Неточные совпадения
Но дед не слышал. Далее
шел Емельян. Этот был покрыт большой рогожей с головы
до ног и имел теперь форму треугольника. Вася, ничем не покрытый, шагал так же деревянно, как всегда, высоко поднимая ноги и не сгибая колен. При
блеске молнии казалось, что обоз не двигался и подводчики застыли, что у Васи онемела поднятая нога…
— В театре было довольно посторонних зрителей, они превозносили меня
до небес; но самый сильный
блеск и прочность моей
славе придавали похвалы П. П. Есипова и актеров, которых мнение, по справедливости, считалось сильным авторитетом.
О художниках и об искусстве он изъяснялся теперь резко: утверждал, что прежним художникам уже чересчур много приписано достоинства, что все они
до Рафаэля писали не фигуры, а селедки; что существует только в воображении рассматривателей мысль, будто бы видно в них присутствие какой-то святости; что сам Рафаэль даже писал не всё хорошо и за многими произведениями его удержалась только по преданию
слава; что Микель-Анжел хвастун, потому что хотел только похвастать знанием анатомии, что грациозности в нем нет никакой и что настоящий
блеск, силу кисти и колорит нужно искать только теперь, в нынешнем веке.
Он стал богатым и знаменитым. Звезда его не меркла
до самой его смерти. Одно лишь печалило великого Барнума: это то, что судьба не
послала ему сына, который впоследствии смог бы взять в крепкие руки отцовские дела и, расширив их, дать новый
блеск дому Барнума.
Это была одна из тех ужасных гроз, которые разражаются иногда над большими низменностями. Небо не вспыхивало от молний, а точно все сияло их трепетным голубым, синим и ярко-белым
блеском. И гром не смолкал ни на мгновение. Казалось, что там наверху
идет какая-то бесовская игра в кегли высотою
до неба. С глухим рокотом катились там неимоверной величины шары, все ближе, все громче, и вдруг — тррах-та-та-трах — падали разом исполинские кегли.
Пугачевщина и другие внутренние волнения, беспрестанные пожары, от которых гибли тысячи селений и выгорали целые города, не сообразные с силами податного состояния налоги довели страну почти
до нищеты, которую не трудно было заметить сквозь покрывало
блеска,
славы и роскоши, которое искусная рука Екатерины набрасывала на положение дел.
— Бывало, он говорит, говорит без умолку
до поздних часов, так что бедная жена его, сидя с нами, совсем разомлеет. Я распрощаюсь с ним, он
пойдет меня провожать, дорогой завернет в какую-нибудь таверну и там, за стаканом вина или эля, продолжает говорить с таким же жаром и
блеском.
— Теперь ее удел — роскошь и
блеск, а мой — нищета и страданье! — меланхолически начал Федор Николаевич. — Одно, с ее стороны, подло: она, по настоянию своего восточного человека, который ревнив, как Отелло, порвала со мной всякое знакомство и я не могу даже прибегать к помощи моей бывшей подруги жизни. Наконец, как я тебе говорил уже, я дошел
до крайности… Фрачная пара, понимаешь ли ты, фрачная пара и та заложена… Сегодня утром я решился
идти к ней с визитом и —
пошел!..