Неточные совпадения
Он женился
на ней, как только минул срок траура, и, покинув министерство уделов, куда по протекции отец его
записал, блаженствовал со
своею Машей сперва
на даче около Лесного института, потом в городе, в маленькой и хорошенькой квартире, с чистою лестницей и холодноватою гостиной, наконец — в деревне, где он поселился окончательно и где у него в скором времени родился сын Аркадий.
В том, что говорили у Гогиных, он не услышал ничего нового для себя, — обычная разноголосица среди людей, каждый из которых боится порвать
свою веревочку, изменить
своей «системе фраз». Он привык думать, что хотя эти люди строят мнения
на фактах, но для того, чтоб не считаться с фактами. В конце концов жизнь творят не бунтовщики, а те, кто в эпохи смут накопляют силы для жизни мирной. Придя домой, он
записал свои мысли, лег спать, а утром Анфимьевна, в платье цвета ржавого железа, подавая ему кофе, сказала...
Самгин вздрогнул, ему показалось, что рядом с ним стоит кто-то. Но это был он сам, отраженный в холодной плоскости зеркала.
На него сосредоточенно смотрели расплывшиеся, благодаря стеклам очков, глаза мыслителя. Он прищурил их, глаза стали нормальнее. Сняв очки и протирая их, он снова подумал о людях, которые обещают создать «мир
на земле и в человецех благоволение», затем, кстати, вспомнил, что кто-то — Ницше? — назвал человечество «многоглавой гидрой пошлости», сел к столу и начал
записывать свои мысли.
Он вообще вел себя загадочно и рассеянно, позволяя Самгину думать, что эта рассеянность — искусственна. Нередко он обрывал речь
свою среди фразы и, вынув из бокового кармана темненького пиджачка маленькую книжку в коже, прятал ее под стол,
на колено
свое и там что-то
записывал тонким карандашом.
Профессоров Самгин слушал с той же скукой, как учителей в гимназии. Дома, в одной из чистеньких и удобно обставленных меблированных комнат Фелицаты Паульсен, пышной дамы лет сорока, Самгин
записывал свои мысли и впечатления мелким, но четким почерком
на листы синеватой почтовой бумаги и складывал их в портфель, подарок Нехаевой. Не озаглавив
свои заметки, он красиво, рондом, написал
на первом их листе...
Райский хотел было пойти сесть за
свои тетради «
записывать скуку», как увидел, что дверь в старый дом не заперта. Он заглянул в него только мельком, по приезде, с Марфенькой, осматривая комнату Веры. Теперь вздумалось ему осмотреть его поподробнее, он вступил в сени и поднялся
на лестницу.
Когда я
записал и его имя в книжку за нерадение, она ужасно начала хлопотать, чтоб мне изладить коней: сама взнуздывала, завязывала упряжь, помогала запрягать, чтоб только меня успокоить, чтоб я не жаловался
на мужа, и делала это с
своего рода грацией.
Жизнь наша опять потекла прежним порядком. Ранним утром всякий занимался чем-нибудь в
своей комнате: кто приводил в порядок коллекцию собранных растений, животных и минералов, кто
записывал виденное и слышанное, другие читали описание Капской колонии. После тиффинга все расходились по городу и окрестностям, потом обедали, потом смотрели
на «картинку» и шли спать.
Нехлюдов оглянулся
на англичанина, готовый итти с ним, но англичанин что-то
записывал в
свою записную книжку. Нехлюдов, не отрывая его, сел
на деревянный диванчик, стоявший у стены, и вдруг почувствовал страшную усталость. Он устал не от бессонной ночи, не от путешествия, не от волнения, а он чувствовал, что страшно устал от всей жизни. Он прислонился к спинке дивана,
на котором сидел, закрыл глаза и мгновенно заснул тяжелым, мертвым сном.
К тому же мое описание вышло бы отчасти и лишним, потому что в речах прокурора и защитника, когда приступили к прениям, весь ход и смысл всех данных и выслушанных показаний были сведены как бы в одну точку с ярким и характерным освещением, а эти две замечательные речи я, по крайней мере местами,
записал в полноте и передам в
свое время, равно как и один чрезвычайный и совсем неожиданный эпизод процесса, разыгравшийся внезапно еще до судебных прений и несомненно повлиявший
на грозный и роковой исход его.
Вечером я
записывал свои наблюдения, а Дерсу жарил
на вертеле сохатину. Во время ужина я бросил кусочек мяса в костер. Увидев это, Дерсу поспешно вытащил его из огня и швырнул в сторону.
Однажды мне пришла мысль
записать речь Дерсу фонографом. Он вскоре понял, что от него требовалось, и произнес в трубку длинную сказку, которая заняла почти весь валик. Затем я переменил мембрану
на воспроизводящую и завел машину снова. Дерсу, услышав
свою речь, переданную ему обратно машиной, нисколько не удивился, ни один мускул
на лице его не шевельнулся. Он внимательно прослушал конец и затем сказал...
Вот как стукнуло мне шестнадцать лет, матушка моя, нимало не медля, взяла да прогнала моего французского гувернера, немца Филиповича из нежинских греков; свезла меня в Москву,
записала в университет, да и отдала всемогущему
свою душу, оставив меня
на руки родному дяде моему, стряпчему Колтуну-Бабуре, птице, не одному Щигровскому уезду известной.
В тот день, когда произошла история с дыркой, он подошел ко мне
на ипподроме за советом:
записывать ли ему
свою лошадь
на следующий приз, имеет ли она шансы?
На подъезде, после окончания бегов, мы случайно еще раз встретились, и он предложил по случаю дождя довезти меня в
своем экипаже до дому. Я отказывался, говоря, что еду
на Самотеку, а это ему не по пути, но он уговорил меня и, отпустив кучера, лихо домчал в
своем шарабане до Самотеки, где я зашел к моему старому другу художнику Павлику Яковлеву.
Каждая «среда» с той поры имела
свой протокол… Крупные имена сверкали в этих протоколах под рисунками, отражавшими быт современности. Кроме художников, писали стихи поэты. М. А. Лохвицкая, Е. А. Буланина, В. Я. Брюсов
записали на протоколах по нескольку стихотворений.
Что такое, в самом деле, литературная известность? Золя в
своих воспоминаниях, рассуждая об этом предмете, рисует юмористическую картинку: однажды его, уже «всемирно известного писателя», один из почитателей просил сделать ему честь быть свидетелем со стороны невесты
на бракосочетании его дочери. Дело происходило в небольшой деревенской коммуне близ Парижа.
Записывая свидетелей, мэр, местный торговец, услышав фамилию Золя, поднял голову от
своей книги и с большим интересом спросил...
— Да ведь жена была моя, и я
свой дом
записывал на нее и
свои деньги положил
на ее имя в банк?
Когда я явился к генерал-губернатору с бумагой, он изложил мне
свой взгляд
на сахалинскую каторгу и колонию и предложил
записать всё, сказанное им, что я, конечно, исполнил очень охотно.
В. Буссе
записал свой разговор со стариками айно, которые помнили время независимости
своей и говорили: «Сахалин — земля аинов, японской земли
на Сахалине нет».
— Не ты, так другие пойдут… Я тебе же добра желал, Родион Потапыч. А что касается Балчуговских промыслов, так они о нас с тобой плакать не будут… Ты вот говоришь, что я ничего не понимаю, а я, может, побольше твоего-то смыслю в этом деле. Балчуговская-то дача рядом прошла с Кедровской — ну, назаявляют приисков
на самой грани да и будут скупать ваше балчуговское золото, а
запишут в
свои книги. Тут не разбери-бери… Вот это какое дело!
— Ничего я не знаю, Степан Романыч… Вот хоша и сейчас взять: я и
на шахтах, я и
на Фотьянке, а конторское дело опричь меня делается. Работы были такие же и раньше, как сейчас. Все одно… А потом путал еще меня Кишкин вольными работами в Кедровской даче. Обложат, грит, ваши промысла приисками, будут скупать ваше золото, а
запишут в
свои книги. Это-то он резонно говорит, Степан Романыч. Греха не оберешься.
— Самосадка-то пораньше и Ключевского и Мурмоса стояла, — повторяли старички коноводы. — Деды-то вольные были у нас,
на своей земле сидели, а Устюжанинов потом неправильно
записал Самосадку к
своим заводам.
Но человек часто думает ошибочно: внук Степана Михайловича Багрова рассказал мне с большими подробностями историю
своих детских годов; я
записал его рассказы с возможною точностью, а как они служат продолжением «Семейной хроники», так счастливо обратившей
на себя внимание читающей публики, и как рассказы эти представляют довольно полную историю дитяти, жизнь человека в детстве, детский мир, созидающийся постепенно под влиянием ежедневных новых впечатлений, — то я решился напечатать записанные мною рассказы.
Много прошло уже времени до теперешней минуты, когда я
записываю все это прошлое, но до сих пор с такой тяжелой, пронзительной тоской вспоминается мне это бледное, худенькое личико, эти пронзительные долгие взгляды ее черных глаз, когда, бывало, мы оставались вдвоем, и она смотрит
на меня с
своей постели, смотрит, долго смотрит, как бы вызывая меня угадать, что у ней
на уме; но видя, что я не угадываю и все в прежнем недоумении, тихо и как будто про себя улыбнется и вдруг ласково протянет мне
свою горячую ручку с худенькими, высохшими пальчиками.
Выслушав это, князь обрубил разом. Он встал и поклонился с таким видом, что Тебенькову тоже ничего другого не оставалось как, в
свою очередь, встать, почтительно расшаркаться и выйти из кабинета. Но оба вынесли из этого случая надлежащее для себя поучение. Князь написал
на бумажке:"Франклин — иметь в виду, как одного из главных зачинщиков и возмутителей"; Тебеньков же, воротясь домой, тоже
записал:"Франклин — иметь в виду, дабы
на будущее время избегать разговоров об нем".
— Хорошо. Так и
запишем… Вы считаете себя много обязанным Нине Леонтьевне, а между тем вы обязаны всем исключительно одной Раисе Павловне, которая просила меня за вас чуть не
на коленях. Да… Даю вам честное слово порядочного человека, что это так. Если бы не Раиса Павловна, вам не видать бы юрисконсульства, как
своих ушей. Это, собственно, ее идея…
С гордостью
записываю здесь, что ритм нашей работы не споткнулся от этого ни
на секунду, никто не вздрогнул: и мы, и наши станки — продолжали
свое прямолинейное и круговое движение все с той же точностью, как будто бы ничего не случилось.
На плоскости бумаги, в двухмерном мире — эти строки рядом, но в другом мире… Я теряю цифроощущение: 20 минут — это может быть 200 или 200 000. И это так дико: спокойно, размеренно, обдумывая каждое слово,
записывать то, что было у меня с R. Все равно как если бы вы, положив нога
на ногу, сели в кресло у собственной
своей кровати — и с любопытством смотрели, как вы, вы же — корчитесь
на этой кровати.
Несмотря
на то, он, однако, тщательно
записывал своим мелким почерком без исключения все лекции.
Любочка показала мне после обеда бумажку,
на которой она
записала все
свои грехи; я нашел, что это очень хорошо, но что еще лучше в душе
своей записать все
свои грехи, и что «все это не то».
— Он занимается с князем, — сказала Катенька и посмотрела
на Любочку. Любочка вдруг покраснела отчего-то, сморщилась, притворясь, что ей что-то больно, и вышла из комнаты. Я вышел вслед за нею. Она остановилась в гостиной и что-то снова
записала карандашиком
на свою бумажку.
Он ничего не сказал мне, но долго молча ходил по комнате, изредка поглядывая
на меня с тем же просящим прощения выражением, потом достал из стола тетрадь,
записал что-то в нее, снял сюртук, тщательно сложил его, подошел к углу, где висел образ, сложил
на груди
свои большие белые руки и стал молиться.
— Спроси ее, правда ли, что она с мужем
своим затевает устроить здесь
на всю зиму собрание?.. Если это справедливо, то скажи, чтобы они меня также
записали.
Таким образом она давно уж творила и только никогда ничего из
своих фантазий не могла
записать на ноты.
Старый и пространный дом, как бы желая способствовать ее вдохновению, вторил во всех углах
своих тому, что она играла, а играла Муза
на тему терзающей ее печали, и сумей она
записать играемое ею, из этого, может быть, вышло бы нечто весьма замечательное, потому что тут работали заодно сила впечатления и художественный импульс.
Осведомившись о наших усилиях вступить
на стезю благонамеренности, клуб, по собственному почину,
записал нас всех шестерых в число
своих членов, с обложением соответственною данью
на увеселение (описка, вместо"усиление") средств.
Вяземский не думал, что, упоминая о мельнице, он усилит в Иоанне зародившееся подозрение и придаст вероятие наговору Басманова; но Иоанн не показал вида, что обращает внимание
на это обстоятельство, а только
записал его в памяти, чтобы воспользоваться им при случае; до поры же до времени затаил
свои мысли под личиною беспристрастия.
Дома я
записал в тетрадь
свою: «Непременно читать Памву Берынду», — мне показалось, что именно у этого Берынды я и найду ответы
на множество вопросов, тревоживших меня.
А вот теперь, как
запишу тебе Капитоновку, будешь и ты помещик, столбовой дворянин, и людей
своих собственных иметь будешь, и лежи себе
на печи,
на дворянской вакансии…»
Он ему предложил
записать его в
свою канцелярию, сам поручил директору обратить
на него особенное внимание.
Некому было ей сообщить все занимавшее ее, все собиравшееся в груди; под конец, не имея силы носить всего в себе, она попала
на мысль, очень обыкновенную у девушки: она стала
записывать свои мысли,
свои чувства.
— Это как вы хотите, — отвечал спокойно Калатузов, но, заметив, что непривычный к нашим порядкам учитель и в самом деле намеревается бестрепетною рукой поставить ему «котелку», и сообразив, что в силу этой отметки, он, несмотря
на свое крупное значение в классе, останется с ленивыми без обеда, Калатузов немножко привалился
на стол и закончил: — Вы
запишете мне нуль, а я
на следующий класс буду все знать.
— Нет, не требуют, но ведь хочется же
на виду быть… Это доходит нынче даже до цинизма, да и нельзя иначе… иначе ты закиснешь; а между тем за всем за этим
своею службою заниматься некогда. Вот видишь, у меня шестнадцать разных книг; все это казначейские книги по разным ученым и благотворительным обществам… Выбирают в казначеи, и иду… и служу… Все дело-то
на грош, а его нужно вписать,
записать, перечесть, выписать в расходы, и все сам веду.
Еще больше, — нас попросят провести дальше наши мнения и дойти до крайних их результатов, то есть, что драматический автор, не имея права ничего отбрасывать и ничего подгонять нарочно для
своей цели, оказывается в необходимости просто
записывать все ненужные разговоры всех встречных лиц, так что действие, продолжавшееся неделю, потребует и в драме ту же самую неделю для
своего представления
на театре, а для иного происшествия потребуется присутствие всех тысяч людей, прогуливающихся по Невскому проспекту или по Английской набережной.
— Нянька, для чего я жила до сих пор? Для чего? Ты скажи: разве я не погубила
своей молодости? В лучшие годы
своей жизни только и знать, что
записывать расходы, разливать чай, считать копейки, занимать гостей и думать, что выше этого ничего нет
на свете! Нянька, пойми, ведь и у меня есть человеческие запросы, и я хочу жить, а из меня сделали какую-то ключницу. Ведь это ужасно, ужасно!
Определено:
записать о сем в журнал и еще раз выразить искреннейшее сожаление, что страна столь могущественная, дружественная и притом неуклонно стремящаяся к возрождению не имела
на конгрессе
своего представителя.
Германн долго не мог опомниться. Он вышел в другую комнату. Денщик его спал
на полу; Германн насилу его добудился. Денщик был пьян по обыкновению: от него нельзя было добиться никакого толку. Дверь в сени была заперта. Германн возвратился в
свою комнату, засветил свечку и
записал свое видение.
— Он сам, — отвечал Гаврила Афанасьевич, —
на беду мою, отец его во время бунта спас мне жизнь, и чорт меня догадал принять в
свой дом проклятого волченка. Когда, тому два году, по его просьбе,
записали его в полк, Наташа, прощаясь с ним, расплакалась, а он стоял, как окаменелый. Мне показалось это подозрительным, — и я говорил о том сестре. Но с тех пор Наташа о нем не упоминала, а про него не было ни слуху, ни духу. Я думал, она его забыла; ан видно нет. — Решено: она выйдет за арапа.
Свои я
записывал в отдельную желтую тетрадку, и их набралось уже до трех десятков. Вероятно, заметив наше взаимное влечение, Григорьевы стали поговаривать, как бы было хорошо, если бы, отойдя к Новому году от Погодина, я упросил отца поместить меня в их доме вместе с Аполлоном, причем они согласились бы
на самое умеренное вознаграждение.
Я отыскал Мухоедова в глубине рельсовой катальной; он сидел
на обрубке дерева и что-то
записывал в
свою записную книжку; молодой рабочий с красным от огня лицом светил ему, держа в руке целый пук зажженной лучины; я долго не мог оглядеться в окружавшей темноте, из которой постепенно выделялись остовы катальных машин, темные закоптелые стены и высокая железная крыша с просвечивавшими отверстиями.