Неточные совпадения
Я отвечал, что приехал на службу и явился по
долгу своему к господину
капитану, и с этим словом обратился было к кривому старичку, принимая его за коменданта; но хозяйка перебила затверженную мною речь.
Марья Ивановна приняла письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «Знаю, что вы не богаты, — сказала она, — но я в
долгу перед дочерью
капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние».
Так шло дело до конца каникул.
Капитан оставался верным союзником «материалистов», и порой его кощунственные шутки заходили довольно далеко. Однако, по мере того как вечера становились
дольше и темнее, его задор несколько остывал.
Однажды в какое-то неподходящее время Кароль запил, и запой длился
дольше обыкновенного.
Капитан вспылил и решил прибегнуть к экстренным мерам. На дворе у него был колодец с «журавлем» и жолобом для поливки огорода. Он велел раздеть Кароля, положить под жолоб на снег и пустить струю холодной воды… Приказание было исполнено, несмотря на слезы и мольбы жены
капитана… Послушные рабы истязали раба непокорного…
А
капитану Сливе объявляю строгий выговор за то, что не умеет внушить своим младшим офицерам настоящих понятий о служебном
долге.
Сломанный нравственно, больной физически, Калинович решился на новый брак единственно потому только, что ни на что более не надеялся и ничего уж более не ожидал от жизни, да и Настенька, более уж, кажется, любившая Калиновича по воспоминаниям, оставила театр и сделалась действительною статскою советницею скорее из сознания какого-то
долга, что она одна осталась в мире для этого человека и обязана хоть сколько-нибудь поддержать и усладить жизнь этой разбитой, но все-таки любезной для нее силы, и таким образом один только
капитан стал вполне наслаждаться жизнию, заправляя по всему дому хозяйством и постоянно называя племянника и племянницу: «ваше превосходительство».
«Куда и зачем я иду, однако?» — подумал штабс-капитан, когда он опомнился немного. — «Мой
долг оставаться с ротой, а не уходить вперед, тем более, что и рота скоро выйдет из-под огня, — шепнул ему какой-то голос, — а с раной остаться в деле — непременно награда.
Немного успокоив себя этим понятием
долга, которое у штабс-капитана, как и вообще у всех людей недалеких, было особенно развито и сильно, он сел к столу и стал писать прощальное письмо отцу, с которым последнее время был не совсем в хороших отношениях по денежным делам.
Ею уже давно командовал
капитан Ходнев, неизвестно когда, чем и почему прозванный Варварой, — смуглый, черноволосый, осанистый офицер, никогда не смеявшийся, даже не улыбнувшийся ни разу; машина из стали, заведенная однажды на всю жизнь, человек без чувств, с одним только
долгом.
Капитан говорил горячо и уже, разумеется, верил в красоту американского завещания, но он был и плут, и ему очень хотелось тоже рассмешить Николая Всеволодовича, у которого он прежде
долгое время состоял в качестве шута. Но тот и не усмехнулся, а, напротив, как-то подозрительно спросил...
Без преувеличения можно сказать, что дрожь пронимала Аггея Никитича, когда он читал хоть и вычурные, но своего рода энергические страницы сего романа: княгиня,
капитан, гибнувший фрегат, значит, с одной стороны —
долг службы, а с другой — любовь, — от всего этого у Аггея Никитича захватывало дыхание.
Вероломство Кротикова не обошлось, однако ж, без скандала, ибо штабс-капитан Волшебнов счел
долгом протестовать.
Люди в таких вот нарядах, как я видел много раз, держат за жилетную пуговицу какого-нибудь раскрашенного вином
капитана, стоя под солнцем на набережной среди протянутых канатов и рядов бочек, и рассказывают ему, какие есть выгодные предложения от фирмы «Купи в
долг» или «Застрахуй без нужды».
Потом, не откладывая в
долгий ящик, произведем выборы
капитана, так как вы знаете, что отсутствие дисциплины на судне пагубнее, чем присутствие женщины.
— Эта скромность делает честь вашему мужеству,
капитан. Тем не менее я считаю
долгом принести благодарность и от матушки и от себя лично.
В келье «некнижных» отцов, кроме их самих, не жил никто, кроме желто-бурого кота, прозванного «
Капитаном» и замечательного только тем, что, нося мужское имя и будучи очень
долгое время почитаем настоящим мужчиною, он вдруг, к величайшему скандалу, окотился и с тех пор не переставал размножать свое потомство как кошка.
Капитан принимает эти похвалы с чувством собственного достоинства, без того выражения чрезмерной радости, которая столь нравится начальникам и потому довольно обыкновенна среди подчиненных, и адмирал, как будто удивленный этой малой отзывчивостью к его комплиментам, к тому же весьма редким и не особенно расточительным, взглядывает на
капитана пристальным взглядом умных своих глаз и, словно бы угадывая в нем рыцаря
долга и независимого человека, чувствует к нему уважение.
— Да ведь мы и без адмирала, кажется, в порядке? — улыбался
капитан. — Не для адмирала же мы служим и исполняем свой
долг!
Снова Володя был на своем милом «Коршуне» между своими — среди офицеров-сослуживцев, к большей части которых он был искренно расположен, и среди матросов, которых за время
долгого совместного плавания успел полюбить, оценив их отвагу и сметливость и их трогательную преданность за то только, что с ними, благодаря главным образом
капитану, обращались по-человечески и не делали из службы, и без того тяжелой и полной опасностей, невыносимой каторги.
И
капитан, в свою очередь, не без некоторой дипломатической осторожности, глядя на быстро опоражниваемые стаканы и рюмки, стоявшие перед его величеством, счел
долгом сказать Андрею Николаевичу по-русски...
— И Корнев, наверно, отдал бы под суд или, по меньшей мере, отрешил меня от командования, если бы я поступил по правилам, а не так, как велит совесть… Вот почему он благодарил меня вместо того, чтобы отдать под суд! Сам он тоже не по правилам спешил к Сахалину и тоже в густой туман бежал полным ходом… Так позвольте, господа, предложить тост за тех моряков и за тех людей, которые исполняют свой
долг не за страх, а за совесть! — заключил
капитан, поднимая бокал шампанского.
Капитан Петрович при слабом отблеске костра успел разглядеть горящие глаза Иоле, его воодушевленное лицо и молящую улыбку. Неизъяснимое чувство любви, жалости и сознания своего братского
долга захватили этого пожилого офицера. Он понял, чего хотел Иоле, этот молодой орленок, горячий, смелый и отважный, достойный сын своего отца. Он понял, что юноша трепетал при одной мысли о возможности подобраться к неприятельскому судну и в отчаянном бою заставить замолчать австрийские пушки.
—
Капитан Танасио Петрович, — отчеканивая каждое слово, произнес веско и значительно молодой офицер: — я в неоплатном
долгу перед родиной и моим королем… И если мне суждено погибнуть — я сделаю это, славя мою героическую маленькую родину со счастливой улыбкой на устах!
— Вот, господин
капитан… Я исполнил свой
долг… «Они», те, которые там, на середине реки, они поневоле должны молчать с той минуты… Вот замки, господин
капитан… от всех четырех орудий… A теперь разрешите мне пойти отдохнуть до утра… в палатку… Я немного устал…
То же самое услышал он в субботу, в одну, потом в другую… Целый месяц ходил он к
капитану, высиживал
долгие часы в передней и вместо денег получал приглашение убираться к чёрту и прийти в субботу. Но он не унывал, не роптал, а напротив… Он даже пополнел. Ему нравилось
долгое ожидание в передней, «гони в шею» звучало в его ушах сладкой мелодией.
Чего недоставало невежественному и ограниченному Густаву Бирону, некогда курляндскому разночинцу и десять лет тому назад голяку
капитану голодавших польских панцирников? Он ли не мог рассчитывать на
долгое и безмятежное пользование благами жизни и случая? Но, увы, как мы знаем, фортуна изменила ему.
Пробоина была сделана порядочная в корабле госпожи Шестерваген, но случалось, однако ж, что пассажиры на нем спешили поправить несчастие
капитана в юбке, которого они любили за доброту, за честное и точное исполнение условных обязанностей. Они составляли складчину, покрывавшую
долг беглеца. Таким образом в этой польской колонии вождь ее и колонисты обретались в ненарушимой приязни.
Капитан, про которого говорил капрал, по часту и по
долгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного
капитана Яковлева, не знающего как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим
долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург.
Когда французский офицер вместе с Пьером вошли в комнаты, Пьер счел своим
долгом опять уверить
капитана, что он был не француз и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом.