Неточные совпадения
Артисты в театрах говорили какие-то туманные, легкие слова о любви, о
жизни.
Артиста этого он видел на сцене театра в царских одеждах трагического царя Бориса, видел его безумным и страшным Олоферном, ужаснейшим царем Иваном Грозным при въезде его во Псков, — маленькой, кошмарной фигуркой с плетью в руках, сидевшей криво на коне, над людями, которые кланялись в ноги коню его; видел гибким Мефистофелем, пламенным сарказмом над людями, над
жизнью; великолепно, поражающе изображал этот человек ужас безграничия власти.
Райский, цепенея от ужаса, выслушал этот краткий отчет и опять шел к постели. Оживленный пир с друзьями,
артисты, певицы, хмельное веселье — все это пропало вместе со всякой надеждой продлить эту
жизнь.
Он какой-то
артист: все рисует, пишет, фантазирует на фортепиано (и очень мило), бредит искусством, но, кажется, как и мы, грешные, ничего не делает и чуть ли не всю
жизнь проводит в том, что «поклоняется красоте», как он говорит: просто влюбчив по-нашему, как, помнишь, Дашенька Семечкина, которая была однажды заочно влюблена в испанского принца, увидевши портрет его в немецком календаре, и не пропускала никого, даже настройщика Киша.
«Да,
артист не должен пускать корней и привязываться безвозвратно, — мечтал он в забытьи, как в бреду. — Пусть он любит, страдает, платит все человеческие дани… но пусть никогда не упадет под бременем их, но расторгнет эти узы, встанет бодр, бесстрастен, силен и творит: и пустыню, и каменья, и наполнит их
жизнью и покажет людям — как они живут, любят, страдают, блаженствуют и умирают… Зачем художник послан в мир!..»
— Вы поэт,
артист, cousin, вам, может быть, необходимы драмы, раны, стоны, и я не знаю, что еще! Вы не понимаете покойной, счастливой
жизни, я не понимаю вашей…
Я все время поминал вас, мой задумчивый
артист: войдешь, бывало, утром к вам в мастерскую, откроешь вас где-нибудь за рамками, перед полотном, подкрадешься так, что вы, углубившись в вашу творческую мечту, не заметите, и смотришь, как вы набрасываете очерк, сначала легкий, бледный, туманный; все мешается в одном свете: деревья с водой, земля с небом… Придешь потом через несколько дней — и эти бледные очерки обратились уже в определительные образы: берега дышат
жизнью, все ярко и ясно…
И какой оркестр, более ста
артистов и артисток, но особенно, какой хор!» — «Да, у вас в целой Европе не было десяти таких голосов, каких ты в одном этом зале найдешь целую сотню, и в каждом другом столько же: образ
жизни не тот, очень здоровый и вместе изящный, потому и грудь лучше, и голос лучше», — говорит светлая царица.
Удивительный человек, он всю
жизнь работал над своим проектом. Десять лет подсудимости он занимался только им; гонимый бедностью и нуждой в ссылке, он всякий день посвящал несколько часов своему храму. Он жил в нем, он не верил, что его не будут строить: воспоминания, утешения, слава — все было в этом портфеле
артиста.
Как тяжело думать, что вот „может быть“ в эту самую минуту в Москве поет великий певец-артист, в Париже обсуждается доклад замечательного ученого, в Германии талантливые вожаки грандиозных политических партий ведут агитацию в пользу идей, мощно затрагивающих существенные интересы общественной
жизни всех народов, в Италии, в этом краю, „где сладостный ветер под небом лазоревым веет, где скромная мирта и лавр горделивый растут“, где-нибудь в Венеции в чудную лунную ночь целая флотилия гондол собралась вокруг красавцев-певцов и музыкантов, исполняющих так гармонирующие с этой обстановкой серенады, или, наконец, где-нибудь на Кавказе „Терек воет, дик и злобен, меж утесистых громад, буре плач его подобен, слезы брызгами летят“, и все это живет и движется без меня, я не могу слиться со всей этой бесконечной
жизнью.
И я вот, по моей кочующей
жизни в России и за границей, много был знаком с разного рода писателями и художниками, начиная с какого-нибудь провинциального актера до Гете, которому имел честь представляться в качестве русского путешественника, и, признаюсь, в каждом из них замечал что-то особенное, не похожее на нас, грешных, ну, и, кроме того, не говоря об уме (дурака писателя и
артиста я не могу даже себе представить), но, кроме ума, у большей части из них прекрасное и благородное сердце.
— Какая тут совесть и в чем тут совесть? Человека, что ли, мы с вами убили? — воскликнул, смеясь, откупщик. — Я, как вы знаете, сам тоже не торгаш и не подьячий, а музыкант и
артист в душе; но я понимаю
жизнь!.. Вы же, будучи благороднейшим человеком, мало — видно — ее знаете; а потому позвольте мне в этом случае быть руководителем вашим.
После блеска московской
жизни обстоятельства забросили А. А. Бренко в Киев, где она с несокрушимой энергией принялась за новую театрально-педагогическую работу. Результатом был выпуск ряда замечательных
артистов. Известный режиссер А.П. Петровский был ее учеником.
А публика еще ждет. Он секунду, а может быть, полминуты глядит в одну и ту же точку — и вдруг глаза его, как серое северное море под прорвавшимся сквозь тучи лучом солнца, загораются черным алмазом, сверкают на миг мимолетной улыбкой зубы, и он, радостный и оживленный, склоняет голову. Но это уж не Гамлет, а полный
жизни, прекрасный
артист Вольский.
Незнамов. Желал бы я знать, как настоящие великие
артисты в обыкновенной
жизни себя ведут? Неужели так же притворяются, как на сцене?
Незнамов. Значит, не совсем неожиданно. Я говорю: мы — потому что я с другом. Вот рекомендую!
Артист Шмага! Комик в
жизни и злодей на сцене. Вы не подумайте, что он играет злодеев; нет, это не его амплуа. Он играет всякие роли и даже благородных отцов; но он все-таки злодей для всякой пьесы, в которой он играет. Кланяйся, Шмага!
— Да, брат, аплодировали! — с восторгом воскликнул Грохотов, застучал кулаком по своей узкой груди и закашлялся. — Теперь кончено, — я себя знаю!
Артист, вот он — я! Могу сказать — обязан своему искусству
жизнью, — а что? Очень просто! Народ шутить не любит…
Сделал ли ее Лопатин? Не знаю. Вижу только, что эту женщину нельзя узнать. Что она бросила свою прежнюю
жизнь — я знаю наверное. Она переехала в какую-то каморку, куда не пускает ни Гельфрейха, ни этого спасителя, ходит на сеансы к нему и, кроме того, шьет. Она живет очень бедно. Она похожа теперь на пьяницу, давшего зарок не пить. Выдержит ли она его? Поможет ли ей в этом этот сентиментальный
артист, не видевший
жизни, ничего в ней не понимающий?
— Ах, Гурочка, — вздыхая, говорила она, —
артист вы! И будь вы чуточку покрасивше — устроила бы я вам судьбу! Уж сколько я молодых юношев пристроила к женщинам, у которых сердце скучает в одинокой
жизни!
Стремление к истине, к знанию не исключает никаким образом частного употребления
жизни; можно равно быть при этом химиком, медиком,
артистом, купцом.
Порядок
жизни был такой же, как в прошлом году. По средам бывали вечеринки.
Артист читал, художники рисовали, виолончелист играл, певец пел, и неизменно в половине двенадцатого открывалась дверь, ведущая в столовую, и Дымов, улыбаясь, говорил...
Когда единственный сын купца 1-й гильдии Нила Овсянникова, после долгих беспутных скитаний из труппы в труппу, умер от чахотки и пьянства в наровчатской городской больнице, то отец, не только отказывавший сыну при его
жизни в помощи, но даже грозивший ему торжественным проклятием при отверстых царских вратах, основал в годовщину его смерти «Убежище для престарелых немощных
артистов имени Алексея Ниловича Овсянникова».
В ней уже сидел бес, который день и ночь шептал ей, что она очаровательна, божественна, и она, определенно не знавшая, для чего, собственно, она создана и для чего ей дана
жизнь, воображала себя в будущем не иначе, как очень богатою и знатною, ей грезились балы, скачки, ливреи, роскошная гостиная, свой salon и целый рой графов, князей, посланников, знаменитых художников и
артистов, и все это поклоняется ей и восхищается ее красотой и туалетами…
Другое дело, если бы у меня была красивая, интересная
жизнь, если б я, например, боролся за освобождение родины или был знаменитым ученым,
артистом, художником, а то ведь из одной обычной, будничной обстановки пришлось бы увлечь ее в другую такую же или еще более будничную.
Агишин. Боже мой! да смею ли я, нищий, нищий, мечтать о таком счастье! Что я могу? Втиснуть ее в жалкую, будничную рамку
жизни, сделать женой, нянькой, экономкой и загубить, загубить созданье, в котором все прелестно, все изящно, все музыка… и переселить ее в кухню!.. Да и я, я сам, люблю изящество во всем! Я сам
артист! Обладание обожаемой женщиной я не могу себе иначе и представить, как в роскошной обстановке, как…
Он, как
артист, не знает цены деньгам и невозмутимо жертвует своим комфортом и благами
жизни кое-каким своим страстишкам, и оттого-то он дает впечатление человека неимущего, еле сводящего концы с концами…
(Я говорю, собственно, про
жизнь циркового
артиста.)
— Ведь этак одурачить целую компанию может только
артист, талант, — весело говорил Жестяков, подсаживая его. — Я буквально поражен, Егор Нилыч! До сих пор хохочу… Ха-ха… А мы-то кипятимся, хлопочем! Ха-ха! Верите? и в театрах никогда так не смеялся… Бездна комизма! Всю
жизнь буду помнить этот незапамятный вечер!
В моем лице — в лице гимназиста из провинции, выросшего в старопомещичьем мире, — это сказывалось безусловно. Я уже был подготовлен всей
жизнью к тому, чтобы ценить таких людей, как Щепкин, и всякого писателя и
артиста, из какого бы звания они ни вышли.
"Теодор", москвич, товарищ по одной из тамошних гимназий Островского, считал себя в Петербурге как бы насадителем и нового бытового реализма, и некоторым образом его вторым"я". Выдвинулся он ролью Бородкина (рядом с Читау-матерью) к началу второй половины 50-х годов и одно время прогремел. Это вскружило ему голову, и без того ужасно славолюбивую: он всю
жизнь считал себя первоклассным
артистом.
— Я превращаю Nana в одну из блестящих дам полусвета Второй империи, вроде Коры Перль, Анны Дельон и разных других. Около нее я сгруппирую целый мир из типов этой эпохи: вивёров (прожигателей
жизни (от фр. viveur)), дипломатов, коронованных особ,
артистов. Дело будет происходить в шестидесятых годах.
Я замечал, что странствующие певцы, акробаты, даже фокусники любят называть себя
артистами, и потому несколько раз намекал своему собеседнику на то, что он
артист, но он вовсе не признавал за собой этого качества, а весьма просто, как на средство к
жизни, смотрел на свое дело.
Помимо служебной деловитости, Друкарт в те годы нашей
жизни был превосходный чтец в драматическом роде и даровитейший актер. Я не слыхал никого, кто бы читал шекспировского Гамлета лучше, как читывал его Друкарт, а гоголевского городничего в «Ревизоре» он исполнял, кажется, не хуже покойного Ив. Ив. Сосницкого в наилучшую пору развития сценических сил этого
артиста.