Неточные совпадения
В первый раз молодой Версилов приезжал с сестрой, с Анной Андреевной, когда я был болен; про это я слишком хорошо помнил, равно и то, что Анна Андреевна уже
закинула мне вчера удивительное словечко, что, может быть, старый князь остановится
на моей квартире… но все это было так сбито и так уродливо, что я почти ничего не мог
на этот счет придумать.
К удивлению
моему, Татьяна Павловна не придиралась, не настаивала
на точности, не
закидывала крючков, по своему обыкновению, как всегда, когда я начинал что-нибудь говорить.
— Я один, один… — стонал Василий Назарыч,
закидывая голову
на спинку кресла. — Не
на кого положиться… Ох, хоть бы умереть скорее!.. Нищета, позор… О, боже
мой!!!
— Ах какие! Точно они не люди. Чего они не хотят мириться? — сказала Грушенька и вышла плясать. Хор грянул: «Ах вы сени,
мои сени». Грушенька
закинула было головку, полуоткрыла губки, улыбнулась, махнула было платочком и вдруг, сильно покачнувшись
на месте, стала посреди комнаты в недоумении.
Особенно любит она глядеть
на игры и шалости молодежи; сложит руки под грудью,
закинет голову, прищурит глаза и сидит, улыбаясь, да вдруг вздохнет и скажет: «Ах вы, детки
мои, детки!..» Так, бывало, и хочется подойти к ней, взять ее за руку и сказать: «Послушайте, Татьяна Борисовна, вы себе цены не знаете, ведь вы, при всей вашей простоте и неучености, — необыкновенное существо!» Одно имя ее звучит чем-то знакомым, приветным, охотно произносится, возбуждает дружелюбную улыбку.
То отступят они шага
на два и
закинут голову, то снова придвинутся к картине; глазки их покрываются маслянистою влагой… «Фу ты, Боже
мой, — говорят они, наконец, разбитым от волнения голосом, — души-то, души-то что! эка, сердца-то, сердца! эка души-то напустил! тьма души!..
Я слышал, как он ударил ее, бросился в комнату и увидал, что мать, упав
на колени, оперлась спиною и локтями о стул, выгнув грудь,
закинув голову, хрипя и страшно блестя глазами, а он, чисто одетый, в новом мундире, бьет ее в грудь длинной своей ногою. Я схватил со стола нож с костяной ручкой в серебре, — им резали хлеб, это была единственная вещь, оставшаяся у матери после
моего отца, — схватил и со всею силою ударил вотчима в бок.
На мое горе, дед оказался дома; он встал пред грозным стариком,
закинув голову, высунув бородку вперед, и торопливо говорил, глядя в глаза, тусклые и круглые, как семишники...
«Что значит ум-то
мой и расчет!» — восклицал он мысленно и вместе с тем соображал, как бы ему
на княжеском обеде посильнее очернить сенатора, а еще более того губернатора, и при этом
закинуть словцо о своей кандидатуре
на место начальника губернии.
Несмотря
на мое присутствие, окуни не переставали гонять и ловить рыбу; я сбегал за своей удочкой и, насаживая мелкую рыбешку, лежавшую
на берегу, и
закидывая в самую середину стаи, выудил тридцать хороших окуней.
Может быть, сначала говорили «дверец», а потом, для удобства произношения, стали говорить «дворец».] между сваями, его окружавшими; едва только
закинул я среднюю удочку, насаженную
на раковую шейку, как пошел проливной дождь, от которого я спрятался под крышею пильной; дождевая туча еще не пронесласъ, как я услышал крик зовущего меня мельника; я поспешно бросился к нему и вижу, что он возится с
моей удочкой,
на которую взяла большая рыба; но я не успел прибежать вовремя: мельник стоял с одним удилищем и лесой, оборванной выше наплавка…
Развив другую
мою удочку, дядька
мой закинул ее поскорее
на то же самое место, где взяла у него рыба, и, сказав: «Видно, я маленько погорячился, теперь стану тащить потише», — сел
на траву дожидаться новой добычи, но напрасно.
Насадив
на крючок кусок умятого черного хлеба величиною с большой русский орех, он
закинул мою удочку
на дно под самый куст, а свою пустил у берега возле травки и камыша.
Теперь он не торопясь шагал рядом, все так же держась за
мое с гремя, и
закидал меня вопросами.
На мои расспросы о жизни ямщиков он отвечал неохотно, как будто этот предмет внушал ему отвращение. Вместо этого он сам спрашивал, откуда мы, куда едем, большой ли город Петербург, правда ли, что там по пяти домов ставят один
на другой, и есть ли конец земле, и можно ли видеть царя, и как к нему дойти. При этом смуглое лицо его оставалось неподвижным, но в глазах сверкало жадное любопытство.
— Извольте, пойдемте, — отвечал нараспев
мой новый приятель. Я пропустил его вперед.
На ходу он переваливался, шмыгал ногами и затылок назад
закидывал.
Я оборотился взглянуть
на любопытствующих о таком обстоятельстве, и взгляд
мой упал
на Юлиана Мастаковича, который,
закинув руки за спину и наклонив немножечко голову набок, как-то чрезвычайно внимательно прислушивался к празднословию этих господ.
Умильно они поглядывали
на Герасима и
закидывали ему ласковые словечки, напоминая
на былое прошлое время, а сами держа
на уме: «Коли не женат, так вот бы женишок
моей девчурке»; но приезжий вовсе не глядел женихом, и никто не знал, холост он или женатый…
— Славь Бога, — крикнул он ей, скрежеща зубами от ярости, — что ты далеко каркаешь от меня и руки
мои не достигнут тебя, гордись и тем, что дозволяет честное собрание наше осквернять тебе это священное место, с которого справедливая судьба скоро
закинет тебя прямо
на костер. Товарищи и братия
мои, взгляните
на эту гордую бабу. Кто окружает ее? Пришельцы, иноземцы, еретики. Кто внимает ей? Подкупные шатуны, сор нашего отечества.
— Что замышляешь ты сказать мне? — озабоченно спросила она, не поняв, или не желая понять его намеков. — Или худой оборот приняли наши дела, или мало людей
на нашей стороне? Возьми же все золото
мое,
закидай им народ, вели от
моего имени выкатить ему из подвала вино и мед… Чего же еще? Не изменил ли кто?
— Что замышляешь ты сказать мне? — озабоченно спросила она, не поняв или не желая понять его намека. — Или худой оборот приняли наши дела, или мало людей
на нашей стороне? Возьми же все золото
мое,
закидай им народ, вели от
моего имени выкатить ему из подвалов вино и мед… Чего же еще? Не изменил ли кто?
— Поистине,
моя милая, — начал он развязным тоном, усаживаясь
на одно из кресел и даже
закидывая ногу
на ногу, — если вы ищете предлога к ссоре, то это бесполезно, так как согласитесь сами, что я имею больше вас прав сердиться, однако этого не делаю… Следует ценить такую рыцарскую вежливость мужа…
— Славь Бога, — крикнул он ей, скрежеща зубами от ярости, — что ты далеко каркаешь от меня и руки
мои не достигнут тебя, гордись и тем, что дозволяет честное собрание наше осквернять тебе это священное место, с которого справедливая судьба скоро
закинет тебя прямо
на костер. Товарищи и братья
мои, взгляните
на эту гордую бабу. Кто окружает ее?.. Пришельцы, иноземцы, еретики… Кто внимает ей? Подкупные шатуны, сор нашего отечества.