Неточные совпадения
Тут тоже в
тазы звонили и дары дарили, но время пошло поживее, потому что допрашивали пастуха, и в него, грешным
делом, из малой пушечки стреляли. Вечером опять зажгли плошку и начадили так, что у всех разболелись головы.
Отъезда
день давно просрочен,
Проходит и последний срок.
Осмотрен, вновь обит, упрочен
Забвенью брошенный возок.
Обоз обычный, три кибитки
Везут домашние пожитки,
Кастрюльки, стулья, сундуки,
Варенье в банках, тюфяки,
Перины, клетки с петухами,
Горшки,
тазы et cetera,
Ну, много всякого добра.
И вот в избе между слугами
Поднялся шум, прощальный плач:
Ведут на двор осьмнадцать кляч...
Наконец хромой
таза вернулся, и мы стали готовиться к переправе. Это было не так просто и легко, как казалось с берега. Течение в реке было весьма быстрое, перевозчик-таза каждый раз поднимался вверх по воде метров на 300 и затем уже пускался к противоположному берегу, упираясь изо всех сил шестом в
дно реки, и все же течением его сносило к самому устью.
Следующие два
дня были дождливые, в особенности последний. Лежа на кане, я нежился под одеялом. Вечером перед сном
тазы последний раз вынули жар из печей и положили его посредине фанзы в котел с золой. Ночью я проснулся от сильного шума. На дворе неистовствовала буря, дождь хлестал по окнам. Я совершенно забыл, где мы находимся; мне казалось, что я сплю в лесу, около костра, под открытым небом. Сквозь темноту я чуть-чуть увидел свет потухающих углей и испугался.
На реке Санхобе мы опять встретились с начальником охотничьей дружины Чжан Бао и провели вместе целый
день. Оказалось, что многое из того, что случилось с нами в прошлом году на Имане, ему было известно. От него я узнал, что зимой он ходил разбирать спорный земельный вопрос между
тазами и китайцами, а весной был на реке Ното, где уничтожил шайку хунхузов.
На другой
день мы продолжали наш путь вниз по долине реки Такемы и в три с половиной
дня дошли до моря уже без всяких приключений. Это было 22 сентября. С каким удовольствием я растянулся на чистой циновке в фанзе у
тазов! Гостеприимные удэгейцы окружили нас всяческим вниманием: одни принесли мясо, другие — чай, третьи — сухую рыбу. Я вымылся, надел чистое белье и занялся работой.
В это время ко мне подошел Дерсу и попросил разрешения остаться на один
день у
тазов.
По рассказам
тазов, месяца два назад один тигр унес ребенка от самой фанзы. Через несколько
дней другой тигр напал на работавшего в поле китайца и так сильно изранил его, что он в тот же
день умер.
Поговорив немного с туземцами, мы пошли дальше, а Дерсу остался. На другой
день он догнал нас и сообщил много интересного. Оказалось, что местные китайцы решили отобрать у горбатого
тазы жену с детьми и увезти их на Иман.
Таз решил бежать. Если бы он пошел сухопутьем, китайцы догнали бы его и убили. Чан Лин посоветовал ему сделать лодку и уйти морем.
В этот
день мы дошли до фанзы
таза Лай Серл. Здесь Тютихе принимает в себя с левой стороны 2 маленькие речки: Сысенкурл [Сы-сянь-дунь-эр — пещера четырех духов.] и Сибегоу [Си-бей-гоу — северо-западная долина.].
16-го числа выступить не удалось. Задерживали проводники-китайцы. Они явились на другой
день около полудня.
Тазы провожали нас от одной фанзы до другой, прося зайти к ним хоть на минутку. По адресу Дерсу сыпались приветствия, женщины и дети махали ему руками. Он отвечал им тем же. Так от одной фанзы до другой, с постоянными задержками, мы дошли наконец до последнего тазовского жилья, чему я, откровенно говоря, очень порадовался.
К вечеру он прибежал испуганный и сообщил страшную новость: 2
дня тому назад по приговору китайского суда заживо были похоронены в земле китаец и молодой
таз.
Все эти
дни Дерсу пропадал где-то у
тазов. Среди них он нашел старика, который раньше жил на реке Улахе и которого он знал еще в молодые годы. Он успел со всеми перезнакомиться и везде был желанным гостем.
Акулина Ивановна.. Вертушка она! Зряшная ее жизнь! Каждый божий
день гости у нее, чаи да сахары… пляс да песня… а вот умывальника купить себе не может! Из
таза умывается да на пол воду хлещет… дом-то гноит…
В сумерки товарищ Коротков, сидя на байковой кровати, выпил три бутылки вина, чтобы все забыть и успокоиться. Голова теперь у него болела вся: правый и левый висок, затылок и даже веки. Легкая муть поднималась со
дна желудка, ходила внутри волнами, и два раза тов. Короткова рвало в
таз.
Покои двухсаженной вышины, оклеенные пестрыми, хоть и сильно загрязненными обоями, бронзовые люстры с подвесными хрусталями, зеркала хоть и тускловатые, но возвышавшиеся чуть не до потолка, триповые, хоть и закопченные занавеси на окнах, золоченые карнизы, расписной потолок — все это непривычному Алексею казалось такою роскошью, таким богатством, что в его голове тотчас же сверкнула мысль: «Эх, поладить бы мне тогда с покойницей Настей, повести бы
дело не как у нас с нею сталось, в таких бы точно хоромах я жил…» Все дивом казалось Алексею: и огромный буфетный шкап у входа, со множеством полок, уставленных бутылками и хрустальными графинами с разноцветными водками, и блестящие медные
тазы по сажени в поперечнике, наполненные кусками льду и трепетавшими еще стерлядями, и множество столиков, покрытых грязноватыми и вечно мокрыми салфетками, вкруг которых чинно восседали за чаем степенные «гости», одетые наполовину в сюртуки, наполовину в разные сибирки, кафтанчики, чупаны и поддевки.
— Кости такие не бывают, — сказал мой сожитель, указывая на то место скелета, где должен быть
таз. — Вообще, знаете ли, духовная пища, которую подают народу, не первого сорта, — добавил он и испустил носом протяжный, очень печальный вздох, который должен был показать мне, что я имею
дело с человеком, знающим толк в духовной пище.