Неточные совпадения
—
То
добрый был, сговорчивый,
То злился, привередничал,
Пугал нас: — Не паши,
Не сей,
крестьянин!
Как только пить надумали,
Влас сыну-малолеточку
Вскричал: «Беги за Трифоном!»
С дьячком приходским Трифоном,
Гулякой, кумом старосты,
Пришли его сыны,
Семинаристы: Саввушка
И Гриша, парни
добрые,
Крестьянам письма к сродникам
Писали; «Положение»,
Как вышло, толковали им,
Косили, жали, сеяли
И пили водку в праздники
С крестьянством наравне.
У каждого
крестьянинаДуша что туча черная —
Гневна, грозна, — и надо бы
Громам греметь оттудова,
Кровавым лить дождям,
А все вином кончается.
Пошла по жилам чарочка —
И рассмеялась
добраяКрестьянская душа!
Не горевать тут надобно,
Гляди кругом — возрадуйся!
Ай парни, ай молодушки,
Умеют погулять!
Повымахали косточки,
Повымотали душеньку,
А удаль молодецкую
Про случай сберегли!..
Ты, может быть, думаешь, глядя, как я иногда покроюсь совсем одеялом с головой, что я лежу как пень да сплю; нет, не сплю я, а думаю все крепкую думу, чтоб
крестьяне не потерпели ни в чем нужды, чтоб не позавидовали чужим, чтоб не плакались на меня Господу Богу на Страшном суде, а молились бы да поминали меня
добром.
А она, кажется, всю жизнь, как по пальцам, знает: ни купцы, ни дворня ее не обманут, в городе всякого насквозь видит, и в жизни своей, и вверенных ее попечению девочек, и
крестьян, и в кругу знакомых — никаких ошибок не делает, знает, как где ступить, что сказать, как и своим и чужим
добром распорядиться! Словом, как по нотам играет!
— Можно, — ответил Ермолай с обычной своей невозмутимостью. — Вы про здешнюю деревню сказали верно; а только в этом самом месте проживал один
крестьянин. Умнеющий! богатый! Девять лошадей имел. Сам-то он помер, и старший сын теперь всем орудует. Человек — из глупых глупый, ну, однако, отцовское
добро протрясти не успел. Мы у него лошадьми раздобудемся. Прикажите, я его приведу. Братья у него, слышно, ребята шустрые… а все-таки он им голова.
— Как своим
добром владеет.
Крестьяне ему кругом должны; работают на него словно батраки: кого с обозом посылает, кого куды… затормошил совсем.
Дивиться, стало быть, нечему, что одним
добрым утром у
крестьян Даровской волости Котельнического уезда отрезали землю вплоть до гуменников и домов и отдали в частное владение купцам, купившим аренду у какого-то родственника графа Канкрина.
Мы остановились, сошли с роспусков, подошли близко к жнецам и жницам, и отец мой сказал каким-то
добрым голосом: «Бог на помощь!» Вдруг все оставили работу, обернулись к нам лицом, низко поклонились, а некоторые
крестьяне, постарше, поздоровались с отцом и со мной.
Еще прежде отец съездил в Старое Багрово и угощал там
добрых наших
крестьян, о чем, разумеется, я расспросил его очень подробно, и с удовольствием услышал, как все сожалели, что нас с матерью там не было.
Возвращаясь с семейных совещаний, отец рассказывал матери, что покойный дедушка еще до нашего приезда отдал разные приказанья бабушке: назначил каждой дочери, кроме крестной матери моей,
доброй Аксиньи Степановны, по одному семейству из дворовых, а для Татьяны Степановны приказал купить сторгованную землю у башкирцев и перевести туда двадцать пять душ
крестьян, которых назвал поименно; сверх того, роздал дочерям много хлеба и всякой домашней рухляди.
Параша отвечала: «Да вот сколько теперь батюшка-то ваш роздал
крестьян, дворовых людей и всякого
добра вашим тетушкам-то, а все понапрасну; они всклепали на покойника; они точно просили, да дедушка отвечал: что брат Алеша даст, тем и будьте довольны.
Мать прислушивалась к спору и понимала, что Павел не любит
крестьян, а хохол заступается за них, доказывая, что и мужиков
добру учить надо. Она больше понимала Андрея, и он казался ей правым, но всякий раз, когда он говорил Павлу что-нибудь, она, насторожась и задерживая дыхание, ждала ответа сына, чтобы скорее узнать, — не обидел ли его хохол? Но они кричали друг на друга не обижаясь.
—
Крестьяне! Ищите грамотки, читайте, не верьте начальству и попам, когда они говорят, что безбожники и бунтовщики те люди, которые для нас правду несут. Правда тайно ходит по земле, она гнезд ищет в народе, — начальству она вроде ножа и огня, не может оно принять ее, зарежет она его, сожжет! Правда вам — друг
добрый, а начальству — заклятый враг! Вот отчего она прячется!..
— Вы пашни больше берите, — увещевал он
крестьян, — в ней вся ваша надежда. За лесом не гонитесь, я и сучьев на протопление, и валежнику на лучину, хоть задаром,
добрым соседям отпущу! Лугов тоже немного вам нужно — у меня пустошей сколько угодно есть. На кой мне их шут! Только горе одно… хоть даром косите!
Земли было, по-видимому, и довольно, но половина ее находилась под зыбучим болотом, а
добрый кусок занимали пески; из остального количества, за наделением
крестьян, на долю помещика приходилось не больше шестидесяти десятин, но и то весьма сомнительного качества.
— Ну, про почтмейстера никто что-то этого не говаривал; он, одно слово, из кутейников; на деньгу такой жадный, как я не знаю что: мало, что с
крестьян берет за каждое письмо по десяти копеек, но еще принеси ему всякого деревенского
добра: и яичек, и маслица, и ягодок! — объяснил ополченец.
По поводу сих перемен дворовые и
крестьяне Екатерины Петровны, хотя и не были особенно способны соображать разные тонкости, однако инстинктивно поняли, что вот-де прежде у них был барин настоящий, Валерьян Николаич Ченцов, барин души
доброй, а теперь, вместо него, полубарин, черт его знает какой и откедова выходец.
Думаю, если так будет продолжаться, то, чего
доброго, у нас заберут всех наших
крестьян, передерут их плетьми и сошлют в Сибирь…
— Да замолчи, Христа ради… недобрый ты сын! (Арина Петровна понимала, что имела право сказать «негодяй», но, ради радостного свидания, воздержалась.) Ну, ежели вы отказываетесь, то приходится мне уж собственным судом его судить. И вот какое мое решение будет: попробую и еще раз
добром с ним поступить: отделю ему папенькину вологодскую деревнюшку, велю там флигелечек небольшой поставить — и пусть себе живет, вроде как убогого, на прокормлении у
крестьян!
Романы рисовали Генриха IV
добрым человеком, близким своему народу; ясный, как солнце, он внушал мне убеждение, что Франция — прекраснейшая страна всей земли, страна рыцарей, одинаково благородных в мантии короля и одежде
крестьянина: Анис Питу такой же рыцарь, как и д’Артаньян. Когда Генриха убили, я угрюмо заплакал и заскрипел зубами от ненависти к Равальяку. Этот король почти всегда являлся главным героем моих рассказов кочегару, и мне казалось, что Яков тоже полюбил Францию и «Хенрика».
Давно ли со всех сторон стекались мирские приговоры об уничтожении кабаков, как развратителей нашего
доброго, простодушного народа, — и вот снова отовсюду притекают новые приговоры, из коих явствует, что сельская община, в сознании самих
крестьян, является единственным препятствием к пышному и всестороннему развитию нашей производительности!» Да, я ждал всего, я надеялся, я предвкушал!
Переселясь на новые места, дедушка мой принялся с свойственными ему неутомимостью и жаром за хлебопашество и скотоводство.
Крестьяне, одушевленные его духом, так привыкли работать настоящим образом, что скоро обстроились и обзавелись, как старожилы, и в несколько лет гумна Нового Багрова занимали втрое больше места, чем самая деревня, а табун
добрых лошадей и стадо коров, овец и свиней казались принадлежащими какому-нибудь большому и богатому селению.
В деревне мы встретили выезжавшего на
доброй лошаденке хорошо одетого
крестьянина, который разговорился со стариком.
— Что ты, Федька Хомяк, горланишь! — перервал другой
крестьянин с седой, осанистой бородою. — Не слушай его,
добрый человек: наш боярин — дай бог еще долгие лета! — господин милостивый, и мы живем за ним припеваючи.
— Да, неча сказать, — прибавил первый
крестьянин, — вовсе не в батюшку: такая
добрая, приветливая; а собой то — красное солнышко! Ну, всем бы взяла, если б была подороднее, да здоровья-то бог не дает.
Ты говоришь, что чувствуешь призвание к деревенской жизни, что хочешь сделать счастие своих
крестьян и что надеешься быть
добрым хозяином.
— Вестимо нужно, да взять-то негде: не всё же на барский двор ходить! Коли нашему брату повадку дать к вашему сиятельству за всяким
добром на барский двор кланяться, какие мы
крестьяне будем? А коли милость ваша на то будет, на счет дубовых макушек, чтò на господском гумне так, без дела лежат, — сказал он кланяясь и переминаясь с ноги на ногу: — так, може, я, которые подменю, которые поурежу и из старого как-нибудь соорудую.
— «Не кусайся, чёрт тебя побери!» — подумал я и, выпив глотка три, поблагодарил, а они, там, внизу, начали есть; потом скоро я сменился — на мое место встал Уго, салертинец, [Салертинец — житель города Салерно или провинции того же названия.] и я сказал ему тихонько, что эти двое
крестьян —
добрые люди.
«Против кого же я пойду? против родной дочери, против зятя? Нет; это не то: за свою вину я отдам
крестьянам все свое, чего их
добро стоило… У меня после этого ничего своего не останется, но это полгоря, — без денег легче жить, чем без чести… Авось сыновья в угле и в куске хлеба мне не откажут… А если и они, если и их мне подменят?»
— Мать, — говорили
крестьяне, — горе горюет, а детское
добро бережет.
— Бог с ней, — рассуждала она, — она, говорят, святая, а я сама знаю, что я грешная и нетерпеливая, встречусь, чего
доброго, не вытерплю и про
крестьян заговорю, потому что гробы серебрить, а живых морить — это безбожно.
Толпа
крестьян и дворовых провожала нас до околицы, осыпая прощаньями, благословеньями и
добрыми желаньями.
— Да,
Крестьян Иванович, я вас понимаю; я вас теперь вполне понимаю, — сказал наш герой, немного рисуясь перед Крестьяном Ивановичем. — Итак, позвольте вам пожелать
доброго утра…
Позвольте пожелать вам
доброго утра,
Крестьян Иванович, — сказал господин Голядкин, в этот раз решительно и серьезно вставая с места и хватаясь за шляпу.
— Я тоже хотел,
Крестьян Иванович, с своей стороны, я тоже хотел, — смеясь, продолжал господин Голядкин. — Однако ж я,
Крестьян Иванович, у вас засиделся совсем. Вы, надеюсь, позволите мне теперь… пожелать вам
доброго утра…
Полина. Он мягок… он хочет быть
добрым со всеми!
Добрые отношения с народом выгоднее для обеих сторон, это его убеждение…
Крестьяне очень оправдывают его взгляды… Берут землю, платят аренду, и — все идет прекрасно. А эти… (Идут Татьяна и Надя.) Надя! моя милая, ты понимаешь, как неприлично…
В иных случаях же, именно в таких, в которых не надо жалеть денег, Болдухины были скуповаты, и вот те же
добрые люди говорили про себя, а некоторые, может быть, и вслух, что: не рука
крестьянину калач есть и что не смыслят Болдухины, где денежку надо приберечь и где бросить.
Николай Иванович. И мне что же делать? Ведь я знаю, зачем выписали этого жалкого, наряженного в эту рясу, человека с крестом и зачем Алина привезла нотариуса. Вы хотите, чтоб я перевел именье на тебя. Не могу. Ведь ты знаешь, что я люблю тебя двадцать лет нашей жизни, люблю и хочу тебе
добра, и поэтому не могу подписывать тебе. Если подписывать, то тем, у кого отнята,
крестьянам. А так не могу. Я должен отдать им. И я рад нотариусу и должен сделать это.
Так, мы восхваляем
доброго помещика, берущего не слишком обременительный оброк с
крестьян, честного откупщика, у которого в откупе продается сносная водка, [чиновника, хотя и кривящего душою по приказу начальства, но умеющего держать себя не слишком по-лакейски,] и пр. и пр.
Другая из личностей, упоминаемая г. Аксаковым и относящаяся к тому же разряду, о котором мы говорили выше, есть богатый помещик Д., употребивший свое богатство очень хорошо: на оранжереи, мраморы, статуи, оркестр, удивительных заморских свиней, величиною с корову, и т. п. Мать Сережи отозвалась о Д., что он человек
добрый. То же самое говорил о нем и один из
крестьян, который, между прочим, вот что рассказывал о нем...
Она любит изящное,
доброе и благородное, но мысль поискать всего этого между
крестьянами не приходит ей в голову.
Января 28 во Владимирской губернии, в Гороховецком уезде, «по случаю возвышения содержателем питейного откупа на хлебное вино цен, а также и для распространения в семействах
доброй нравственности», отказались от водки
крестьяне села Нижнего Ландеха, с 85 деревнями, в числе 5000 душ («Московские ведомости», № 49).
Глагольев 1. Да, он настаивал на обвинении… Помню обоих, красных, клокочущих, свирепых…
Крестьяне держали сторону генерала, а мы, дворяне, сторону Василия Андреича… Мы пересилили, разумеется… (Смеется.) Ваш отец вызвал генерала на дуэль, генерал назвал его… извините, подлецом… Потеха была! Мы напоили после их пьяными и помирили… Нет ничего легче, как помирить русских людей… Добряк был ваш отец,
доброе имел сердце…
И благословение Божие почило на
добром человеке и на всем доме его: в семь лет, что прожила Груня под покровом его, седмерицею достаток его увеличился, из зажиточного
крестьянина стал он первым богачом по всему Заволжью.
Недели полторы после Настиных похорон приехал к Патапу Максимычу из Городца удельный
крестьянин Григорий Филиппов. Запершись в задней горнице,
добрый час толковал с ним горемычный тысячник. Кончив разговоры, повел он приезжего по токарням, по красильням, по всему своему заведению.
И рассказала она Марье Гавриловне про елфимовскую знахарку, про
добрую тетку Егориху, нелюбимую келейницами, а всеми окольными
крестьянами почитаемую благодетельницей.
Перевоз здесь держит артель из хозяев-крестьян; среди перевозчиков нет ни одного ссыльного, а всё свои. Народ
добрый, ласковый. Когда я, переплыв реку, взбираюсь на скользкую гору, чтобы выбраться на дорогу, где ждет меня лошадь, вслед мне желают и счастливого пути, и
доброго здоровья, и успеха в делах… А Иртыш сердится…
Как во сне прошла вторая половина спектакля для Дуни… Бедные нищие юноша и девушка, по ходу пьесы обращенные феей в королевских детей, скоро, однако, тяготятся своей новой долей. Им скучно без обычного труда, среди роскоши и богатства придворной жизни… Дворцовый этикет с его церемониями скоро надоедает им, и они со слезами бросаются к ногам
доброй феи, умоляя ее превратить их снова в бедных
крестьян. И волшебница Дуня исполняет их просьбу.
— Я ненавижу их… — прошептала она через минуту, утирая слезы и сверкая разгоревшимися глазенками. — Русские
добрые, русские не трогают мирных
крестьян, не требуют y них харчей и грошей насильно, a эти, эти…