Неточные совпадения
Он не посмотрел бы на то, что ты чиновник, а, поднявши рубашонку, таких бы
засыпал тебе, что
дня б четыре ты почесывался.
Вронский был в эту зиму произведен в полковники, вышел из полка и жил один. Позавтракав, он тотчас же лег на диван, и в пять минут воспоминания безобразных сцен, виденных им в последние
дни, перепутались и связались с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важную роль на медвежьей охоте; и Вронский
заснул. Он проснулся в темноте, дрожа от страха, и поспешно зажег свечу. ― «Что такое?
На третий
день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали в свете, — в обычайный час, то есть в 8 часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять
заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.
Лошадей запускали в пшеницу, потому что ни один работник не хотел быть ночным сторожем, и, несмотря на приказание этого не делать, работники чередовались стеречь ночное, и Ванька, проработав весь
день,
заснул и каялся в своем грехе, говоря: «воля ваша».
Многие были не без образования: председатель палаты знал наизусть «Людмилу» Жуковского, которая еще была тогда непростывшею новостию, и мастерски читал многие места, особенно: «Бор
заснул, долина спит», и слово «чу!» так, что в самом
деле виделось, как будто долина спит; для большего сходства он даже в это время зажмуривал глаза.
Не так, как здесь, ходи с оглядкой
днём,
И не
засни спокойно на ночлеге».
Ночами, в постели, перед тем как
заснуть, вспоминая все, что слышал за
день, он отсевал непонятное и неяркое, как шелуху, бережно сохраняя в памяти наиболее крупные зерна разных мудростей, чтоб, при случае, воспользоваться ими и еще раз подкрепить репутацию юноши вдумчивого.
— Вы, по обыкновению, глумитесь, Харламов, — печально, однако как будто и сердито сказал хозяин. — Вы — запоздалый нигилист, вот кто вы, — добавил он и пригласил ужинать, но Елена отказалась. Самгин пошел провожать ее. Было уже поздно и пустынно, город глухо ворчал,
засыпая. Нагретые за
день дома, остывая, дышали тяжелыми запахами из каждых ворот. На одной улице луна освещала только верхние этажи домов на левой стороне, а в следующей улице только мостовую, и это раздражало Самгина.
— А я разве не делал? Мало ли я его уговаривал, хлопотал за него, устроил его
дела — а он хоть бы откликнулся на это! При свидании готов на все, а чуть с глаз долой — прощай: опять
заснул. Возишься, как с пьяницей.
— Какой еще жизни и деятельности хочет Андрей? — говорил Обломов, тараща глаза после обеда, чтоб не
заснуть. — Разве это не жизнь? Разве любовь не служба? Попробовал бы он! Каждый
день — верст по десяти пешком! Вчера ночевал в городе, в дрянном трактире, одетый, только сапоги снял, и Захара не было — все по милости ее поручений!
— Ты
засыпал бы с каждым
днем все глубже — не правда ли? А я? Ты видишь, какая я? Я не состареюсь, не устану жить никогда. А с тобой мы стали бы жить изо
дня в
день, ждать Рождества, потом Масленицы, ездить в гости, танцевать и не думать ни о чем; ложились бы спать и благодарили Бога, что
день скоро прошел, а утром просыпались бы с желанием, чтоб сегодня походило на вчера… вот наше будущее — да? Разве это жизнь? Я зачахну, умру… за что, Илья? Будешь ли ты счастлив…
Казалось бы,
заснуть в этом заслуженном покое и блаженствовать, как блаженствуют обитатели затишьев, сходясь трижды в
день, зевая за обычным разговором, впадая в тупую дремоту, томясь с утра до вечера, что все передумано, переговорено и переделано, что нечего больше говорить и делать и что «такова уж жизнь на свете».
Что ж ты удивляешься, что в те
дни, когда не вижу тебя, я
засыпаю и падаю?
— То есть погасил бы огонь и остался в темноте! Хороша жизнь! Эх, Илья! ты хоть пофилософствовал бы немного, право! Жизнь мелькнет, как мгновение, а он лег бы да
заснул! Пусть она будет постоянным горением! Ах, если б прожить лет двести, триста! — заключил он, — сколько бы можно было переделать
дела!
Неизвестность, ревность, пропавшие надежды на счастье и впереди все те же боли страсти, среди которой он не знал ни тихих
дней, ни ночей, ни одной минуты отдыха!
Засыпал он мучительно, трудно. Сон не сходил, как друг, к нему, а являлся, как часовой, сменить другой мукой муку бдения.
— Экая здоровая старуха, эта ваша бабушка! — заметил Марк, — я когда-нибудь к ней на пирог приду! Жаль, что старой дури набито в ней много!.. Ну я пойду, а вы присматривайте за Козловым, — если не сами, так посадите кого-нибудь. Вон третьего
дня ему мочили голову и велели на ночь сырой капустой обложить. Я
заснул нечаянно, а он, в забытьи, всю капусту с головы потаскал да съел… Прощайте! я не спал и не ел сам. Авдотья меня тут какой-то бурдой из кофе потчевала…
Вот тут Райский поверял себя, что улетало из накопившегося в
день запаса мыслей, желаний, ощущений, встреч и лиц. Оказывалось, что улетало все — и с ним оставалась только Вера. Он с досадой вертелся в постели и
засыпал — все с одной мыслью и просыпался с нею же.
Райский прожил этот
день, как давно не жил, и
заснул таким вольным, здоровым сном, каким, казалось ему, не спал с тех пор, как оставил этот кров.
Положили было ночью сниматься с якоря, да ветер был противный. На другой
день тоже. Наконец 4-го августа, часа в четыре утра, я, проснувшись, услышал шум, голоса, свистки и
заснул опять. А часов в семь ко мне лукаво заглянул в каюту дед.
Мимоходом съел высиженного паром цыпленка, внес фунт стерлингов в пользу бедных. После того, покойный сознанием, что он прожил
день по всем удобствам, что видел много замечательного, что у него есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал на бирже партию бумажных одеял, а в парламенте свой голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем твердо, вешает к шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает с себя машинкой сапоги, заводит будильник и ложится спать. Вся машина
засыпает.
Но вот мы вышли в Великий океан. Мы были в 21˚ северной широты: жарко до духоты. Работать
днем не было возможности. Утомишься от жара и
заснешь после обеда, чтоб выиграть поболее времени ночью. Так сделал я 8-го числа, и спал долго, часа три, как будто предчувствуя беспокойную ночь. Капитан подшучивал надо мной, глядя, как я проснусь, посмотрю сонными глазами вокруг и перелягу на другой диван, ища прохлады. «Вы то на правый, то на левый галс ложитесь!» — говорил он.
— Нельзя нашему брату, Василий Карлыч, — заговорил остроносый худой старик. — Ты говоришь, зачем лошадь пустил в хлеб, а кто ее пускал: я день-деньской, а
день — что год, намахался косой, либо что
заснул в ночном, а она у тебя в овсах, а ты с меня шкуру дерешь.
К утру только Нехлюдов
заснул и потому на другой
день проснулся поздно.
Острый период болезни Лоскутова продолжался
дней десять, в течение которых он ни разу не
заснул, но потом он как-то вдруг «стишал» и точно весь распустился.
Но была ли это вполне тогдашняя беседа, или он присовокупил к ней в записке своей и из прежних бесед с учителем своим, этого уже я не могу решить, к тому же вся речь старца в записке этой ведется как бы беспрерывно, словно как бы он излагал жизнь свою в виде повести, обращаясь к друзьям своим, тогда как, без сомнения, по последовавшим рассказам, на
деле происходило несколько иначе, ибо велась беседа в тот вечер общая, и хотя гости хозяина своего мало перебивали, но все же говорили и от себя, вмешиваясь в разговор, может быть, даже и от себя поведали и рассказали что-либо, к тому же и беспрерывности такой в повествовании сем быть не могло, ибо старец иногда задыхался, терял голос и даже ложился отдохнуть на постель свою, хотя и не
засыпал, а гости не покидали мест своих.
Лег я спать,
заснул часа три, встаю, уже начинается
день.
— Ах, Lise, это только шутки с твоей стороны, но что, если бы ты в самом
деле заснула! — воскликнула госпожа Хохлакова.
Ибо столь великого постника и молчальника,
дни и ночи молящегося (даже и
засыпал, на коленках стоя), как-то даже и зазорно было настоятельно обременять общим уставом, если он сам не хотел подчиниться.
Она в бессилии закрыла глаза и вдруг как бы
заснула на одну минуту. Колокольчик в самом
деле звенел где-то в отдалении и вдруг перестал звенеть. Митя склонился головою к ней на грудь. Он не заметил, как перестал звенеть колокольчик, но не заметил и того, как вдруг перестали и песни, и на место песен и пьяного гама во всем доме воцарилась как бы внезапно мертвая тишина. Грушенька открыла глаза.
Летом охота на зверя возможна только утром, на рассвете, и в сумерки, до темноты.
Днем зверь лежит где-нибудь в чаще, и найти его трудно. Поэтому, воспользовавшись свободным временем, мы растянулись на траве и
заснули.
Я полагал, что
дело окончится небольшим дождем, и, убаюканный этой мыслью,
заснул. Сколько я спал, не помню. Проснулся я оттого, что кто-то меня будил. Я открыл глаза, передо мной стоял Мурзин.
Накануне, в 9-м часу вечера, приехал господин с чемоданом, занял нумер, отдал для прописки свой паспорт, спросил себе чаю и котлетку, сказал, чтоб его не тревожили вечером, потому что он устал и хочет спать, но чтобы завтра непременно разбудили в 8 часов, потому что у него есть спешные
дела, запер дверь нумера и, пошумев ножом и вилкою, пошумев чайным прибором, скоро притих, — видно,
заснул.
В самом
деле, Вера Павловна, как дошла до своей кровати, так и повалилась и
заснула. Три бессонные ночи сами по себе не были бы важны. И тревога сама не была бы важна. Но тревога вместе с бессонными ночами, да без всякого отдыха
днем, точно была опасна; еще двое — трое суток без сна, она бы сделалась больна посерьезнее мужа.
Но когда жена
заснула, сидя у него на коленях, когда он положил ее на ее диванчик, Лопухов крепко задумался о ее сне. Для него
дело было не в том, любит ли она его; это уж ее
дело, в котором и она не властна, и он, как он видит, не властен; это само собою разъяснится, об этом нечего думать иначе, как на досуге, а теперь недосуг, теперь его
дело разобрать, из какого отношения явилось в ней предчувствие, что она не любит его.
Дня два после разговора о том, что они жених и невеста, Верочка радовалась близкому освобождению; на третий
день уже вдвое несноснее прежнего стал казаться ей «подвал», как она выражалась, на четвертый
день она уж поплакала, чего очень не любила, но поплакала немножко, на пятый побольше, на шестой уже не плакала, а только не могла
заснуть от тоски.
— Не знаю, — отвечал Бурмин, — не знаю, как зовут деревню, где я венчался; не помню, с которой станции поехал. В то время я так мало полагал важности в преступной моей проказе, что, отъехав от церкви,
заснул, и проснулся на другой
день поутру, на третьей уже станции. Слуга, бывший тогда со мною, умер в походе, так что я не имею и надежды отыскать ту, над которой подшутил я так жестоко и которая теперь так жестоко отомщена.
…Музыка гремит, кареты подъезжают… Не знаю, как это случилось, но я
заснул; кто-то отворил дверь и разбудил меня… Музыка гремит, кареты подъезжают, конца не видать… Они в самом
деле его убьют!
А спондей английских часов продолжал отмеривать
дни, часы, минуты… и наконец домерил до роковой секунды; старушка раз, вставши, как-то дурно себя чувствовала; прошлась по комнатам — все нехорошо; кровь пошла у нее носом и очень обильно, она была слаба, устала, прилегла, совсем одетая, на своем диване, спокойно
заснула… и не просыпалась. Ей было тогда за девяносто лет.
Если б эти люди были призваны звуком новой трубы и нового набата, они, как девять спящих
дев, продолжали бы тот
день, в который
заснули.
И в самом
деле, баба сидит,
заснувши перед гребнем, держит в руках веретено и, сонная, подпрыгивает на лавке.
Несколько
дней я носил в себе томящее, но дорогое впечатление своего видения. Я дорожил им и боялся, что оно улетучится.
Засыпая, я нарочно думал о девочке, вспоминал неясные подробности сна, оживлял сопровождавшее его ощущение, и ждал, что она появится вновь. Но сны, как вдохновение: не всегда являются на преднамеренный зов.
Он не обедал в этот
день и не лег по обыкновению спать после обеда, а долго ходил по кабинету, постукивая на ходу своей палкой. Когда часа через два мать послала меня в кабинет посмотреть, не
заснул ли он, и, если не спит, позвать к чаю, — то я застал его перед кроватью на коленях. Он горячо молился на образ, и все несколько тучное тело его вздрагивало… Он горько плакал.
Поздно ночью, занесенные снегом, вернулись старшие. Капитан молча выслушал наш рассказ. Он был «вольтерианец» и скептик, но только
днем. По вечерам он молился, верил вообще в явление духов и с увлечением занимался спиритизмом… Одна из дочерей, веселая и плутоватая, легко «
засыпала» под его «пассами» и поражала старика замечательными откровениями. При сеансах с стучащим столом он вызывал мертвецов. Сомнительно, однако, решился ли бы он вызвать для беседы тень Антося…
Успокоить Харитину было
делом нелегким, и Галактион провозился с ней до самого утра, пока она не
заснула тут же на диване, не раздеваясь, как приехала.
Мне школа сразу не понравилась, брат же первые
дни был очень доволен, легко нашел себе товарищей, но однажды он во время урока
заснул и вдруг страшно закричал во сне...
Селезень присядет возле нее и
заснет в самом
деле, а утка, наблюдающая его из-под крыла недремлющим глазом, сейчас спрячется в траву, осоку или камыш; отползет, смотря по местности, несколько десятков сажен, иногда гораздо более, поднимется невысоко и, облетев стороною, опустится на землю и подползет к своему уже готовому гнезду, свитому из сухой травы в каком-нибудь крепком, но не мокром, болотистом месте, поросшем кустами; утка устелет
дно гнезда собственными перышками и пухом, снесет первое яйцо, бережно его прикроет тою же травою и перьями, отползет на некоторое расстояние в другом направлении, поднимется и, сделав круг, залетит с противоположной стороны к тому месту, где скрылась; опять садится на землю и подкрадывается к ожидающему ее селезню.
Он лежал в полудремоте. С некоторых пор у него с этим тихим часом стало связываться странное воспоминание. Он, конечно, не видел, как темнело синее небо, как черные верхушки деревьев качались, рисуясь на звездной лазури, как хмурились лохматые «стрехи» стоявших кругом двора строений, как синяя мгла разливалась по земле вместе с тонким золотом лунного и звездного света. Но вот уже несколько
дней он
засыпал под каким-то особенным, чарующим впечатлением, в котором на другой
день не мог дать себе отчета.
— В одно слово, если ты про эту. Меня тоже такая же идея посещала отчасти, и я
засыпал спокойно. Но теперь я вижу, что тут думают правильнее, и не верю помешательству. Женщина вздорная, положим, но при этом даже тонкая, не только не безумная. Сегодняшняя выходка насчет Капитона Алексеича это слишком доказывает. С ее стороны
дело мошенническое, то есть по крайней мере иезуитское, для особых целей.
Варвара Павловна должна была обещать, что приедет обедать на следующий
день и привезет Аду; Гедеоновский, который чуть было не
заснул, сидя в углу, вызвался ее проводить до дому.
Беседа затянулась на несколько часов, причем Голиковский
засыпал нового друга вопросами. Петра Елисеича неприятно удивило то, что новый управляющий главное внимание обращал больше всего на формальную сторону
дела, в частности — на канцелярские тонкости. Мимоходом он дал понять, что это уже не первый случай, когда ему приходится отваживаться с обессиленным заводом, как доктору с больным.