Неточные совпадения
Когда ружье было подано, братец Сашенька тотчас же отвинтил у него
замок, смазал маслом, ствол продул, прочистил и, приведя таким образом смертоносное
орудие в порядок, сбегал к своей бричке и достал там порох и дробь.
С нечеловеческой энергией, в полной темноте, действуя осторожно, ощупью и насколько возможно бесшумно, Иоле отвинчивает
замок первого ближайшего к нему
орудия.
— Четыре наши
орудия уже погублены… орудийная прислуга успела смениться три раза… У трех пушек отбиты
замки… О, Танасио! Если бы можно было броситься в штыки на этих проклятых! — заключил взволнованный Иоле дрожащим голосом.
— Вот, господин капитан… Я исполнил свой долг… «Они», те, которые там, на середине реки, они поневоле должны молчать с той минуты… Вот
замки, господин капитан… от всех четырех
орудий… A теперь разрешите мне пойти отдохнуть до утра… в палатку… Я немного устал…
Браницкий принял на себя наблюдение и оборону от конфедератских шаек с той стороны Вислы, а Александр Васильевич — осаду
замка. Мы уже знаем выгодное положение последнего и невозможность взять его без сильного обстреливания и пробития бреши. У Суворова между тем не было ни одного осадного
орудия. Но по его приказанию втащили с чрезвычайными усилиями несколько полевых пушек в верхние этажи наиболее высоких домов и оттуда открыли по
замку огонь, а королевско-польский военный инженер повел две минные галереи.
Начальники и солдаты, вероятно после сильного ночного сопротивления Морфею [Морфей — бог сна (греч. миф.).], заключили с ним перемирие: пушкари исправно храпели у своих
орудий; стражи в отводных пикетах около
замка, зевая, перекликались.
Луч утреннего солнца, отзолачивая развалины
замка, скользя по
орудиям и теплясь в крестах походных церквей, расцвечивал эту картину.
В начале апреля прибыли к Суворову
орудия большого калибра и была возведена скрытно от неприятеля брешь-батарея. Она обрушила часть стены у ворот, пробила брешь и произвела в
замке несколько пожаров; польский инженер окончил тем временем минные галереи.
Для Гегеля «различные категории не суть собрания отдельных изолированных идей, которые мы находим в наших умах и которые мы прилагаем к вещам одну за другой, подобно тому как мы стали бы перебирать связку ключей, пробуя их один за другим на многих
замках; он пытается доказать, что категории не суть внешние
орудия, которыми пользуется разум, но элементы целого или стадии сложного процесса, который в своем единстве есть самый разум» (там же, с. 182).