Неточные совпадения
Не
забудем, что летописец преимущественно ведет речь
о так называемой черни, которая и доселе считается стоящею как бы вне пределов истории. С одной стороны, его умственному взору представляется
сила, подкравшаяся издалека и успевшая организоваться и окрепнуть, с другой — рассыпавшиеся по углам и всегда застигаемые врасплох людишки и сироты. Возможно ли какое-нибудь сомнение насчет характера отношений, которые имеют возникнуть из сопоставления стихий столь противоположных?
Сначала он распоряжался довольно деятельно и даже пустил в дерущихся порядочную струю воды; но когда увидел Домашку, действовавшую в одной рубахе впереди всех с вилами в руках, то"злопыхательное"сердце его до такой степени воспламенилось, что он мгновенно
забыл и
о силе данной им присяги, и
о цели своего прибытия.
Он не
забыл о том чувстве, с которым обнимал ноги Лидии, но помнил это как сновидение. Не много дней прошло с того момента, но он уже не один раз спрашивал себя: что заставило его встать на колени именно пред нею? И этот вопрос будил в нем сомнения в действительной
силе чувства, которым он так возгордился несколько дней тому назад.
Она здесь, в Узле, — вот
о чем думал Привалов, когда возвращался от Павлы Ивановны. А он до сих пор не знал об этом!.. Доктор не показывается и, видимо, избегает встречаться с ним. Ну, это его дело. В Привалове со страшной
силой вспыхнуло желание увидать Надежду Васильевну, увидать хотя издали… Узнает она его или нет? Может быть, отвернется, как от пьяницы и картежника, которого даже бог
забыл, как выразилась бы Павла Ивановна?
Увлеченный своими планами, Полуянов совершенно
забыл о своих родственных отношениях к Малыгиным и Булыгиным, почесал в затылке и только плюнул. Как это раньше он не сообразил?.. Да, бывают удивительные случаи, а все проклятое похмелье. Просто какой-то анекдот. Для восстановления
сил тесть и зять напились вместе.
О, если б он меня
забылДля женщины другой,
В моей душе достало б
силНе быть его рабой!
Она
забыла осторожность и хотя не называла имен, но рассказывала все, что ей было известно
о тайной работе для освобождения народа из цепей жадности. Рисуя образы, дорогие ее сердцу, она влагала в свои слова всю
силу, все обилие любви, так поздно разбуженной в ее груди тревожными толчками жизни, и сама с горячей радостью любовалась людьми, которые вставали в памяти, освещенные и украшенные ее чувством.
— Вполне, Елена Николаевна, вполне. Какое же может быть лучше призвание? Помилуйте, пойти по следам Тимофея Николаевича… Одна мысль
о подобной деятельности наполняет меня радостью и смущением, да… смущением, которого… которое происходит от сознания моих малых
сил. Покойный батюшка благословил меня на это дело… Я никогда не
забуду его последних слов.
Она просто, ясно, без всякого преувеличения, описала постоянную и горячую любовь Алексея Степаныча, давно известную всему городу (конечно, и Софье Николавне); с родственным участием говорила
о прекрасном характере, доброте и редкой скромности жениха; справедливо и точно рассказала про его настоящее и будущее состояние; рассказала правду про всё его семейство и не
забыла прибавить, что вчера Алексей Степанович получил чрез письмо полное согласие и благословение родителей искать руки достойнейшей и всеми уважаемой Софьи Николавны; что сам он от волнения, ожидания ответа родителей и несказанной любви занемог лихорадкой, но, не имея
сил откладывать решение своей судьбы, просил ее, как родственницу и знакомую с Софьей Николавной даму, узнать: угодно ли, не противно ли будет ей, чтобы Алексей Степаныч сделал формальное предложение Николаю Федоровичу.
В пылу сражения и потом во время тяжкой болезни он, казалось,
забыл о своем положении; но когда телесная болезнь его миновалась, то сердечный недуг с новой
силою овладел его душою.
И, произнося раздельно и утвердительно слова свои, старик Ананий четырежды стукнул пальцем по столу. Лицо его сияло злым торжеством, грудь высоко вздымалась, серебряные волосы бороды шевелились на ней. Фоме жутко стало слушать его речи, в них звучала непоколебимая вера, и
сила веры этой смущала Фому. Он уже
забыл все то, что знал
о старике и во что еще недавно верил как в правду.
Правда, что когда приступало желание видеть ее, оно приступало с такой
силой, что он ни
о чем другом не мог думать, но это продолжалось недолго, устраивалось свиданье, и он опять
забывал ее на недели, иногда на месяц.
Пускай люди, исполненные цветения и
сил, мечтают
о жизни — это их право; человек умирающий, в видах собственного ограждения, должен
забыть и
о цветении, и
о силе, и вообще
о каких бы то ни было правах на жизнь.
Не думая
о получаемых ударах, я стал гвоздить своего противника кулаками без разбора сверху вниз; тогда и он,
забыв о нападении, только широко раздвинув пальцы обеих рук, держал их как щиты перед своею головой, а я продолжал изо всех
сил бить, попадая кулаками между пальцами противника, при общих одобрительных криках товарищей: «Валяй, Шеншин, валяй!» Отступающий противник мой уперся наконец спиною в классный умывальник и, схватив на нем медный подсвечник, стал острием его бить меня по голове.
Теперь, когда быстро наступала темнота, мелькали внизу огни и когда казалось, что туман скрывает под собой бездонную пропасть, Липе и ее матери, которые родились нищими и готовы были прожить так до конца, отдавая другим всё, кроме своих испуганных, кротких душ, — быть может, им примерещилось на минуту, что в этом громадном, таинственном мире, в числе бесконечного ряда жизней и они
сила, и они старше кого-то; им было хорошо сидеть здесь наверху, они счастливо улыбались и
забыли о том, что возвращаться вниз все-таки надо.
Не видя её, он чувствовал необходимость освободить её мысль из уродливых пут, но Варенька являлась — и он
забывал о своём решении. Иногда он замечал за собой, что слушает её так, точно желает чему-то научиться у неё, и сознавал, что в ней было нечто, стесняющее свободу его ума. Случалось, что он, имея уже готовым возражение, которое, ошеломив её своею
силой, убедило бы в очевидности её заблуждений, — прятал это возражение в себе, как бы боясь сказать его. Поймав себя на этом, он думал...
После того, что произошло у меня за чаем и потом внизу, для меня стало ясно, что наше «семейное счастье»,
о котором мы стали уже
забывать в эти последние два года, в
силу каких-то ничтожных, бессмысленных причин возобновлялось опять, и что ни я, ни жена не могли уже остановиться, и что завтра или послезавтра вслед за взрывом ненависти, как я мог судить по опыту прошлых лет, должно будет произойти что-нибудь отвратительное, что перевернет весь порядок нашей жизни.
Бродяга спал, а мои мысли не давали мне покоя. Я
забыл о том, что привело его в тюрьму и ссылку, что пережил он, что сделал в то время, когда «перестал слушаться родителей». Я видел в нем только молодую жизнь, полную энергии и
силы, страстно рвущуюся на волю… Куда?
— Прощай, моя Наташа! Прощай, нарядная, веселая птичка, оставайся такою, какова ты есть, — со сладкой грустью говорила Елена Дмитриевна, прижимая к себе девочку, — потому что быть иной ты не можешь, это не в твоих
силах. Но сохраняя постоянную радость и успех в жизни, думай
о тех, кто лишен этой радости, и в богатстве, в довольстве не
забывай несчастных и бедных, моя Наташа!
Он еще помнит, он неспроста так побледнел, — но уже стремится
забыть, и скоро
забудет! Ему не по
силам эта двойная тяжесть: земли и неба, и он весь отдается земле! Пройдет еще время, и если Я заговорю с ним
о Сатане, он отвезет Меня в сумасшедший дом… или напишет донос кардиналу X.
Если хочешь получить, отдавай, если хочешь иметь удовлетворение, не ищи его, никогда не думай
о нем и
забудь самое это слово, если хочешь приобрести
силу, обнаруживай ее, отдавай другим.
Но, повторяю, я
забывал о себе как авторе, я не услаждался тем, что вот, после дебюта в Москве с"Однодворцем", где будут играть лучшие
силы труппы, предстоит еще несомненный успех, и не потому, что моя драма так хороша, а потому, что такая Верочка, наверно, подымет всю залу, и пьеса благодаря ее игре будет восторженно принята, что и случилось не дальше как в январе следующего, 1862 года, в бенефис учителя Позняковой — Самарина.
Споры
о том, что не касается жизни, именно
о том, отчего происходит жизнь: анимизм ли это, витализм ли, или понятие еще особой какой
силы, скрыли от людей главный вопрос жизни, — тот вопрос, без которого понятие жизни теряет свой смысл, и привели понемногу людей науки, — тех, которые должны вести других, — в положение человека, который идет и даже очень торопится, но
забыл, куда именно.
Ласковые слова императрицы довершили остальное. Не стараясь узнать, какое горе терзает его, она с присущими ей мягкостью и тактом обошла этот вопрос в разговоре с Григорием Александровичем. Она указала ему на тот высокий жребий, который выпадает на его долю велением судьбы, и сказала, что человек, призванный утешать горе многих, должен, если не
забыть о своем, то иметь столько
силы духа, чтобы не предаваться ему чрезмерно.
О! вы, счастливые народы,
Где случай вольность даровал!
Блюдите дар благой природы,
В сердцах что вечный начертал.
Се хлябь разверстая, цветами
Усыпанная, под ногами
У вас, готова вас сглотить.
Не
забывай ни на минуту,
Что крепость
сил в немощность люту,
Что свет во тьму льзя претворить.
Прошло около месяца. Помещик
забыл о Петьке, а тот, почувствовав себя в
силах стать на ноги, бежал с помещечьего двора. Двор этот находился близ Арбатских ворот. Долго ли и много ли прошел Петр Ананьев, он не помнил, но наутро он очнулся на скамье, покрытой войлоком, с кожанной подушкой в головах, а над ним стоял наклонившись худой как щепка старик, и держал на его лбу мокрую тряпку. Было это в той самой избе, где теперь жил Петр Ананьев. Старик был немец-знахарь Краузе, в просторечии прозванный Крузовым.
Иван Иванович, новый любимец государыни, был всемогущ, но влияние свое он, по мере
сил, употреблял на пользу отечества,
забывая о себе и довольствуясь личным расположением государыни.
После первых же свиданий с баронессой, Пашков с ужасом понял, что он, как мальчишка, влюбился в красавицу,
забыв свои лета и свою семью. Его бедная жена! Она не могла понять, что делалось с ее мужем. Он целыми часами сидел неподвижно в одной комнате с ней, молчал и думал без конца
о другой. Бросить все, уехать куда-нибудь подальше — было свыше его
сил. Он был уже крепко запутан в сетях этой женщины.
Но лежать с закрытыми глазами и видеть в темноте закрытых век все то ужасное,
о чем хочется
забыть навсегда, было еще мучительнее, и глаза Павла с
силою открылись. От их растерянного блеска в лице его появилось что-то старческое и тревожное.