Неточные совпадения
Честь имею представить нового
друга моего:
лорд Робинзон.
Он издавна привык думать, что идея — это форма организации фактов, результат механической деятельности разума, и уверен был, что основное человеческое коренится в таинственном качестве, которое создает исключительно одаренных людей, каноника Джонатана Свифта,
лорда Байрона, князя Кропоткина и
других этого рода.
Кроме торжественных обедов во дворце или у лорда-мэра и
других, на сто, двести и более человек, то есть на весь мир, в обыкновенные дни подают на стол две-три перемены, куда входит почти все, что едят люди повсюду.
Не спится министерству; шепчется «первый» с вторым, «второй» — с
другом Гарибальди,
друг Гарибальди — с родственником Палмерстона, с
лордом Шефсбюри и с еще большим его
другом Сили. Сили шепчется с оператором Фергуссоном… Испугался Фергуссон, ничего не боявшийся, за ближнего и пишет письмо за письмом о болезни Гарибальди. Прочитавши их, еще больше хирурга испугался Гладстон. Кто мог думать, какая пропасть любви и сострадания лежит иной раз под портфелем министра финансов?..
Разве три министра, один не министр, один дюк, один профессор хирургии и один
лорд пиетизма не засвидетельствовали всенародно в камере пэров и в низшей камере, в журналах и гостиных, что здоровый человек, которого ты видел вчера, болен, и болен так, что его надобно послать на яхте вдоль Атлантического океана и поперек Средиземного моря?.. «Кому же ты больше веришь: моему ослу или мне?» — говорил обиженный мельник, в старой басне, скептическому
другу своему, который сомневался, слыша рев, что осла нет дома…
Князь разрешил, и на
другой день Шпейер привез
лорда, показал, в сопровождении дежурного чиновника, весь дом, двор и даже конюшни и лошадей.
Моргану Гиббону благодарность за их речи перед открытием конгресса и просьбу доставить копии этих речей для печати, а также главам собора св. Павла, Сити Темпля и конгрегационной церкви Стамфорд Гиля за пользование этими зданиями для общественных целей; e) составить благодарственный адрес ее величеству за разрешение посетить Виндзорский замок, f) и также выразить признательность лорд-мэру, его супруге, мистеру Пасмор Эдвардсу и
другим друзьям, оказавшим гостеприимство членам конгресса.
— Ну да,
лорд Байрон. Впрочем, может быть, это был и не
лорд Байрон, а кто-нибудь
другой. Именно, не
лорд Байрон, а один поляк! Я теперь совершенно припоминаю. И пре-ори-ги-нальный был этот по-ляк: выдал себя за графа, а потом оказалось, что он был какой-то кухмистер. Но только вос-хи-ти-тельно танцевал краковяк и, наконец, сломал себе ногу. Я еще тогда на этот случай стихи сочинил...
Ему приятно объявить теперь, что ни одно правительство в мире не могло бы вести себя с большим достоинством и благородством, чем Соединенные Штаты в этом случае, и что, с
другой стороны, — он должен воздать величайшую похвалу и действиям английского министерства, преимущественно же
лордов Ливерпуля и Веллингтона.
Не плачьте,
друг: Бог — дал,
лорд — отнял!”
Заметно было в нем, что с ранних дней
В кругу хорошем, то есть в модном свете,
Он обжился, что часть своих ночей
Он убивал бесплодно на паркете
И что
другую тратил не умней…
В глазах его открытых, но печальных,
Нашли бы вы без наблюдений дальных
Презренье, гордость; хоть он не был горд,
Как глупый турок иль богатый
лорд,
Но всё-таки себя в числе двуногих
Он почитал умнее очень многих.
Умерли братья: Сережа и Лёня, умерли
друзья: Лёня и Есенин, умерли мои дорогие редакторы “Северных Записок”, Софья Исааковна и Яков Львович, умер позже всех, в Варшаве, —
Лорд, и теперь умер Кузмин.
Я нуждалась в деньгах и посылала Чарномского в Венецию к
другу моему,
лорду Монтегю, переговорить с ним и достать денег, а сама оставалась в Рагузе, ожидая султанского фирмана на проезд в Константинополь.
Это было первый раз, когда я вблизи видел благообразного Петра Александровича, с его внешностью английского
лорда и видной фигурой.
Другой еще раз встретил я его в Париже, на выставке 1867 года.
Он выступал кандидатом рядом с
другим радикальным кандидатом, светским человеком, сыном герцога Бедфордского, одного из самых богатых
лордов, которому тогда принадлежали в Лондоне целые кварталы.
Таким образом были приобретены в течение нескольких лет известные богатые картинные коллекции: принца Конде, графов Брюля и Бодуэна, берлинского купца Гоцковского,
лорда Гаугтона и еще много
других.