Неточные совпадения
При пилюлях Сергея Ивановича все засмеялись, и в особенности громко и весело Туровцын, дождавшийся наконец того смешного, чего он только и
ждал, слушая разговор. Степан Аркадьич не ошибся, пригласив Песцова. С Песцовым разговор умный не мог умолкнуть ни на
минуту. Только что Сергей Иванович заключил разговор
своей шуткой, Песцов тотчас поднял новый.
Анна легла на
свою постель и
ждала каждую
минуту, что он еще раз заговорит с нею.
— Успокой руки, Гриша, — сказала она и опять взялась за
свое одеяло, давнишнюю работу, зa которую она всегда бралась в тяжелые
минуты, и теперь вязала нервно, закидывая пальцем и считая петли. Хотя она и велела вчера сказать мужу, что ей дела нет до того, приедет или не приедет его сестра, она всё приготовила к ее приезду и с волнением
ждала золовку.
С сей же
минуты будешь отведен в острог и там, наряду с последними мерзавцами и разбойниками, ты должен <
ждать> разрешенья участи
своей.
Они оба замолчали, и молчание длилось даже до странности долго,
минут с десять. Раскольников облокотился на стол и молча ерошил пальцами
свои волосы. Порфирий Петрович сидел смирно и
ждал. Вдруг Раскольников презрительно посмотрел на Порфирия.
Он отодвинул
свой стул от стола, высвободил немного пространства между столом и
своими коленями и
ждал несколько в напряженном положении, чтобы гость «пролез» в эту щелочку.
Минута была так выбрана, что никак нельзя было отказаться, и гость полез через узкое пространство, торопясь и спотыкаясь. Достигнув стула, он сел и мнительно поглядел на Разумихина.
Темнота приближающейся ночи могла избавить меня от всякой опасности, как вдруг, оглянувшись, увидел я, что Савельича со мною не было. Бедный старик на
своей хромой лошади не мог ускакать от разбойников. Что было делать?
Подождав его несколько
минут и удостоверясь в том, что он задержан, я поворотил лошадь и отправился его выручать.
Но их убивало сознание, что это последнее свидание, последний раз, что через пять
минут они будут чужие друг другу навсегда. Им хотелось задержать эти пять
минут, уложить в них все
свое прошлое — и — если б можно было — заручиться какой-нибудь надеждой на будущее! Но они чувствовали, что будущего нет, что впереди
ждала неизбежная, как смерть, одна разлука!
— Свидания в первое время происходили в часы службы Половодова в банке. Привалов являлся как раз в то время, когда хозяину нужно было уходить из дому, и он каждый раз упрашивал гостя
подождать до его возвращения, чтобы пообедать вместе. Это были счастливые
минуты… Антонида Ивановна, проводив мужа, забывала всю
свою лень и дурачилась, как институтка.
Это
минуты, когда все инстинкты самосохранения восстают в нем разом и он, спасая себя, глядит на вас пронизывающим взглядом, вопрошающим и страдающим, ловит и изучает вас, ваше лицо, ваши мысли,
ждет, с которого боку вы ударите, и создает мгновенно в сотрясающемся уме
своем тысячи планов, но все-таки боится говорить, боится проговориться!
Когда уже достаточно ободняло, то из города начали прибывать некоторые даже такие, кои захватили с собою больных
своих, особенно детей, — точно
ждали для сего нарочно сей
минуты, видимо уповая на немедленную силу исцеления, какая, по вере их, не могла замедлить обнаружиться.
Однако разговором дела не поправишь. Я взял
свое ружье и два раза выстрелил в воздух. Через
минуту откуда-то издалека послышался ответный выстрел. Тогда я выстрелил еще два раза. После этого мы развели огонь и стали
ждать. Через полчаса стрелки возвратились. Они оправдывались тем, что Дерсу поставил такие маленькие сигналы, что их легко было не заметить. Гольд не возражал и не спорил. Он понял, что то, что ясно для него, совершенно неясно для других.
Он хотел идти назад и искать
свою трубку, но я советовал ему
подождать, в надежде, что люди, идущие сзади, найдут его трубку и принесут с собой. Мы простояли 20
минут. Старику, видимо, очень хотелось курить. Наконец он не выдержал, взял ружье и сказал...
…Я
ждал ее больше получаса… Все было тихо в доме, я мог слышать оханье и кашель старика, его медленный говор, передвиганье какого-то стола… Хмельной слуга приготовлял, посвистывая, на залавке в передней
свою постель, выругался и через
минуту захрапел… Тяжелая ступня горничной, выходившей из спальной, была последним звуком… Потом тишина, стон больного и опять тишина… вдруг шелест, скрыпнул пол, легкие шаги — и белая блуза мелькнула в дверях…
Оставалось умереть. Все с часу на час
ждали роковой
минуты, только сама больная продолжала мечтать. Поле, цветы, солнце… и много-много воздуха! Точно живительная влага из полной чаши, льется ей воздух в грудь, и она чувствует, как под его действием стихают боли, организм крепнет. Она делает над собой усилие, встает с
своего одра, отворяет двери и бежит, бежит…
Во-вторых, с
минуты на
минуту ждут тетенек-сестриц (прислуга называет их «барышнями»), которые накануне преображеньева дня приезжают в Малиновец и с этих пор гостят в нем всю зиму, вплоть до конца апреля, когда возвращаются в
свое собственное гнездо «Уголок», в тридцати пяти верстах от нашей усадьбы.
Тут никто не может ни на кого положиться: каждую
минуту вы можете
ждать, что приятель ваш похвалится тем, как он ловко обсчитал или обворовал вас; компаньон в выгодной спекуляции — легко может забрать в руки все деньги и документы и засадить
своего товарища в яму за долги; тесть надует зятя приданым; жених обочтет и обидит сваху; невеста-дочь проведет отца и мать, жена обманет мужа.
Тут она вдруг остановилась, испугавшись сама того, что сказала. Но если бы знала она, как была несправедлива в эту
минуту к дочери? Уже всё было решено в голове Аглаи; она тоже
ждала своего часа, который должен был всё решить, и всякий намек, всякое неосторожное прикосновение глубокою раной раздирали ей сердце.
С Фатеевой у Павла шла беспрерывная переписка: она писала ему письма, дышащие страстью и нежностью; описывала ему все
свои малейшие ощущения, порождаемые постоянною мыслью об нем, и ко всему этому прибавляла, что она больше всего хлопочет теперь как-нибудь внушить мужу мысль отпустить ее в Москву. Павел с неописанным и бешеным восторгом
ждал этой
минуты…
Она
ждала нашего гнева, думала, что ее начнут бранить, упрекать, и, может быть, ей, бессознательно, того только и хотелось в эту
минуту, — чтоб иметь предлог тотчас же заплакать, зарыдать, как в истерике, разбросать опять порошки, как давеча, и даже разбить что-нибудь с досады, и всем этим утолить
свое капризное, наболевшее сердечко.
Но Горохов был столоначальник всем естеством
своим, и притом такой столоначальник, который с
минуты на
минуту ждал, что его позовут в кабинет директора и скажут:"Не хотите ли место начальника отделения?"Поэтому, даже в такую опасную
минуту, когда кофточка на груди у Наденьки распахнулась, — даже и тогда он не мог выжать из
своих мозгов иной мысли, кроме:"Делу — время, потехе — час".
С
минуты на
минуту я
ждал, что от намеков он перейдет к прямым обвинениям и что я, к ужасу
своему, встречусь лицом к лицу с вопросом: нужны ли армии или нет?
Отошел ли он куда впотьмах в эту
минуту или так куда провалился, лихо его ведает, но только я остался один и совсем сделался в
своем понятии и думаю: чего же мне его
ждать? мне теперь надо домой идти.
— Княжна, князь просил вас не скакать! — крикнул Калинович по-французски. Княжна не слыхала; он крикнул еще; княжна остановилась и начала их
поджидать. Гибкая, стройная и затянутая в синюю амазонку, с несколько нахлобученною шляпою и с разгоревшимся лицом, она была удивительно хороша, отразившись вместе с
своей серой лошадкой на зеленом фоне перелеска, и герой мой забыл в эту
минуту все на свете: и Полину, и Настеньку, и даже
своего коня…
В «кибитку» он, очевидно, верил, как в то, что я сидел подле него, и
ждал ее именно в это утро, сейчас, сию
минуту, и всё это за сочинения Герцена да за какую-то
свою поэму!
Я особенно припоминаю ее в то мгновение: сперва она побледнела, но вдруг глаза ее засверкали. Она выпрямилась в креслах с видом необычной решимости. Да и все были поражены. Совершенно неожиданный приезд Николая Всеволодовича, которого
ждали у нас разве что через месяц, был странен не одною
своею неожиданностью, а именно роковым каким-то совпадением с настоящею
минутой. Даже капитан остановился как столб среди комнаты, разинув рот и с ужасно глупым видом смотря на дверь.
Понятно, как я обрадовался, когда на другой день утром пришел ко мне Глумов. Он был весел и весь сиял, хотя лицо его несколько побледнело и нос обострился. Очевидно, он прибежал с намерением рассказать мне эпопею
своей любви, но я на первых же словах прервал его. Не нынче завтра Выжлятников мог дать мне второе предостережение, а старик и девушка, наверное, уже сию
минуту поджидают меня. Что же касается до племянника, то он, конечно, уж доставил куда следует статистический материал. Как теперь быть?
Минута была самая решительная: она
ждала своего героя, и он явился. Шубы, которыми был закрыт всеми позабытый Ахилла, зашевелясь, слетели на пол, а сам он, босой, в узком и куцем солдатском белье, потрошил того, кто так недавно казался чертом и за кого поднялась вся эта история, принявшая вид настоящего открытого бунта.
Там и тут, присев на корточки и прикрывая локтями лица
свои от намеренно нечаянных ударов горожан, они
ждут удобной
минуты, чтобы незаметно убежать за реку.
В ту же
минуту добрая тетушка, Прасковья Ильинична, не вытерпела, бросила разливать чай и кинулась было ко мне лобызать меня; но я еще не успел ей сказать двух слов, как тотчас же раздался визгливый голос девицы Перепелицыной, пропищавшей, что «видно, Прасковья Ильинична забыли-с маменьку-с (генеральшу), что маменька-с требовали чаю-с, а вы и не наливаете-с, а они ждут-с», и Прасковья Ильинична, оставив меня, со всех ног бросилась к
своим обязанностям.
— Друг мой… — засуетился по обыкновению
своему дядя, —
подожди только две
минуты: я, брат, иду теперь к маменьке… там надо кончить… важное, великое, громадное дело!..
— Ваше письмо! — взвизгнул Фома, мгновенно воспламеняясь, как будто именно
ждал этой
минуты для взрыва. — Ваше письмо! Вот оно, ваше письмо! вот оно! Я рву это письмо, я плюю на это письмо! я топчу ногами
своими ваше письмо и исполняю тем священнейший долг человечества! Вот что я делаю, если вы силой принуждаете меня к объяснениям! Видите! видите! видите!..
В Багрове происходило следующее: с пятнадцатого сентября Степан Михайлыч считал дни и часы и
ждал каждую
минуту нарочного из Уфы, которому велено было скакать день и ночь на переменных; это дело было тогда внове, и Степан Михайлыч его не одобрял, как пустую трату денег и ненужную тревогу для обывателей; он предпочитал езду на
своих; но важность и торжественность события заставила его отступить от обычного порядка.
Гордей Евстратыч сначала улыбался, а потом, опустив голову, крепко о чем-то задумался. Феня с замиравшим сердцем
ждала, что он ей ответит, и со страхом смотрела на эту красивую старческой сановитой красотой голову. Поправив спустившиеся на глаза волосы, Гордей Евстратыч вздохнул как-то всей
своей могучей грудью и, не глядя на Феню, заговорил таким тихим голосом, точно он сам боялся теперь
своей собеседницы. В первую
минуту Фене показалось, что это говорит совсем не Гордей Евстратыч, а кто другой.
Ужели много
ждет меня таких
минут?
О, перестань… ты ревностью
своеюМеня убьешь… я не умею
Просить, и ты неумолим… но я и тут
Тебе прощаю.
Сама она со
своим младенцем и тетушка Анна
ждали уже
минуты, когда останутся без куска хлеба.
Когда женщина некрасива, то ей говорят: «У вас прекрасные глаза, у вас прекрасные волосы…» Я его люблю уже шесть лет, люблю больше, чем
свою мать; я каждую
минуту слышу его, чувствую пожатие его руки; и я смотрю на дверь,
жду, мне все кажется, что он сейчас войдет.
—
Подождите, голубчик! Сегодня я могу сказать вам… что-то хорошее… Знаете — у человека, много пожившего, бывают
минуты, когда он, заглянув в
свое сердце, неожиданно находит там… нечто давно забытое… Оно лежало где-то глубоко на дне сердца годы… но не утратило благоухания юности, и когда память дотронется до него… тогда на человека повеет… живительной свежестью утра дней…
Люди слышали в этих причудливых звуках стоны покойников, падали на колена, трясясь всем телом, молились за души умерших, молились за
свои души, если бог не ниспошлет железного терпенья телу, и
ждали своей последней
минуты.
Рыдания перервали слова несчастного старика. До души тронутый Рославлев колебался несколько времени. Он не знал, что ему делать. Решиться
ждать новых лошадей и уступить ему
своих, — скажет, может быть, хладнокровный читатель; но если он был когда-нибудь влюблен, то, верно, не обвинит Рославлева за
минуту молчания, проведенную им в борьбе с самим собою. Наконец он готов уже был принести сию жертву, как вдруг ему пришло в голову, что он может предложить старику место в
своей коляске.
Ровно в одиннадцать часов зазвенел колокольчик. Через
минуту она в первый раз показалась на пороге моей комнаты. О, как я помню ее бледное лицо, когда она, волнуясь и стыдясь (да, стыд сменил ее вчерашнее выражение), молча стояла в дверях! Она точно не смела войти в эту комнату, где нашла потом
свое счастье, единственную
свою светлую полосу жизни и… гибель. Не ту гибель, о которой говорил Бессонов… Я не могу писать об этом. Я
подожду и успокоюсь.
И, уж пожав мне руку окончательно, она вдруг воскликнула: «Attends!» [
Подожди! (фр.)] — бросилась в
свой будуар и чрез
минуту вынесла мне два тысячефранковых билета.
Сам Плодомасов, уложив боярышню, не оставался в ее комнате ни
минуты. Выйдя из этой комнаты, он также не предался и оргиям, обыкновенно сопровождавшим его возвращение домой. Он одиноко сидел в
своей опочивальне и нетерпеливо
ждал пошептуху, за которою посланы были быстрые гонцы в далекое село. Эта чародейка должна была силою
своих чар прекратить долгий, смерти подобный сон привезенной боярышни.
— Лакей пустил и велел пять
минут подождать. Я
подождал пять
минут, а потом говорю: пять
минут прошло. Лакей говорит: «Что делать, — monsieur, [господин — франц.] верно, позабыл». А я говорю: «Ну так скажи же
своему monsieur, что он свинья», — и ушел.
Затем
ждали распоряжения о раненом Храпошке. По мнению всех, его должно было постигнуть нечто страшное. Он по меньшей мере был виноват в той оплошности, что не всадил охотничьего ножа в грудь Сганареля, когда тот очутился с ним вместе и оставил его нимало не поврежденным в его объятиях. Но, кроме того, были сильные и, кажется, вполне основательные подозрения, что Храпошка схитрил, что он в роковую
минуту умышленно не хотел поднять
своей руки на
своего косматого друга и пустил его на волю.
Преосвященный владыко архиерей
своим правилом в главной церкви всенощную совершал, ничего не зная, что у него в это время в приделе крали; наш англичанин Яков Яковлевич с его соизволения стоял в соседнем приделе в алтаре и, скрав нашего ангела, выслал его, как намеревался, из церкви в шинели, и Лука с ним помчался; а дед же Марой,
свое слово наблюдая, остался под тем самым окном на дворе и
ждет последней
минуты, чтобы, как Лука не возвратится, сейчас англичанин отступит, а Марой разобьет окно и полезет в церковь с ломом и с долотом, как настоящий злодей.
Мои провожатые прошли весь дворик. Входная дверь была в конце. Вступая в нее, я
ждал увидеть длинный коридор и уже предвкушал интересные
минуты первого знакомства с моими будущими соседями. Вот, казалось мне, захлопнется дверь коридора, провожатые уйдут, я подойду к
своей двери с круглым глазком и прислушаюсь. И наверное, услышу какое-нибудь приветствие или вопрос...
Мало того, — врачи-психологи говорят, — и нельзя не верить этому, — что всякий больной, самый отчаянный, до последней [решительной]
минуты не теряет надежды на возможность такого средства, не перестает в глубине души
ждать его, хотя, по-видимому, уже совершенно покорился
своей участи [и готовится к смерти].
Женщины
ждали спокойно, не колеблясь ни на
минуту, не сомневаясь, и ожиданием
своим наполняли воздух, которым дышали все, которым дышал губернатор.
С трепетом любви ожидает Джульетта
своего Ромео; она должна узнать от него, что он любит ее, — это слово не было произнесено между ними, оно теперь будет произнесено им, навеки соединятся они; блаженство
ждет их, такое высокое и чистое блаженство, энтузиазм которого делает едва выносимой для земного организма торжественную
минуту решения.