Неточные совпадения
Купаться было негде, — весь берег реки был истоптан скотиной и открыт с дороги; даже гулять нельзя было ходить, потому что скотина входила в
сад через сломанный
забор, и был один страшный бык, который ревел и потому, должно быть, бодался.
Она велела ему спрятаться под кровать, и как только беспокойство прошло, она кликнула свою горничную, пленную татарку, и дала ей приказание осторожно вывесть его в
сад и оттуда отправить через
забор.
Самгин свернул за угол в темный переулок, на него налетел ветер, пошатнул, осыпал пыльной скукой. Переулок был кривой, беден домами, наполнен шорохом деревьев в
садах, скрипом
заборов, свистом в щелях; что-то хлопало, как плеть пастуха, и можно было думать, что этот переулок — главный путь, которым ветер врывается в город.
Луна четко освещала купеческие особняки, разъединенные дворами,
садами и связанные плотными
заборами, сияли золотые главы церквей и кресты на них.
Анфиса. Правда! (Читает.) «Кажется, этого довольно. Больше я ждать не могу. Из любви к вам я решаюсь избавить вас от неволи; теперь все зависит от вас. Если хотите, чтоб мы оба были счастливы, сегодня, когда стемнеет и ваши улягутся спать, что произойдет, вероятно, не позже девятого часа, выходите в
сад. В переулке, сзади вашего
сада, я буду ожидать вас с коляской.
Забор вашего
сада, который выходит в переулок, в одном месте плох…»
Сцена представляет два
сада, разделенные посередине
забором: направо от зрителей
сад Пеженовых, а налево — Белотеловой; в
садах скамейки, столики и проч.; в
саду Белотеловой налево две ступеньки и дверь в беседку; у
забора с обеих сторон кусты.
Бальзаминов. Ах, маменька, не мешайте! Представьте, маменька, я, бедный молодой человек, хожу себе по улице, и вдруг что же? И вдруг теперь поеду в коляске! И знаете, что мне в голову пришло? Может быть, за Пеженовой
сад отдадут в приданое: тогда можно будет забор-то разгородить, сады-то у них рядом, и сделать один
сад. Разных беседок и аллей…
Мир и тишина покоятся над Выборгской стороной, над ее немощеными улицами, деревянными тротуарами, над тощими
садами, над заросшими крапивой канавами, где под
забором какая-нибудь коза, с оборванной веревкой на шее, прилежно щиплет траву или дремлет тупо, да в полдень простучат щегольские, высокие каблуки прошедшего по тротуару писаря, зашевелится кисейная занавеска в окошке и из-за ерани выглянет чиновница, или вдруг над
забором, в
саду, мгновенно выскочит и в ту ж минуту спрячется свежее лицо девушки, вслед за ним выскочит другое такое же лицо и также исчезнет, потом явится опять первое и сменится вторым; раздается визг и хохот качающихся на качелях девушек.
Вдруг он услышал, что в старом доме отворяется окно. Он взглянул вверх, но окно, которое отворилось, выходило не к
саду, а в поле, и он поспешил в беседку из акаций, перепрыгнул через
забор и попал в лужу, но остался на месте, не шевелясь.
Очень просто и случайно. В конце прошлого лета, перед осенью, когда поспели яблоки и пришла пора собирать их, Вера сидела однажды вечером в маленькой беседке из акаций, устроенной над
забором, близ старого дома, и глядела равнодушно в поле, потом вдаль на Волгу, на горы. Вдруг она заметила, что в нескольких шагах от нее, в фруктовом
саду, ветви одной яблони нагибаются через
забор.
И все успел зорким взглядом окинуть Райский, пробираясь пешком подле экипажа, мимо решетчатого
забора, отделяющего дом, двор, цветник и
сад от проезжей дороги.
Она порицала и осмеивала подруг и знакомых, когда они увлекались, живо и с удовольствием расскажет всем, что сегодня на заре застали Лизу, разговаривающую с письмоводителем чрез
забор в
саду, или что вон к той барыне (и имя, отчество и фамилию скажет) ездит все барин в карете и выходит от нее часу во втором ночи.
Скудная зелень едва смягчает угрюмость пейзажа.
Сады из кедров, дубов, немножко тополей, немножко виноградных трельяжей, кое-где кипарис и мирт да
заборы из колючих кактусов и исполинских алоэ, которых корни обратились в древесину, — вот и все. Голо, уединенно, мрачно. В городе, однако ж, есть несколько весьма порядочных лавок; одну из них, помещающуюся в отдельном домике, можно назвать даже богатою.
Там цветущие
сады, плющ и виноград вьются фестонами по стенам, цветы стыдливо выглядывают из-за
заборов, в январе веет теплый воздух, растворенный кипарисом, миртом и элиотропом; там храмы, виллы, вина, женщины — полная жизнь!
Мы шли, шли в темноте, а проклятые улицы не кончались: все
заборы да
сады. Ликейцы, как тени, неслышно скользили во мраке. Нас провожал тот же самый, который принес нам цветы. Где было грязно или острые кораллы мешали свободно ступать, он вел меня под руку, обводил мимо луж, которые, видно, знал наизусть. К несчастью, мы не туда попали, и, если б не провожатый, мы проблуждали бы целую ночь. Наконец добрались до речки, до вельбота, и вздохнули свободно, когда выехали в открытое море.
Только
сад не только не обветшал, но разросся, сросся и теперь был весь в цвету; из-за
забора видны были, точно белые облака, цветущие вишни, яблони и сливы.
«Так и есть, у старика в спальне освещено, она там!» — и он спрыгнул с
забора в
сад.
Сад был величиной с десятину или немногим более, но обсажен деревьями лишь кругом, вдоль по всем четырем
заборам, — яблонями, кленом, липой, березой.
Вероятнее всего, что все произошло хоть и весьма мудреным, но натуральным образом, и Лизавета, умевшая лазить по плетням в чужие огороды, чтобы в них ночевать, забралась как-нибудь и на
забор Федора Павловича, а с него, хоть и со вредом себе, соскочила в
сад, несмотря на свое положение.
Тут вблизи в
саду стояла банька, но с
забора видны были и освещенные окна дома.
Но
сад был на ночь запираем со двора на замок, попасть же в него, кроме этого входа, нельзя было, потому что кругом всего
сада шел крепкий и высокий
забор.
Подсудимый, ночью, в
саду, убегая, перелезает через
забор и повергает медным пестом вцепившегося в его ногу лакея.
Он рассказал, как он перескочил через
забор в
сад отца, как шел до окна и обо всем, наконец, что было под окном.
Не скрою от вас, что сам Васильев твердо заключает и свидетельствует, что вы должны были выбежать из двери, хотя, конечно, он своими глазами и не видал, как вы выбегали, заприметив вас в первый момент уже в некотором от себя отдалении, среди
сада, убегающего к стороне
забора…
Марья Кондратьевна, очевидно, в заговоре, Смердяков тоже, тоже, все подкуплены!» У него создалось другое намерение: он обежал большим крюком, чрез переулок, дом Федора Павловича, пробежал Дмитровскую улицу, перебежал потом мостик и прямо попал в уединенный переулок на задах, пустой и необитаемый, огороженный с одной стороны плетнем соседского огорода, а с другой — крепким высоким
забором, обходившим кругом
сада Федора Павловича.
— По-моему, господа, по-моему, вот как было, — тихо заговорил он, — слезы ли чьи, мать ли моя умолила Бога, дух ли светлый облобызал меня в то мгновение — не знаю, но черт был побежден. Я бросился от окна и побежал к
забору… Отец испугался и в первый раз тут меня рассмотрел, вскрикнул и отскочил от окна — я это очень помню. А я через
сад к
забору… вот тут-то и настиг меня Григорий, когда уже я сидел на
заборе…
Дорогою Марья Кондратьевна успела припомнить, что давеча, в девятом часу, слышала страшный и пронзительный вопль на всю окрестность из их
сада — и это именно был, конечно, тот самый крик Григория, когда он, вцепившись руками в ногу сидевшего уже на
заборе Дмитрия Федоровича, прокричал: «Отцеубивец!» «Завопил кто-то один и вдруг перестал», — показывала, бежа, Марья Кондратьевна.
— Устроилась, слава Богу. Вот здесь у князя М. М. в экономках служу. — Она указала на великолепную виллу, в глубине
сада, обнесенного каменным
забором. — По крайней мере, место постоянное. Переезжать не надо.
Однажды он был у нас почти весь день, и нам было особенно весело. Мы лазали по
заборам и крышам, кидались камнями, забирались в чужие
сады и ломали деревья. Он изорвал свою курточку на дикой груше, и вообще мы напроказили столько, что еще дня два после этого все боялись последствий.
На третий или на четвертый день мы с братом и сестрой были в
саду, когда Крыжановский неожиданно перемахнул своими длинными ногами через
забор со стороны пруда и, присев в высокой траве и бурьянах, поманил нас к себе. Вид у него был унылый и несчастный, лицо помятое, глаза совсем мутные, нос еще более покривился и даже как будто обвис.
— Немного похоже, но… нет, не то. Там только
заборы и небо. А здесь
сады.
Мой приятель не тратил много времени на учение, зато все закоулки города знал в совершенстве. Он повел меня по совершенно новым для меня местам и привел в какой-то длинный, узкий переулок на окраине. Переулок этот прихотливо тянулся несколькими поворотами, и его обрамляли старые
заборы. Но
заборы были ниже тех, какие я видел во сне, и из-за них свешивались густые ветки уже распустившихся
садов.
В одном месте сплошной
забор сменился палисадником, за которым виднелся широкий двор с куртиной, посредине которой стоял алюминиевый шар. В глубине виднелся барский дом с колонками, а влево — неотгороженный густой
сад. Аллеи уходили в зеленый сумрак, и на этом фоне мелькали фигуры двух девочек в коротких платьях. Одна прыгала через веревочку, другая гоняла колесо. На скамье под деревом, с книгой на коленях, по — видимому, дремала гувернантка.
В этот промежуток дня наш двор замирал. Конюхи от нечего делать ложились спать, а мы с братом слонялись по двору и
саду, смотрели с
заборов в переулок или на длинную перспективу шоссе, узнавали и делились новостями… А солнце, подымаясь все выше, раскаляло камни мощеного двора и заливало всю нашу усадьбу совершенно обломовским томлением и скукой…
Со двора в
сад бежали какие-то люди, они лезли через
забор от Петровны, падали, урчали, но все-таки было тихо до поры, пока дед, оглянувшись вокруг, не закричал в отчаянии...
— Врешь, дура! Не могла ты ничего в
саду видеть,
забор высокий, щелей в нем нет, врешь! Ничего у нас нет!
Продрогнув на снегу, чувствуя, что обморозил уши, я собрал западни и клетки, перелез через
забор в дедов
сад и пошел домой, — ворота на улицу были открыты, огромный мужик сводил со двора тройку лошадей, запряженных в большие крытые сани, лошади густо курились паром, мужик весело посвистывал, — у меня дрогнуло сердце.
— Вот, собираем мы с Варей малину в
саду, вдруг он, отец твой, шасть через
забор, я индо испугалась: идет меж яблонь эдакой могутной, в белой рубахе, в плисовых штанах, а — босый, без шапки, на длинных волосьях — ремешок.
Горлинки не только прилетают в
сады или огороды, но нередко садятся на широкие зеленые дворы деревенских помещичьих усадеб и их простые
заборы.
После обеда я отправился в
сад, но без ружья. Я дал было себе слово не подходить к «засекинскому
саду», но неотразимая сила влекла меня туда — и недаром. Не успел я приблизиться к
забору, как увидел Зинаиду. На этот раз она была одна. Она держала в руках книжку и медленно шла по дорожке. Она меня не замечала.
Я перед чаем отправился в
сад, но не подходил слишком близко к
забору и никого не видел.
На конце
сада, там, где
забор, разделявший наши и засекинские владения, упирался в общую стену, росла одинокая ель.
В день, о котором зашла речь, я также отправился в
сад — и, напрасно исходив все аллеи (вороны меня признали и только издали отрывисто каркали), случайно приблизился к низкому
забору, отделявшему собственно нашивладения от узенькой полосы
сада, простиравшейся за флигельком направо и принадлежавшей к нему.
Однажды я проходил в
саду мимо известного
забора — и увидел Зинаиду: подпершись обеими руками, она сидела на траве и не шевелилась.
А утром, чуть свет, когда в доме все еще спали, я уж прокладывал росистый след в густой, высокой траве
сада, перелезал через
забор и шел к пруду, где меня ждали с удочками такие же сорванцы-товарищи, или к мельнице, где сонный мельник только что отодвинул шлюзы и вода, чутко вздрагивая на зеркальной поверхности, кидалась в «лотоки» и бодро принималась за дневную работу.
Густые сумерки залегли над Княжьим-Веном, когда я приблизился к
забору своего
сада. Над зáмком зарисовался тонкий серп луны, загорелись звезды. Я хотел уже подняться на
забор, как кто-то схватил меня за руку.
Угадывая это, Дарьянов более и не звал его, а прыгнул на
забор и перелетел в
сад Препотенского.
Но никто не открыл окна. А утром. Калитка,
забор около
сада и около двора были исполосованы желтовато-коричневыми следами от дегтя, На воротах дегтем написаны были грубые слова. Прохожие ахали и смеялись, разнеслась молва, приходили любопытные.
— Какие это цветы Павлуша? — спросил он, показывая Володину на желтые цветочки у
забора в чьем-то
саду.
Преполовенская все посматривала на крапиву, которая и в
саду обильно росла вдоль
заборов. Она сказала наконец...