророков и св.
отцов.
— Знаю, брат, знаю, — говорил
отец, — но что хочешь, говори, хоть ты там «Утушку» пой, я не могу не помочь этому несчастному семейству. Борисов убит, в этом не может быть сомнения, и если никто
за это дело не возьмется, то и самое
преступление может остаться ненаказанным.
Легкомысленность, составляющая недостаток человека, пока он вредит ею только самому себе, становится тяжким
преступлением, когда
за нее страждут другие. Таково было мнение моего умного и честного
отца, таковы же были и мои убеждения, и потому мы к этому отнеслись иначе, чем многие.
Рашевич страшно смутился и, ошеломленный, точно пойманный на месте
преступления, растерянно смотрел на Мейера и не знал, что сказать. Женя и Ираида покраснели и нагнулись к нотам; им было стыдно
за своего бестактного
отца. Минута прошла в молчании, и стало невыносимо совестно, когда вдруг как-то болезненно, натянуто и некстати прозвучали в воздухе слова...
— Не называй его так! — подняла на него она свои заплаканные глаза. — Он все же мой
отец! Как бы ни было велико его
преступление, он несет
за него наказание, и я буду молить Господа, чтобы Он простил его.
— Милый, родной ты братец мой, — могла она только сказать, рыдая. Она не смела произнести имя жениха, не только что просить о нем; стыд девический, а более строгий обычай запрещал говорить ей то, что у нее было на душе. Ей, девице, позволено было только плакать об
отце или брате; слезы, посвященные другому мужчине, хоть бы и жениху, сочли бы
за преступление. Но в немногих словах ее было столько скорби, столько моления, что брат не мог не понять, о чем так крушилась Анастасия.