Неточные совпадения
Нельзя было простить работнику, ушедшему в рабочую пору домой потому, что у него
отец умер, как ни жалко было его, и надо было расчесть его дешевле за прогульные
дорогие месяцы; но нельзя было и не выдавать месячины старым, ни на что не нужным дворовым.
Ему было девять лет, он был ребенок; но душу свою он знал, она была
дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал в свою душу. Воспитатели его жаловались, что он не хотел учиться, а душа его была переполнена жаждой познания. И он учился у Капитоныча, у няни, у Наденьки, у Василия Лукича, а не у учителей. Та вода, которую
отец и педагог ждали на свои колеса, давно уже просочилась и работала в другом месте.
А когда
отец возвратился, то ни дочери, ни сына не было. Такой хитрец: ведь смекнул, что не сносить ему головы, если б он попался. Так с тех пор и пропал: верно, пристал к какой-нибудь шайке абреков, да и сложил буйную голову за Тереком или за Кубанью: туда и
дорога!..
Отец послал ей на
дорогу проклятие, а преследовать не заботился.
— Правда, с такой
дороги и очень нужно отдохнуть. Вот здесь и расположитесь, батюшка, на этом диване. Эй, Фетинья, принеси перину, подушки и простыню. Какое-то время послал Бог: гром такой — у меня всю ночь горела свеча перед образом. Эх,
отец мой, да у тебя-то, как у борова, вся спина и бок в грязи! где так изволил засалиться?
Вы не поверите, ваше превосходительство, как мы друг к другу привязаны, то есть, просто если бы вы сказали, вот, я тут стою, а вы бы сказали: «Ноздрев! скажи по совести, кто тебе
дороже,
отец родной или Чичиков?» — скажу: «Чичиков», ей-богу…
Отец, переночевавши, на другой же день выбрался в
дорогу.
Старушка хотела что-то сказать, но вдруг остановилась, закрыла лицо платком и, махнув рукою, вышла из комнаты. У меня немного защемило в сердце, когда я увидал это движение; но нетерпение ехать было сильнее этого чувства, и я продолжал совершенно равнодушно слушать разговор
отца с матушкой. Они говорили о вещах, которые заметно не интересовали ни того, ни другого: что нужно купить для дома? что сказать княжне Sophie и madame Julie? и хороша ли будет
дорога?
По
дороге на верх я забежал на террасу. У дверей на солнышке, зажмурившись, лежала любимая борзая собака
отца — Милка.
И вот снится ему: они идут с
отцом по
дороге к кладбищу и проходят мимо кабака; он держит
отца за руку и со страхом оглядывается на кабак.
Ну-с, вот я и отправился к «
отцам», — так заключил Базаров, — и на
дороге завернул сюда… чтобы все это передать, сказал бы я, если б я не почитал бесполезную ложь — глупостью.
— Да хоть послезавтра. Что нам здесь делать-то! Шампанское с Кукшиной пить? Родственника твоего, либерального сановника, слушать?.. Послезавтра же и махнем. Кстати — и моего
отца усадьбишка оттуда недалеко. Ведь это Никольское по ***
дороге?
— Как придется. Он заехал сюда по
дороге к
отцу.
— Ничего! поправимся. Одно скучно — мать у меня такая сердобольная: коли брюха не отрастил да не ешь десять раз в день, она и убивается. Ну,
отец ничего, тот сам был везде, и в сите и в решете. Нет, нельзя курить, — прибавил он и швырнул сигарку в пыль
дороги.
— Простые, грубые игрушки нравились ему больше затейливых и
дорогих, — быстро-быстро и захлебываясь словами, говорил
отец; бабушка, важно качая седою, пышно причесанной головой, подтверждала, вздыхая...
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию
отца «Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым
дорогам, среди полей, катятся от деревни к деревне густые, темные толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят, воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня, над ними — тучи дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все новые, живые, черные валы.
На этой
дороге он видел единственную выгодную замену поприща, завещанного ему
отцом и не достигнутого.
— Долго ли до греха? — говорили
отец и мать. — Ученье-то не уйдет, а здоровья не купишь; здоровье
дороже всего в жизни. Вишь, он из ученья как из больницы воротится: жирок весь пропадает, жиденький такой… да и шалун: все бы ему бегать!
— Recht gut, mein lieber Junge! [Очень хорошо, мой
дорогой мальчик! (нем.)] — говорил
отец, выслушав отчет, и, трепля его широкой ладонью по плечу, давал два, три рубля, смотря по важности поручения.
А он сделал это очень просто: взял колею от своего деда и продолжил ее, как по линейке, до будущего своего внука, и был покоен, не подозревая, что варьяции Герца, мечты и рассказы матери, галерея и будуар в княжеском замке обратят узенькую немецкую колею в такую широкую
дорогу, какая не снилась ни деду его, ни
отцу, ни ему самому.
Так я
дорожеТебе
отца? Молчишь…
Скажи:
отец или супруг
Тебе
дороже?
— Ах да, Лиза… ах да, это — ваш
отец? Или… pardon, mon cher, [Простите, мой
дорогой (франц.).] что-то такое… Я помню… она передавала… старичок… Я уверен, я уверен. Я тоже знал одного старичка… Mais passons, [Но оставим это (франц.)] главное, чтоб уяснить всю суть момента, надо…
Корея разделяется на восемь областей, или
дорог, по сказанию
отца Иакинфа.
Наконец девушка решилась объясниться с
отцом. Она надела простенькое коричневое платье и пошла в кабинет к
отцу. По
дороге ее встретила Верочка. Надежда Васильевна молча поцеловала сестру и прошла на половину
отца; у нее захватило дыхание, когда она взялась за ручку двери.
Девушка осмотрела кругом комнату, точно заранее прощаясь с
дорогими стенами, а потом остановила глаза на
отце. Этот пристальный, глубокий взгляд, полный какой-то загадочной решимости, окончательно смутил Василья Назарыча, и он нерешительно потер свое колено.
— Мы целую бутылку пороху заготовили, он под кроватью и держал.
Отец увидал. Взорвать, говорит, может. Да и высек его тут же. Хотел в гимназию на меня жаловаться. Теперь со мной его не пускают, теперь со мной никого не пускают. Смурова тоже не пускают, у всех прославился; говорят, что я «отчаянный», — презрительно усмехнулся Коля. — Это все с железной
дороги здесь началось.
Кстати, завернув в переулок к брату Дмитрию и чувствуя голод, он вынул из кармана взятую у
отца булку и съел
дорогой.
Довольно,
отцы, нынче век либеральный, век пароходов и железных
дорог.
Слушай дальше: Митеньке теперь пересекает
дорогу старикашка
отец.
И однако, все шли. Монашек молчал и слушал.
Дорогой через песок он только раз лишь заметил, что
отец игумен давно уже ожидают и что более получаса опоздали. Ему не ответили. Миусов с ненавистью посмотрел на Ивана Федоровича.
— Держи, держи его! — завопил он и ринулся вслед за Дмитрием Федоровичем. Григорий меж тем поднялся с полу, но был еще как бы вне себя. Иван Федорович и Алеша побежали вдогонку за
отцом. В третьей комнате послышалось, как вдруг что-то упало об пол, разбилось и зазвенело: это была большая стеклянная ваза (не из
дорогих) на мраморном пьедестале, которую, пробегая мимо, задел Дмитрий Федорович.
Наконец я надумал: я предложил ему обменять его старое ружье на новое, но он отказался, сказав, что берданка ему
дорога как память об
отце, что он к ней привык и что она бьет очень хорошо.
Подгоняемая шестами, лодка наша хорошо шла по течению. Через 5 км мы достигли железнодорожного моста и остановились на отдых. Дерсу рассказал, что в этих местах он бывал еще мальчиком с
отцом, они приходили сюда на охоту за козами. Про железную
дорогу он слышал от китайцев, но никогда ее раньше не видел.
Да, я тот несчастный, которого ваш
отец лишил куска хлеба, выгнал из отеческого дома и послал грабить на больших
дорогах.
После Карла Ивановича являлся повар; что б он ни купил и что б ни написал,
отец мой находил чрезмерно
дорогим.
Мне было около пятнадцати лет, когда мой
отец пригласил священника давать мне уроки богословия, насколько это было нужно для вступления в университет. Катехизис попался мне в руки после Вольтера. Нигде религия не играет такой скромной роли в деле воспитания, как в России, и это, разумеется, величайшее счастие. Священнику за уроки закона божия платят всегда полцены, и даже это так, что тот же священник, если дает тоже уроки латинского языка, то он за них берет
дороже, чем за катехизис.
Так шли годы. Она не жаловалась, она не роптала, она только лет двенадцати хотела умереть. «Мне все казалось, — писала она, — что я попала ошибкой в эту жизнь и что скоро ворочусь домой — но где же был мой дом?.. уезжая из Петербурга, я видела большой сугроб снега на могиле моего
отца; моя мать, оставляя меня в Москве, скрылась на широкой, бесконечной
дороге… я горячо плакала и молила бога взять меня скорей домой».
— Вы идете прямо под белый ремень или в казематы, по
дороге вы убьете
отца, он дня не переживет, увидев вас в серой шинели.
— Ну, mon cher frère, [
дорогой брат (фр.).] — заметил мой
отец своим изученно бесстрастным голосом, — хорошо и вы исполнили последнюю волю родителя. Лучше было бы забыть эти тяжелые напоминовения для вас, да и для нас.
Отец задумывался. «Словно вихрем все унесло! — мелькало у него в голове. — Спят
дорогие покойники на погосте под сению храма, ими воздвигнутого, даже памятников настоящих над могилами их не поставлено. Пройдет еще годков десять — и те крохотненькие пирамидки из кирпича, которые с самого начала были наскоро сложены, разрушатся сами собой. Только Спас Милостивый и будет охранять обнаженные могильные насыпи».
Матушка, однако ж, задумывается на минуту. Брань брата, действительно, не очень ее трогает, но угроз его она боится. Увы! несмотря на теперешнюю победу, ее ни на минуту не покидает мысль, что, как бы она ни старалась и какое бы расположение ни выказывал ей
отец, все усилия ее окажутся тщетными, все победы мнимыми, и стариково сокровище неминуемо перейдет к непочтительному, но
дорогому сыну.
Но вот укутали и
отца. На дворе уж спустились сумерки, но у нас и люди и лошади привычные, и впотьмах
дорогу сыщут. Свежий, крепительный воздух с непривычки волнует нам кровь. Но ощущенье это скоро уляжется, потому что через минуту нас затискают в крытый возок и так, в закупоренном виде, и доставят по назначению.
Бегать он начал с двадцати лет. Первый побег произвел общее изумление. Его уж оставили в покое: живи, как хочешь, — казалось, чего еще нужно! И вот, однако ж, он этим не удовольствовался, скрылся совсем. Впрочем, он сам объяснил загадку, прислав с
дороги к
отцу письмо, в котором уведомлял, что бежал с тем, чтобы послужить церкви Милостивого Спаса, что в Малиновце.
Может быть, эти самые хитрости и сметливость ее были виною, что кое-где начали поговаривать старухи, особливо когда выпивали где-нибудь на веселой сходке лишнее, что Солоха точно ведьма; что парубок Кизяколупенко видел у нее сзади хвост величиною не более бабьего веретена; что она еще в позапрошлый четверг черною кошкою перебежала
дорогу; что к попадье раз прибежала свинья, закричала петухом, надела на голову шапку
отца Кондрата и убежала назад.
— Это тесть! — проговорил пан Данило, разглядывая его из-за куста. — Зачем и куда ему идти в эту пору? Стецько! не зевай, смотри в оба глаза, куда возьмет
дорогу пан
отец. — Человек в красном жупане сошел на самый берег и поворотил к выдавшемуся мысу. — А! вот куда! — сказал пан Данило. — Что, Стецько, ведь он как раз потащился к колдуну в дупло.
— Что мне до матери? ты у меня мать, и
отец, и все, что ни есть
дорогого на свете. Если б меня призвал царь и сказал: «Кузнец Вакула, проси у меня всего, что ни есть лучшего в моем царстве, все отдам тебе. Прикажу тебе сделать золотую кузницу, и станешь ты ковать серебряными молотами». — «Не хочу, — сказал бы я царю, — ни каменьев
дорогих, ни золотой кузницы, ни всего твоего царства: дай мне лучше мою Оксану!»
Вина составляли главный доход Елисеева. В его погребах хранились самые
дорогие вина, привезенные
отцом владельца на трех собственных парусных кораблях, крейсировавших еще в первой половине прошлого века между Финским заливом и гаванями Франции, Испании, Португалии и острова Мадейры, где у Елисеева были собственные винные склады.
Затем он описывал железную
дорогу (по которой
отец мой не ездил ни разу в жизни).
— И будешь возить по чужим дворам, когда дома угарно. Небойсь стыдно перед детьми свое зверство показывать… Вот так-то, Галактион Михеич! А ведь они, дети-то, и совсем большие вырастут. Вырасти-то вырастут, а к
отцу путь-дорога заказана. Ах, нехорошо!.. Жену не жалел, так хоть детей бы пожалел. Я тебе по-стариковски говорю… И обидно мне на тебя и жаль. А как жалеть, когда сам человек себя не жалеет?