Тут мой собеседник
заговорил о театре, о сцене, о драматическом искусстве, о том, сколько усилий и работы требуется для того, чтобы стать артисткою.
Неточные совпадения
Величественно, как на сцене
театра, вошла дама, в костюме, отделанном мехом, следом за нею щеголеватый студент с бескровным лицом. Дама тотчас
заговорила о недостатке съестных продуктов и
о дороговизне тех, которые еще не съедены.
Собравшись с силами,
заговорил он
о Москве,
о товарищах,
о Пушкине,
о театре,
о русской литературе; вспоминал наши пирушки, жаркие прения нашего кружка, с сожалением произнес имена двух-трех умерших приятелей…
Лаврецкий навел речь на
театр, на вчерашнее представление; она тотчас сама
заговорила о Мочалове и не ограничилась одними восклицаниями и вздохами, но произнесла несколько верных и женски-проницательных замечаний насчет его игры.
О чем, бывало, ни
заговоришь с ним, он все сводит к одному: в городе душно и скучно жить, у общества нет высших интересов, оно ведет тусклую, бессмысленную жизнь, разнообразя ее насилием, грубым развратом и лицемерием; подлецы сыты и одеты, а честные питаются крохами; нужны школы, местная газета с честным направлением,
театр, публичные чтения, сплоченность интеллигентных сил; нужно, чтоб общество сознало себя и ужаснулось.
Я пробовал
заговаривать с ним
о его детях; но он отделывался прежнею скороговоркою и переходил поскорее на другой предмет: «Да-да! дети-дети, вы правы, дети!» Однажды только он расчувствовался — мы шли с ним в
театр: «Это несчастные дети! —
заговорил он вдруг, — да, сударь, да, это не-с-счастные дети!» И потом несколько раз в этот вечер повторял слова: «несчастные дети!» Когда я раз
заговорил о Полине, он пришел даже в ярость.
В разговорах он ни одним словом не обнаружил своего исключительного, мистического направления, он не касался никаких духовных предметов, а очень весело, остроумно, не скупясь на эпиграммы, рассуждал
о делах общественных и житейских; сейчас
заговорил со мной
о театре и очень искусно заставил меня высказать все мое увлечение и все мои задушевные убеждения в высоком значении истинного артиста и театрального искусства вообще.
Он заметил это и
заговорил о предстоящих удовольствиях заграничной жизни,
о театрах, концертах и балах.
Четыре монархии, Пуффендорф [Пуффендорф Самуил (Пуфендорф Самуэль) (1632–1694) — знаменитый немецкий юрист и историк.] с своим вступлением во Всемирную Историю, Планисферия [Планисферия — название старинного прибора для решения задач
о времени восхода и захода светил, их долготы и высоты и т. д.], весь Политический
Театр; все, все уже они стоят у меня на страже; все
заговорят за меня по-русски и умилостивят победителей!