Неточные совпадения
Предполагая, что не могли же все вальдшнепы улететь
в одну ночь, я бросился с хорошею собакою обыскивать все родники и ключи, которые не
замерзли и не были занесены
снегом и где накануне я оставил довольно вальдшнепов; но, бродя целый день, я не нашел ни одного; только подходя уже к дому,
в корнях непроходимых кустов, около родникового болотца, подняла моя неутомимая собака вальдшнепа, которого я и убил: он оказался хворым и до последней крайности исхудалым и, вероятно, на другой бы день
замерз.
Все как будто было предусмотрено, неизвестными для нас оставались только два вопроса: какой глубины
снег на Хунгари и скоро ли по ту сторону мы найдем людей и протоптанную нартовую дорогу. Дня два ушло на сбор ездовых собак и корма для них. Юколу мы собрали понемногу от каждого дома. Наконец, все было упаковано и уложено. Я условился с орочами, что, когда
замерзнет река Тумнин,
в отряд явится проводник орочей со своей нартой, и мы снимемся с якоря.
С тех пор его зовут не Арефий, а Арева» [Замечательно, что этот несчастный Арефий, не замерзший
в продолжение трех дней под
снегом,
в жестокие зимние морозы,
замерз лет через двадцать пять
в сентябре месяце, при самом легком морозе, последовавшем после сильного дождя!
После постоянного ненастья, от которого размокла черноземная почва, сначала образовалась страшная грязь, так что мы с трудом стали уезжать по пятидесяти верст
в день; потом вдруг сделалось холодно и, поднявшись на заре, чтоб выбраться поранее из грязного «Одного двора», мы увидели, что грязь
замерзла и что земля слегка покрыта
снегом.
Но я ходил
в церковь только
в большие морозы или когда вьюга бешено металась по городу, когда кажется, что небо
замерзло, а ветер распылил его
в облака
снега, и земля, тоже замерзая под сугробами, никогда уже не воскреснет, не оживет.
Осенью, когда речка
замерзла и твердая, как камень, земля покрылась сухим
снегом, Настя
в одну ночь появилась
в сенях кузнеца Савелья. Авдотья ввела ее
в избу, обогрела, надела на нее чистую рубашку вместо ее лохмотьев и вымыла ей щелоком голову. Утром Настя опять исчезла и явилась на другой день к вечеру. Слова от нее никакого не могли добиться. Дали ей лапти и свиту и не мешали ей приходить и уходить молча, когда она захочет. Ни к кому другим, кроме кузнеца, она не заходила.
Никите казалось, что все
в доме не так огорчены и напуганы этой смертью, как удивлены ею. Это тупое удивление он чувствовал во всех, кроме Баймаковой, она молча, без слёз сидела около усопшего, точно
замёрзла, глухая ко всему, положив руки на колени, неотрывно глядя
в каменное лицо, украшенное
снегом бороды.
В те дни погода стояла ветреная, холодная; река давно уже
замерзла, а
снега все не было, и люди замучились без дороги.
Он повертывает голову, прокапывает перед собою
снег рукою и открывает глаза. Светло; так же свистит ветер
в оглоблях, и так же сыплется
снег, с тою только разницею, что уже не стегает о лубок саней, а беззвучно засыпает сани и лошадь всё выше и выше, и ни движенья, ни дыханья лошади не слышно больше. «
Замерз, должно, и он», — думает Никита про Мухортого. И действительно, те удары копыт о сани, которые разбудили Никиту, были предсмертные усилия удержаться на ногах уже совсем застывшего Мухортого.
Была глубокая осень, когда Attalea выпрямила свою вершину
в пробитое отверстие. Моросил мелкий дождик пополам со
снегом; ветер низко гнал серые клочковатые тучи. Ей казалось, что они охватывают ее. Деревья уже оголились и представлялись какими-то безобразными мертвецами. Только на соснах да на елях стояли темно-зеленые хвои. Угрюмо смотрели деревья на пальму. «
Замерзнешь! — как будто говорили они ей. — Ты не знаешь, что такое мороз. Ты не умеешь терпеть. Зачем ты вышла из своей теплицы?»
Выйди зимой
в тихий морозный день
в поле или
в лес и посмотри кругом себя и послушай: везде кругом
снег, реки
замерзли, сухие травки торчат из-под
снега, деревья стоят голые, ничто не шевелится.
Это требовало больших расходов, и притом это была такая надобность, которой нельзя было отвести: но Алымов, однако, с этим справился: он уехал из дома
в самый сев и возвратился домой «по грудкам», когда земля уже
замерзла и была запорошена мелким
снегом. А чтобы не нести покор на своей душе, что он бросил крестьян на жертву бескормицы, он их утешил...
— На волю Божью положиться. Что пошлет Бог, то и будет, — ответил Никифор. — Ежели кони совсем станут, надо будет
в снег зарываться. Сказывают, так не
замерзнешь.
Последовавшие за этим разговором дни ничем не отмечены
в памяти, точно их не было совсем, и я все время спал
в тоскливом, без сновидений сне, а пятого декабря
замерзло море и выпал первый глубокий
снег.