Задача христианского аскетизма состоит в борьбе не с телом, но за тело, ибо христианство видит в теле не оковы, а храм Божий [Величайший борец за основной
догмат христианства — боговоплощение Христа, св. Афанасий Александрийский, является вместе с тем и принципиальным защитником онтологической подлинности и святости тела.
Неточные совпадения
Теория Гарнака о том, что
догматы были рационализацией
христианства, интеллектуализмом, внесением начал греческой философии, опровергается всей историей Церкви, которая учит, что все
догматы были мистичны и безумны, опытны и для разума человеческого антиномичны, ереси же были рационалистичны, человеческим разумом устраняли антиномичность, были выдумкой человеческой.
Люди, 18 веков воспитанные в
христианстве, в лице своих передовых людей, ученых, убедились в том, что христианское учение есть учение о
догматах; жизненное же учение есть недоразумение, есть преувеличение, нарушающее настоящие законные требования нравственности, соответствующие природе человека, и что то самое учение справедливости, которое отверг Христос, на месте которого он поставил свое учение, гораздо пригоднее нам.
Omnis definito est negatio [Всякое определение есть отрицание (лат.) — выражение из письма Спинозы к Яриху Йеллесу от 24 июня 1674 г.] — эта формула Спинозы особенно приложима к догматике, ибо здесь поводом к defenitio чаще всего является negatio, высекающая
догматы как искры из камня: количество возможных догматических определений в
христианстве могло бы быть значительно больше тех, которые формулированы на соборах.
И философствуют всегда на определенную тему, и только сознательная или бессознательная вражда к
христианству заставляет исключать из числа возможных тем философствования христианские
догматы.
История
догматов показывает, что поводом для их установления и провозглашения чаще всего являлись те или иные ереси, т. е. уклонения не только религиозной мысли, но и, прежде всего, религиозной жизни (ведь очевидно же, напр., что арианство есть совершенно иное восприятие
христианства, нежели церковно-православное).
Он совершенно справедливо констатирует, что «идея троичности в Боге не есть как бы отдельный
догмат, отдельное положение в
христианстве, но его предпосылка или нечто такое, без чего
христианство не существовало бы в мире» (316); однако это так именно потому, что Бог предвечно есть Св.
Но по глубочайшим причинам, скрытым в тайне времен и сроков,
христианство не раскрыло полностью того, что должно дерзнуть назвать христологией человека, т. е. тайны о божественной природе человека,
догмата о человеке, подобного
догмату о Христе.
Так что хотя освобождение от ложных религиозных форм, всё убыстряясь и убыстряясь, совершается, люди нашего времени, откинув веру в
догматы, таинства, чудеса, святость библии и другие установления церкви, не могут все-таки освободиться от тех ложных государственных учений, которые основались на извращенном
христианстве и скрывают истинное.
Но она не имела и религиозной веры, она утеряла жемчужину
христианства и фанатически поверила в свое неверие, в целый ряд отрицательных
догматов, которые представлялись непреложными полупросвещенному сознанию.