Неточные совпадения
Хотя она была не скупа, но обращалась с деньгами с бережливостью; перед издержкой
задумывалась, была беспокойна, даже сердита немного; но, выдав раз деньги, тотчас же забывала
о них, и даже не любила записывать; а если записывала, так только для того, по ее словам, чтоб потом не забыть, куда деньги дела, и не испугаться. Пуще всего она не любила платить вдруг
много, большие куши.
Девушка
задумалась. Она сама
много раз думала
о том, что сейчас высказал Привалов, и в ее молодой душе проснулся какой-то смутный страх перед необъятностью житейских пустяков.
Меня рано начала мучить религиозная тема, я, может быть, раньше, чем
многие,
задумался над темой
о тленности всего в мире и над вечностью.
Отец пошел на вспаханную, но еще не заборонованную десятину, стал что-то мерить своей палочкой и считать, а я, оглянувшись вокруг себя и увидя, что в разных местах
много людей и лошадей двигались так же мерно и в таком же порядке взад и вперед, — я крепко
задумался, сам хорошенько не зная
о чем.
Задумался он
о покинутой матери,
о своем одиночестве, обо
многом, в чем и сам не отдавал себе отчета;
задумался и затянул, в раздумье, протяжную песню…
— Темная история, — сказал Проктор. — Слышал я
много басен, да и теперь еще люблю слушать. Однако над иными из них
задумаешься. Слышали вы
о Фрези Грант?
Когда за ужином,
о чем-то
задумавшись, он катал шарики из хлеба и пил
много красного вина, то, странное дело, я бывал почти уверен, что в нем сидит что-то, что он, вероятно, сам чувствует в себе смутно, но за суетой и пошлостями не успевает понять и оценить.
Оставшись одна, Зина долго ходила взад и вперед по комнате, скрестив руки,
задумавшись.
О многом она передумала. Часто и почти бессознательно повторяла она: «Пора, пора, давно пора!» Что значило это отрывочное восклицание? Не раз слезы блистали на ее длинных шелковистых ресницах. Она не думала отирать их, — останавливать. Но напрасно беспокоилась ее маменька и старалась проникнуть в мысли своей дочери: Зина совершенно решилась и приготовилась ко всем последствиям…
Колесников смотрел с любовью на его окрепшее, в несколько дней на года вперед скакнувшее лицо и
задумался внезапно об этой самой загадочной молве, что одновременно и сразу, казалось, во
многих местах выпыхнула
о Сашке Жегулеве, задолго опережая всякие события и прокладывая к становищу невидимую тропу. «Болтают, конечно, — думал он, — но не столько болтают, сколько ждут, носом по ветру чуют. Зарумянился мой черный Саша и глазами поблескивает, понял, что это значит: Сашка Жегулев! Отходи, Саша, отходи».
И, снова чувствуя себя сильным и умным среди этого стада дураков, что так бессмысленно и нагло врываются в тайну грядущего, он
задумался о блаженстве неведения тяжелыми мыслями старого, больного,
много испытавшего человека.
Здесь видим мы только вопрос и недоумение поэта; но
много уже значит и то, что он спрашивал и
задумывался о предметах высших…