Неточные совпадения
Бобчинский. Он, он, ей-богу он… Такой наблюдательный: все обсмотрел. Увидел, что мы с Петром-то Ивановичем ели семгу, — больше потому, что Петр Иванович насчет
своего желудка… да, так он и
в тарелки к нам
заглянул. Меня так и проняло страхом.
Помещики встали, и Свияжский, опять остановив Левина
в его неприятной привычке
заглядывать в то, что сзади приемных комнат его ума, пошел провожать
своих гостей.
Засим это странное явление, этот съежившийся старичишка проводил его со двора, после чего велел ворота тот же час запереть, потом обошел кладовые, с тем чтобы осмотреть, на
своих ли местах сторожа, которые стояли на всех углах, колотя деревянными лопатками
в пустой бочонок, наместо чугунной доски; после того
заглянул в кухню, где под видом того чтобы попробовать, хорошо ли едят люди, наелся препорядочно щей с кашею и, выбранивши всех до последнего за воровство и дурное поведение, возвратился
в свою комнату.
— Партии нет возможности оканчивать, — говорил Чичиков и
заглянул в окно. Он увидел
свою бричку, которая стояла совсем готовая, а Селифан ожидал, казалось, мановения, чтобы подкатить под крыльцо, но из комнаты не было никакой возможности выбраться:
в дверях стояли два дюжих крепостных дурака.
Не довольствуясь сим, он ходил еще каждый день по улицам
своей деревни,
заглядывал под мостики, под перекладины и все, что ни попадалось ему: старая подошва, бабья тряпка, железный гвоздь, глиняный черепок, — все тащил к себе и складывал
в ту кучу, которую Чичиков заметил
в углу комнаты.
Чичиков
заглянул из-под низа ему
в рожу, желая знать, что там делается, и сказал: «Хорош! а еще воображает, что красавец!» Надобно сказать, что Павел Иванович был сурьезно уверен
в том, что Петрушка влюблен
в красоту
свою, тогда как последний временами позабывал, есть ли у него даже вовсе рожа.
Заглянул бы кто-нибудь к нему на рабочий двор, где наготовлено было на запас всякого дерева и посуды, никогда не употреблявшейся, — ему бы показалось, уж не попал ли он как-нибудь
в Москву на щепной двор, куда ежедневно отправляются расторопные тещи и свекрухи, с кухарками позади, делать
свои хозяйственные запасы и где горами белеет всякое дерево — шитое, точеное, лаженое и плетеное: бочки, пересеки, ушаты, лагуны́, [Лагун — «форма ведра с закрышкой».
Выговорив самое главное, девушка повернула голову, робко посмотрев на старика. Лонгрен сидел понурясь, сцепив пальцы рук между колен, на которые оперся локтями. Чувствуя взгляд, он поднял голову и вздохнул. Поборов тяжелое настроение, девушка подбежала к нему, устроилась сидеть рядом и, продев
свою легкую руку под кожаный рукав его куртки, смеясь и
заглядывая отцу снизу
в лицо, продолжала с деланым оживлением...
Дронов существовал для него только
в те часы, когда являлся пред ним и рассказывал о многообразных
своих делах, о том, что выгодно купил и перепродал партию холста или книжной бумаги, он вообще покупал, продавал, а также устроил вместе с Ногайцевым
в каком-то мрачном подвале театрик «сатиры и юмора», —
заглянув в этот театр, Самгин убедился, что юмор сведен был к случаю с одним нотариусом, который на глазах
своей жены обнаружил
в портфеле у себя панталоны какой-то дамы.
Повинуясь странному любопытству и точно не веря доктору, Самгин вышел
в сад,
заглянул в окно флигеля, — маленький пианист лежал на постели у окна, почти упираясь подбородком
в грудь; казалось, что он, прищурив глаза, утонувшие
в темных ямах, непонятливо смотрит на ладони
свои, сложенные ковшичками. Мебель из комнаты вынесли, и пустота ее очень убедительно показывала совершенное одиночество музыканта. Мухи ползали по лицу его.
Сбросив со скамьи на землю какие-то планки, проволоку, клещи, Дунаев усадил Клима,
заглянул в очки его и быстро, с неизменной
своей улыбочкой, начал выспрашивать.
Он размышлял еще о многом, стараясь подавить неприятное, кисловатое ощущение неудачи, неумелости, и чувствовал себя охмелевшим не столько от вина, как от женщины. Идя коридором
своего отеля, он
заглянул в комнату дежурной горничной, комната была пуста, значит — девушка не спит еще. Он позвонил, и, когда горничная вошла, он, положив руки на плечи ее, спросил, улыбаясь...
Дронов пренебрежительно
заглянул в глаза его, плюнул через левое плечо
свое, но спорить не стал.
Было около полуночи, когда Клим пришел домой. У двери
в комнату брата стояли его ботинки, а сам Дмитрий, должно быть, уже спал; он не откликнулся на стук
в дверь, хотя
в комнате его горел огонь, скважина замка пропускала
в сумрак коридора желтенькую ленту света. Климу хотелось есть. Он осторожно
заглянул в столовую, там шагали Марина и Кутузов, плечо
в плечо друг с другом; Марина ходила, скрестив руки на груди, опустя голову, Кутузов, размахивая папиросой у
своего лица, говорил вполголоса...
Штольц не приезжал несколько лет
в Петербург. Он однажды только
заглянул на короткое время
в имение Ольги и
в Обломовку. Илья Ильич получил от него письмо,
в котором Андрей уговаривал его самого ехать
в деревню и взять
в свои руки приведенное
в порядок имение, а сам с Ольгой Сергеевной уезжал на южный берег Крыма, для двух целей: по делам
своим в Одессе и для здоровья жены, расстроенного после родов.
Перед ней самой снималась завеса, развивалось прошлое,
в которое до этой минуты она боялась
заглянуть пристально. На многое у ней открывались глаза, и она смело бы взглянула на
своего собеседника, если б не было темно.
Мало-помалу впечатление его изгладилось, и он опять с трепетом счастья смотрел на Ольгу наедине, слушал, с подавленными слезами восторга, ее пение при всех и, приезжая домой, ложился, без ведома Ольги, на диван, но ложился не спать, не лежать мертвой колодой, а мечтать о ней, играть мысленно
в счастье и волноваться,
заглядывая в будущую перспективу
своей домашней, мирной жизни, где будет сиять Ольга, — и все засияет около нее.
Она
заглядывала ему
в глаза, но ничего не видела; и когда,
в третий раз, они дошли до конца аллеи, она не дала ему обернуться и,
в свою очередь, вывела его на лунный свет и вопросительно посмотрела ему
в глаза.
Она, накинув на себя меховую кацавейку и накрыв голову косынкой, молча сделала ему знак идти за собой и повела его
в сад. Там, сидя на скамье Веры, она два часа говорила с ним и потом воротилась, глядя себе под ноги, домой, а он, не зашедши к ней, точно убитый, отправился к себе, велел камердинеру уложиться, послал за почтовыми лошадьми и уехал
в свою деревню, куда несколько лет не
заглядывал.
Райский хотел было пойти сесть за
свои тетради «записывать скуку», как увидел, что дверь
в старый дом не заперта. Он
заглянул в него только мельком, по приезде, с Марфенькой, осматривая комнату Веры. Теперь вздумалось ему осмотреть его поподробнее, он вступил
в сени и поднялся на лестницу.
Райский тоже, увидя
свою комнату, следя за бабушкой, как она чуть не сама делала ему постель, как опускала занавески, чтоб утром не беспокоило его солнце, как заботливо расспрашивала,
в котором часу его будить, что приготовить — чаю или кофе поутру, масла или яиц, сливок или варенья, — убедился, что бабушка не все угождает себе этим, особенно когда она попробовала рукой, мягка ли перина, сама поправила подушки повыше и велела поставить графин с водой на столик, а потом раза три
заглянула, спит ли он, не беспокойно ли ему, не нужно ли чего-нибудь.
Есть
своя бездна и там: слава Богу, я никогда не заглядывался
в нее, а если
загляну — так уж выйдет не роман, а трагедия.
— А тот ушел? Я притворился спящим. Тебя давно не видать, — заговорил Леонтий слабым голосом, с промежутками. — А я все ждал — не
заглянет ли, думаю. Лицо старого товарища, — продолжал он, глядя близко
в глаза Райскому и положив
свою руку ему на плечо, — теперь только одно не противно мне…
Заглянув в свою бывшую спальню,
в две, три другие комнаты, он вошел
в угловую комнату, чтоб взглянуть на Волгу. Погрузясь
в себя, тихо и задумчиво отворил он ногой дверь, взглянул и… остолбенел.
— Никогда! — повторил он с досадой, — какая ложь
в этих словах: «никогда», «всегда»!.. Конечно, «никогда»: год, может быть, два… три… Разве это не — «никогда»? Вы хотите бессрочного чувства? Да разве оно есть? Вы пересчитайте всех ваших голубей и голубок: ведь никто бессрочно не любит.
Загляните в их гнезда — что там? Сделают
свое дело, выведут детей, а потом воротят носы
в разные стороны. А только от тупоумия сидят вместе…
Тит Никоныч был джентльмен по
своей природе. У него было тут же,
в губернии, душ двести пятьдесят или триста — он хорошенько не знал, никогда
в имение не
заглядывал и предоставлял крестьянам делать, что хотят, и платить ему оброку, сколько им заблагорассудится. Никогда он их не поверял. Возьмет стыдливо привезенные деньги, не считая, положит
в бюро, а мужикам махнет рукой, чтоб ехали, куда хотят.
В университете Райский делит время, по утрам, между лекциями и Кремлевским садом,
в воскресенье ходит
в Никитский монастырь к обедне,
заглядывает на развод и посещает кондитеров Пеэра и Педотти. По вечерам сидит
в «
своем кружке», то есть избранных товарищей, горячих голов, великодушных сердец.
Было уже восемь часов; я бы давно пошел, но все поджидал Версилова: хотелось ему многое выразить, и сердце у меня горело. Но Версилов не приходил и не пришел. К маме и к Лизе мне показываться пока нельзя было, да и Версилова, чувствовалось мне, наверно весь день там не было. Я пошел пешком, и мне уже на пути пришло
в голову
заглянуть во вчерашний трактир на канаве. Как раз Версилов сидел на вчерашнем
своем месте.
Японцы тихо, с улыбкой удовольствия и удивления, сообщали друг другу замечания на
своем звучном языке. Некоторые из них, и особенно один из переводчиков, Нарабайоси 2-й (их два брата, двоюродные, иначе гейстра), молодой человек лет 25-ти, говорящий немного по-английски, со вздохом сознался, что все виденное у нас приводит его
в восторг, что он хотел бы быть европейцем, русским, путешествовать и
заглянуть куда-нибудь, хоть бы на Бонинсима…
Мы шли по полям, засеянным разными овощами. Фермы рассеяны саженях во ста пятидесяти или двухстах друг от друга.
Заглядывали в домы; «Чинь-чинь», — говорили мы жителям: они улыбались и просили войти. Из дверей одной фермы выглянул китаец, седой,
в очках с огромными круглыми стеклами, державшихся только на носу.
В руках у него была книга. Отец Аввакум взял у него книгу, снял с его носа очки, надел на
свой и стал читать вслух по-китайски, как по-русски. Китаец и рот разинул. Книга была — Конфуций.
А между тем
в глубине
своей души он уже чувствовал всю жестокость, подлость, низость не только этого
своего поступка, но всей
своей праздной, развратной, жестокой и самодовольной жизни, и та страшная завеса, которая каким-то чудом всё это время, все эти 12 лет скрывала от него и это его преступление и всю его последующую жизнь, уже колебалась, и он урывками уже
заглядывал за нее.
Половодов походил по
своему кабинету, посмотрел
в окно, которое выходило
в сад и точно было облеплено вьющейся зеленью хмеля и дикого винограда; несколько зеленых веточек
заглядывали в окно и словно с любопытством ощупывали
своими спиральными усиками запыленные стекла.
Отдельная комната для старшей дочери была самым обидным новшеством для Марьи Степановны и, как бельмо, всегда мозолила ей глаза. Она никогда не
заглядывала сюда, как и на половину мужа. У Верочки не было
своей комнаты, да она и не нуждалась
в ней, околачиваясь по всему дому.
Терпение у Альфонса Богданыча было действительно замечательное, но если бы Ляховский
заглянул к нему
в голову
в тот момент, когда Альфонс Богданыч, прочитав на сон грядущий, как всякий добрый католик, латинскую молитву, покашливая и охая, ложился на
свою одинокую постель, — Ляховский изменил бы
свое мнение.
Через день Привалов опять был у Бахаревых и долго сидел
в кабинете Василья Назарыча. Этот визит кончился ничем. Старик все время проговорил о делах по опеке над заводами и ни слова не сказал о
своем положении. Привалов уехал, не
заглянув на половину Марьи Степановны, что немного обидело гордую старуху.
— Ну, теперь начнется десять тысяч китайских церемоний, — проворчал Веревкин, пока Половодов жал руку Привалова и ласково
заглядывал ему
в глаза: — «Яснейший брат солнца… прозрачная лазурь неба…» Послушай, Александр, я задыхаюсь от жары; веди нас скорее куда-нибудь
в место не столь отдаленное, но прохладное, и прикажи
своему отроку подать чего-нибудь прохладительного…
Половодова,
заглянув в дверь, несколько мгновений колебалась — переступать ей порог этой двери или нет, но выдержка взяла верх над любопытством, и Антонида Ивановна на предложение любезной хозяйки только покачала отрицательно
своей красивой головой.
Да и не подозрение только — какие уж теперь подозрения, обман явен, очевиден: она тут, вот
в этой комнате, откуда свет, она у него там, за ширмами, — и вот несчастный подкрадывается к окну, почтительно
в него
заглядывает, благонравно смиряется и благоразумно уходит, поскорее вон от беды, чтобы чего не произошло, опасного и безнравственного, — и нас
в этом хотят уверить, нас, знающих характер подсудимого, понимающих,
в каком он был состоянии духа,
в состоянии, нам известном по фактам, а главное, обладая знаками, которыми тотчас же мог отпереть дом и войти!“ Здесь по поводу „знаков“ Ипполит Кириллович оставил на время
свое обвинение и нашел необходимым распространиться о Смердякове, с тем чтоб уж совершенно исчерпать весь этот вводный эпизод о подозрении Смердякова
в убийстве и покончить с этою мыслию раз навсегда.
Его попросили выйти опять
в «ту комнату». Митя вышел хмурый от злобы и стараясь ни на кого не глядеть.
В чужом платье он чувствовал себя совсем опозоренным, даже пред этими мужиками и Трифоном Борисовичем, лицо которого вдруг зачем-то мелькнуло
в дверях и исчезло. «На ряженого
заглянуть приходил», — подумал Митя. Он уселся на
своем прежнем стуле. Мерещилось ему что-то кошмарное и нелепое, казалось ему, что он не
в своем уме.
Я подошел к шалашу,
заглянул под соломенный намет и увидал старика до того дряхлого, что мне тотчас же вспомнился тот умирающий козел, которого Робинзон нашел
в одной из пещер
своего острова.
На другое утро хозяйка Рахметова
в страшном испуге прибежала к Кирсанову: «батюшка — лекарь, не знаю, что с моим жильцом сделалось: не выходит долго из
своей комнаты, дверь запер, я
заглянула в щель; он лежит весь
в крови; я как закричу, а он мне говорит сквозь дверь: «ничего, Аграфена Антоновна».
Черевик
заглянул в это время
в дверь и, увидя дочь
свою танцующею перед зеркалом, остановился. Долго глядел он, смеясь невиданному капризу девушки, которая, задумавшись, не примечала, казалось, ничего; но когда же услышал знакомые звуки песни — жилки
в нем зашевелились; гордо подбоченившись, выступил он вперед и пустился вприсядку, позабыв про все дела
свои. Громкий хохот кума заставил обоих вздрогнуть.
Я, наоборот, не люблю
заглядывать в свои старые книги, не люблю цитат из них.
Они выплывают во время уж очень крупных скандалов и бьют направо и налево, а
в помощь им всегда становятся завсегдатаи — «болдохи», которые дружат с ними, как с нужными людьми, с которыми «дело делают» по сбыту краденого и пользуются у них приютом, когда опасно ночевать
в ночлежках или
в своих «хазах». Сюда же никакая полиция никогда не
заглядывала, разве только городовые из соседней будки, да и то с самыми благими намерениями — получить бутылку водки.
— А сказано так: «Человек, аще хощеши выиграть, первым делом
загляни в чужие карты, ибо
свои посмотреть всегда успеешь».
«Пройдясь по залам, уставленным столами с старичками, играющими
в ералаш, повернувшись
в инфернальной, где уж знаменитый „Пучин“ начал
свою партию против „компании“, постояв несколько времени у одного из бильярдов, около которого, хватаясь за борт, семенил важный старичок и еле-еле попадал
в своего шара, и,
заглянув в библиотеку, где какой-то генерал степенно читал через очки, далеко держа от себя газету, и записанный юноша, стараясь не шуметь, пересматривал подряд все журналы, он направился
в комнату, где собирались умные люди разговаривать».
Точно вдруг над сонным городом склонился таинственный и величавый фантом: сам господин Трубников из
своего прекрасного далека
заглядывает в него умным и насмешливым взглядом…
Мы перебрались на одну кровать, у самого окна, и лепились у стекол,
заглядывая в эти щели, прислушиваясь к шуму и делясь
своими впечатлениями, над которыми, как огненная арка над городом, властно стояло одно значительное слово: царь!
Должно быть, во сне я продолжал говорить еще долго и много
в этом же роде, раскрывая
свою душу и стараясь
заглянуть в ее душу, но этого я уже не запомнил. Помню только, что проснулся я с знакомыми ощущением теплоты и разнеженности, как будто еще раз нашел девочку
в серой шубке…
Я думаю, многие из оканчивавших испытывают и теперь
в большей или меньшей степени это настроение «последнего года». Образование должно иметь
свой культ, подымающий отдельные знания на высоту общего смысла. Наша система усердно барабанит по отдельным клавишам. Разрозненных звуков до скуки много, общая мелодия отсутствует… Страх, поддерживающий дисциплину, улетучивается с годами и привычкой. Внутренней дисциплины и уважения к школьному строю нет, а жизнь уже
заглядывает и манит из-за близкой грани…