Неточные совпадения
И чем более наблюдал он любителей споров и разногласий, тем более подозрительно относился к ним. У него возникало смутное сомнение в праве и попытках этих людей
решать задачи жизни и навязывать эти решения ему. Для этого должны существовать другие люди, более солидные, менее азартные и уже во всяком случае не полубезумные, каков измученный
дядя Яков.
— Совершенно верно: Шидловский, Шингарев, Шульгин, конечно — Милюков, Львов, Половцев и твой
дядя. Это и есть бюро «Прогрессивного блока».
Решили бороться с властью и принять все меры, чтобы армия спокойно дралась.
—
Решил! он
решил!.. ах ты, распостылый! — крикнула матушка, вся дрожа от волнения, и, закусив губу, подошла близко к Федосу. — Ты спроси прежде, как
дядя с теткой
решат… Он
решил! Ступай с моих глаз долой, жди в девичьей, пока я надумаю, как с тобой поступить!
«Точно завод моего
дяди! —
решил он наконец.
Разбранив сперва
дядю за то, что ему нет дела до образования дворовых людей, он
решил немедленно обучать бедного мальчика нравственности, хорошим манерам и французскому языку.
Все странности Фомы, все неблагородные его выходки
дядя тотчас же приписал его прежним страданиям, его унижению, его озлоблению… он тотчас же
решил в нежной и благородной душе своей, что с страдальца нельзя и спрашивать как с обыкновенного человека; что не только надо прощать ему, но, сверх того, надо кротостью уврачевать его раны, восстановить его, примирить его с человечеством.
Я
решил себе, что это именно так, и написал об этом моему
дяде, от которого чрез месяц получаю большой пакет с дарственною записью на все его имения и с письмом, в котором он кратко извещал меня, что он оставил дом, живет в келье в одной пустыни и постригся в монахи, а потому, — добавляет, — «не только сиятельством, но даже и благородием меня впредь не титулуй, ибо монах благородным быть не может!» Эта двусмысленная, шутливая приписка мне немножко не понравилась: и этого он не сумел сделать серьезно!..
«Это
дядя! это непременно
дядя!» —
решил я себе и не ошибся, потому что в эту минуту
дядя распахнул занавески моей кроватки и… изрядно меня высек ни зб что и ни пру что.
— Зачем же он это сделал? Ему-то что? — Ну, вот, поди же!.. Одно слово псих! —
решил Сельский, выговаривая это определение с невыразимым презрением. — Еще куда бы ни шло, если б он самому
дяде Васе сказал, —
дядя Вася не обратил бы внимания, а то он в дежурной прямо на директора наткнулся, да и бухнул при нем. А директор взял да и оставил Караулова до рождества без отпуска. Может быть, даже погоны снимут…
— Нет, я уж
решила, — ласково и упрямо повторяла Марфа Ивановна, опуская глаза, — куда Серапиен Михалыч — и я с ними… А сродственники… тетка есть да
дядя, ну, они от меня отказались, как я с Серапиеном Михалычем познакомилась, потому что я… я ведь и теперь невенчанная.
— А чтоб никому обиды не было, —
решил дядя Онуфрий. — Теперича, как до истинного конца дотолковались, оно и свято дело, и думы нет ни себе, ни нам, и сомненья промеж нас никакого не будет. А не разберись мы до последней нитки, свара, пожалуй, в артели пошла бы, и это уж последнее дело… У нас все на согласе, все на порядках… потому — артель.
— Оттого, что на сегодняшний день я не в артели. Как знают, так и
решат, а мое дело сторона, — отвечал
дядя Онуфрий, одеваясь в путь.
И я
решила воплотить тебя собой, вернуть
дяде Георгию, моему названному отцу, его дочь в моем лице, в лице второй Нины…
Да и не все ли равно? Ведь он бесповоротно
решил в первом же порте остаться, и ну ее к черту, эту отвратительную службу… Пусть
дядя сердится, а он не виноват… Ишь, ведь как мечется во все стороны корвет… О, господи, что это за ужасная качка… И неужели можно к ней привыкнуть когда-нибудь…
«Лучше трястись всю ночь от страха из-за соседства со змеей, —
решила Тася, — нежели удержать Андрюшу при себе и тем подвергнуть его жестокому наказанию со стороны злого
дяди».
Для людей посторонних и незаинтересованных подобные вопросы представляются легкими, для тех же, на долю которых выпадает несчастье —
решать их серьезно, они чрезвычайно трудны.
Дяди говорят уже давно, но решение задачи не подвинулось вперед ни на шаг.
За дверью в кабинете происходит семейный совет. Разговор идет на очень неприятную и щекотливую тему. Дело в том, что Саша Усков учел в одной из банкирских контор фальшивый вексель, которому, три дня тому назад, минул срок, и теперь двое
дядей по отцу и Иван Маркович —
дядя по матери —
решают задачу: заплатить ли им по векселю и спасти фамильную честь, или же омыть руки и предоставить дело судебной власти?
Не находя возможности обратиться при таком положении дела к самой княжне, князь Луговой
решил, после некоторого колебания, переговорить с ее
дядей, Сергеем Семеновичем Зиновьевым. Для этого он заехал в нему однажды в послеобеденное время. Сергей Семенович внимательно выслушал молодого человека, но ответил на его просьбу, узнать намерение княжны относительно его, не сразу.
— Вы не граф Свянторжецкий… Вы выдали себя мне вашим последним рассказом о ногте Тани… Вы Осип Лысенко, товарищ моего детства, принятый как родной в доме моей матери. Я давно уже, встречая вас, вспоминала, где я видела вас. Теперь меня точно осенило. И вот чем вы
решили отплатить ей за гостеприимство… Идите, Осип Иванович, и доносите на меня кому угодно… Я повторяю, что сегодня же расскажу все
дяде Сергею, а завтра доложу государыне.
Но Ермак Тимофеевич хорошо знал русскую пословицу, гласящую: «как веревку ни вить, а все концу быть» и со страхом и надеждою ожидал этого конца. Они
решили с Ксенией Яковлевной переговорить с Семеном Иоаникиевичем, причем Ермак Тимофеевич сообщил девушке, что ее
дядя обещал наградить его всем, чего он пожелает.