Неточные совпадения
Эта
жестокость его, с которой он разрушал
мир, с таким трудом состроенный ею себе, чтобы переносить свою тяжелую жизнь, эта несправедливость его, с которой он обвинял ее в притворстве, в ненатуральности, взорвали ее.
Она в первую минуту вспомнила смутно о том новом чудном
мире чувств и мыслей, который открыт был ей прелестным юношей, любившим ее и любимым ею, и потом об его непонятной
жестокости и целом ряде унижений, страданий, которые последовали за этим волшебным счастьем и вытекали из него.
Тот же, кто не хочет никакой
жестокости и боли, — не хочет самого возникновения
мира и мирового процесса, движения и развития, хочет, чтоб бытие осталось в состоянии первоначальной бездвижимости и покоя, чтобы ничто не возникало.
Во всяком моральном акте, акте любви, милосердия, жертвы наступает конец этого
мира, в котором царят ненависть,
жестокость, корысть.
Слушавшая ее девушка с головой уходила в этот
мир разных
жестокостей, неправды, крови и слез, и ее сердце содрогалось от ужаса.
Сознание великой роли рабочего сливает всех рабочих
мира в одну душу, — вы ничем не можете задержать этот процесс обновления жизни, кроме
жестокости и цинизма.
Другое отношение — это отношение трагическое, людей, утверждающих, что противоречие стремления и любви к
миру людей и необходимости войны ужасно, но что такова судьба человека. Люди эти большею частью чуткие, даровитые люди, видят и понимают весь ужас и всю неразумность и
жестокость войны, но по какому-то странному повороту мысли не видят и не ищут никакого выхода из этого положения, а, как бы расчесывая свою рану, любуются отчаянностью положения человечества.
О, где ты, волшебный
мир, Шехеразада человеческой жизни, с которым часто так неблагосклонно, грубо обходятся взрослые люди, разрушая его очарование насмешками и преждевременными речами! Ты, золотое время детского счастия, память которого так сладко и грустно волнует душу старика! Счастлив тот, кто имел его, кому есть что вспомнить! У многих проходит оно незаметно или нерадостно, и в зрелом возрасте остается только память холодности и даже
жестокости людей.
Владимир. О, если б вы знали, если б видели… отец мой! Вы не поняли эту нежную, божественную душу; или вы несправедливы, несправедливы… я повторю это перед целым
миром, и так громко, что ангелы услышат и ужаснутся человеческой
жестокости…
Современная буржуазная мысль, выработавшаяся выродившаяся и бесталанная, предвидя великие события, бороться с коими она не силах, идет к Востоку, пытается оживить умирающие идеи и учения о призрачности
мира, о бессмыслии жизни, об анархическом своеволии личности, оправдывающем ее фантазии и капризы, ее
жестокость и деспотизм.
Действительно, в ней они звучат особенно сильно, в ней
жестокость и незаслуженность земных мук с потрясающею вдохновенностью оправдываются указанием на «иной
мир», и в этом указании — великое, примиряющее утешение, которое несет душе зрителя указанная трагедия.
Когда человек стал одержим и допустил власть над собой болезненного самолюбия, честолюбия, зависти, ревности, сладострастия, болезненного эротизма, корыстолюбия, скупости, ненависти и
жестокости, то он находится в
мире фантазм, и реальности не предстают уже ему в соответствии со структурой бытия.
Способность к состраданию возросла в
мире наряду с новыми формами
жестокости и безжалостности.
— Вот. В том и ужас, что другого пути нет.
Миром, добром, любовью ничего нельзя добиться. Нужно идти через грязь и кровь, хотя бы сердце разорвалось. И только помнить, во имя чего идешь. А вы помнили, — иначе бы все это вас не мучило. И нужно помнить, и не нужно делать бессмысленных
жестокостей, как многие у нас. Потому что голова кружилась от власти и безнаказанности. А смерть, — ну, что же, что смерть!
Когда вас свергнут, когда вы даже сами сгинете на месте от своей бездарности и бессмысленной
жестокости, — и тогда сиянием вас окружит история, и вы яркою, призывною звездою будете светить над всем
миром, и всё вам простят!
Он не может не видеть и того, что, при допущении такого же понимания жизни и в других людях и существах, жизнь всего
мира, вместо прежде представлявшихся безумия и
жестокости, становится тем высшим разумным благом, которого только может желать человек, — вместо прежней бессмысленности и бесцельности, получает для него разумный смысл: целью жизни
мира представляется такому человеку бесконечное просветление и единение существ
мира, к которому идет жизнь и в котором сначала люди, а потом и все существа, более и более подчиняясь закону разума, будут понимать (то, что дано понимать теперь одному человеку), что благо жизни достигается не стремлением каждого существа к своему личному благу, а стремлением, согласно с законом разума, каждого существа к благу всех других.
Когда предлагают искоренить в себе всякое пристрастие к вещам
мира, то это может быть равнодушием, холодностью, недоброжелательством и
жестокостью ко всему тварному
миру, ко всем живущим.