Неточные совпадения
«Это слова… как будто Корделии!» [Корделия — младшая дочь
короля Лира из трагедии Шекспира «
Король Лир» — олицетворение бескорыстной любви, верности и высокого понимания
долга.] — подумал Обломов, глядя на Ольгу страстно…
Налоги на содержание
короля возросли, Наталья денег не давала, и Милан стал ее врагом. В королевстве образовались две партии — Милана и Натальи. Милан окончательно запутался в
долгах и ухитрился заложить почти все свое королевство в австрийских банках.
Замечу здесь мимоходом, что вследствие мечтательности и
долгой отвычки свобода казалась у нас в остроге как-то свободнее настоящей свободы, то есть той, которая есть в самом деле, в действительности. Арестанты преувеличивали понятие о действительной свободе, и это так естественно, так свойственно всякому арестанту. Какой-нибудь оборванный офицерский денщик считался у нас чуть не
королем, чуть не идеалом свободного человека сравнительно с арестантами, оттого что он ходил небритый, без кандалов и без конвоя.
— Большой интерес тебе выходит через дальнюю дорогу, — начала она привычной скороговоркой. — Встреча с бубновой дамой и какой-то приятный разговор в важном доме. Вскорости получишь неожиданное известие от трефового
короля. Падают тебе какие-то хлопоты, а потом опять падают какие-то небольшие деньги. Будешь в большой компании, пьян будешь… Не так чтобы очень сильно, а все-таки выходит тебе выпивка. Жизнь твоя будет
долгая. Если в шестьдесят семь лет не умрешь, то…
— Все кумушки, Фальстаф и народнейший
король Генрих Пятый [Кумушки, Фальстаф и народнейший
король Генрих Пятый — персонажи исторической хроники Шекспира «
Король Генрих IV» (1597–1598) и его комедии «Виндзорские проказницы» (1598). Стр. 321.]! — отпарировал его
Долгов.
— Шекспир всеобъемлющ, — лупил, не слушая своего оппонента,
Долгов, — как бог творил мир, так и Шекспир писал; у него все внутренние силы нашей планеты введены в объект: у него есть
короли — власть!.. У него есть тени, ведьмы — фатум!.. У него есть народ — сила!
«Во имя
короля и Sant’ officio!
Сим объявляется всем христианам,
Что дон Жуан, маркезе де Маранья,
От церкви отлучается Христовой
И вне законов ныне состоит.
Все для него убежища закрыты,
Не исключая божьих храмов. Всем,
Кому его известно пребыванье,
Вменяется в священный
долг о нем
Немедленно начальству донести.
К кому ж он обратится, тот его
Обязан выдать в руки местной власти,
Под спасеньем вечного проклятья, —
Таков над ним церковный приговор».
Барабанный бой.
Шаррон. Ну, довольно, спасибо тебе, друг. Ты честно исполнил свой
долг. Не терзайся. Всякий верный подданный
короля и сын церкви за честь должен считать донести о преступлении, которое ему известно.
— Были только у
короля да у богатых европейцев, а для публики ничего не было, кроме безобразных канацких экипажей, в которых все ваши внутренности выворотит. Спасибо товарищам-китобоям: дали денег в
долг для начала, и я выписал из Фриско первую коляску. Теперь у меня четыре! — не без горделивого чувства прибавил предприимчивый янки.
— Капитан Танасио Петрович, — отчеканивая каждое слово, произнес веско и значительно молодой офицер: — я в неоплатном
долгу перед родиной и моим
королем… И если мне суждено погибнуть — я сделаю это, славя мою героическую маленькую родину со счастливой улыбкой на устах!
Один только черный принц полудикого народа все еще продолжал отчаянно бороться с дружинами
короля. Наконец, после многих битв, черный принц Аго был побежден. Его взяли в плен, скованного привели в столицу и бросили в тюрьму. Дуль-Дуль, разгневанный на черного принца за его
долгое сопротивление, решил лишить его жизни. Он велел народу собраться с первыми лучами солнца на городской площади.
Тогда он уже достиг высшего предела своей мании величия и считал себя не только великим музыкантом, но и величайшим трагическим поэтом. Его творчество дошло до своего зенита — за исключением"Парсиваля" — именно в начале 60-х годов, хотя он тогда еще нуждался и даже должен был бежать от
долгов с своей виллы близ Вены; но его ждала волшебная перемена судьбы: влюбленность баварского
короля и все то, чего он достиг в последнее десятилетие своей жизни.
— Что делать! — вздохнул Гронтовский. — Если бы вы изволили проехать не пятнадцать, а сто тысяч верст, если бы даже
король приехал сюда из Америки или из другой какой-нибудь далекой страны, то и тогда бы я счел за
долг… священную, так сказать, обязанность…
Исполнив обязанности дружбы и любви, я имею еще высшие обязанности: пришло время заплатить
долг мой
королю и отечеству.