Неточные совпадения
Ах, как я любила… Я до обожания любила этот романс, Полечка!.. знаешь, твой отец… еще женихом певал…
О, дни!.. Вот бы, вот бы нам спеть! Ну как же, как же… вот я и
забыла… да напомните же, как же? — Она была в чрезвычайном
волнении и усиливалась приподняться. Наконец, страшным, хриплым, надрывающимся голосом она начала, вскрикивая и задыхаясь на каждом слове, с видом какого-то возраставшего испуга...
— Да что такое?
О чем вы просите? — с
волнением, почти с досадой отвечала она, отворачиваясь от него. — Я все
забыла… я такая беспамятная!
Он понял теперь бабушку. Он вошел к ней с замирающим от
волнения сердцем,
забыл отдать отчет
о том, как он передал Крицкой рассказ
о прогулке Веры в обрыве, и впился в нее жадными глазами.
Зося молчала; она слышала, как Половодов нервно хрустнул своими пальцами, — это была одна из его мещанских привычек,
о которой в минуту
волнения он
забывал.
Он выдвинул ящик и выбросил на стол три небольшие клочка бумаги, писанные наскоро карандашом, все от Варвары Петровны. Первая записка была от третьего дня, вторая от вчерашнего, а последняя пришла сегодня, всего час назад; содержания самого пустого, все
о Кармазинове, и обличали суетное и честолюбивое
волнение Варвары Петровны от страха, что Кармазинов
забудет ей сделать визит. Вот первая, от третьего дня (вероятно, была и от четвертого дня, а может быть, и от пятого...
— Стреляйте, не держите противника! — прокричал в чрезвычайном
волнении Маврикий Николаевич, видя, что Ставрогин как бы
забыл о выстреле, рассматривая с Кирилловым шляпу.
Она просто, ясно, без всякого преувеличения, описала постоянную и горячую любовь Алексея Степаныча, давно известную всему городу (конечно, и Софье Николавне); с родственным участием говорила
о прекрасном характере, доброте и редкой скромности жениха; справедливо и точно рассказала про его настоящее и будущее состояние; рассказала правду про всё его семейство и не
забыла прибавить, что вчера Алексей Степанович получил чрез письмо полное согласие и благословение родителей искать руки достойнейшей и всеми уважаемой Софьи Николавны; что сам он от
волнения, ожидания ответа родителей и несказанной любви занемог лихорадкой, но, не имея сил откладывать решение своей судьбы, просил ее, как родственницу и знакомую с Софьей Николавной даму, узнать: угодно ли, не противно ли будет ей, чтобы Алексей Степаныч сделал формальное предложение Николаю Федоровичу.
На этот раз Лизавета Васильевна не сказалась больною: она вышла в гостиную и довольно сухо поклонилась гостю, проговорившему ей свое сожаление
о ее болезни; в лице Бахтиарова слишком было заметно
волнение, и он часто мешался и даже
забывал карты.
Спокойно и без лишних слов, без давешнего
волнения, рассказал он, в виде отчета, как он отвез Лизу, как ее мило там приняли, как это ей будет полезно, и мало-помалу, как бы совсем и
забыв о Лизе, незаметно свел речь исключительно только на Погорельцевых, — то есть какие это милые люди, как он с ними давно знаком, какой хороший и даже влиятельный человек Погорельцев и тому подобное. Павел Павлович слушал рассеянно и изредка исподлобья с брезгливой и плутоватой усмешкой поглядывал на рассказчика.
По случаю
волнения на море пароход пришел поздно, когда уже село солнце, и, прежде чем пристать к молу, долго поворачивался. Анна Сергеевна смотрела в лорнетку на пароход и на пассажиров, как бы отыскивая знакомых, и когда обращалась к Гурову, то глаза у нее блестели. Она много говорила, и вопросы у нее были отрывисты, и она сама тотчас же
забывала,
о чем спрашивала; потом потеряла в толпе лорнетку.
Она знала, что Елена Павловна Бекасова — женщина без характера, вся сотканная из противоречий и минутных настроений, слишком поглощенная заботами
о туалете, барыня с болезнью надвигающейся старости, суетными
волнениями вдовы сановника, с постоянным страхом, как бы ее не
забыли и не обошли.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии,
забывая о том, чтò было его целью. Но подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, чтò могло предстоять ей и уже не через много дней, а нынче вечером,
волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж
забыл о том, что́ было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа
волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея
о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе
о кремском деле, и
о некоторых общих знакомых женщинах.