Неточные совпадения
Городничий. Я бы дерзнул… У меня в доме
есть прекрасная
для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж слишком большая честь… Не рассердитесь — ей-богу, от простоты души предложил.
Мишка. Да
для вас, дядюшка, еще ничего не готово. Простова блюда вы не
будете кушать, а вот как барин ваш сядет за стол, так и вам того же кушанья отпустят.
Судья тоже, который только что
был пред моим приходом, ездит только за зайцами, в присутственных местах держит собак и поведения, если признаться пред вами, — конечно,
для пользы отечества я должен это сделать, хотя он мне родня и приятель, — поведения самого предосудительного.
Средь мира дольного
Для сердца вольного
Есть два пути.
Г-жа Простакова. А я тут же присяду. Кошелек повяжу
для тебя, друг мой! Софьюшкины денежки
было б куды класть…
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь
для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете
быть возможно.
Стародум. Богату! А кто богат? Да ведаешь ли ты, что
для прихотей одного человека всей Сибири мало! Друг мой! Все состоит в воображении. Последуй природе, никогда не
будешь беден. Последуй людским мнениям, никогда богат не
будешь.
Стародум. Они жалки, это правда; однако
для этого добродетельный человек не перестает идти своей дорогой. Подумай ты сама, какое
было бы несчастье, ежели б солнце перестало светить
для того, чтоб слабых глаз не ослепить.
Скотинин. Это подлинно диковинка! Ну пусть, братец, Митрофан любит свиней
для того, что он мой племянник. Тут
есть какое-нибудь сходство; да отчего же я к свиньям-то так сильно пристрастился?
Как бы то ни
было, но назначение Микаладзе
было для глуповцев явлением в высшей степени отрадным.
Дети, которые при рождении оказываются не обещающими
быть твердыми в бедствиях, умерщвляются; люди крайне престарелые и негодные
для работ тоже могут
быть умерщвляемы, но только в таком случае, если, по соображениям околоточных надзирателей, в общей экономии наличных сил города чувствуется излишек.
Наконец он не выдержал. В одну темную ночь, когда не только будочники, но и собаки спали, он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых
был написан первый, сочиненный им
для Глупова, закон. И хотя он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Для них подобные исторические эпохи
суть годы учения, в течение которых они испытывают себя в одном: в какой мере они могут претерпеть.
Но происшествие это
было важно в том отношении, что если прежде у Грустилова еще
были кое-какие сомнения насчет предстоящего ему образа действия, то с этой минуты они совершенно исчезли. Вечером того же дня он назначил Парамошу инспектором глуповских училищ, а другому юродивому, Яшеньке, предоставил кафедру философии, которую нарочно
для него создал в уездном училище. Сам же усердно принялся за сочинение трактата:"О восхищениях благочестивой души".
Но пастух на все вопросы отвечал мычанием, так что путешественники вынуждены
были,
для дальнейших расспросов, взять его с собою и в таком виде приехали в другой угол выгона.
Cемен Константинович Двоекуров градоначальствовал в Глупове с 1762 по 1770 год. Подробного описания его градоначальствования не найдено, но, судя по тому, что оно соответствовало первым и притом самым блестящим годам екатерининской эпохи, следует предполагать, что
для Глупова это
было едва ли не лучшее время в его истории.
Казалось, что ежели человека, ради сравнения с сверстниками, лишают жизни, то хотя лично
для него,
быть может, особливого благополучия от сего не произойдет, но
для сохранения общественной гармонии это полезно и даже необходимо.
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало
быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие
есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно, многие на моем месте понеслись бы в атаку, а может
быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения
для себя в атаках не вижу-с!
Легко
было немке справиться с беспутною Клемантинкою, но несравненно труднее
было обезоружить польскую интригу, тем более что она действовала невидимыми подземными путями. После разгрома Клемантинкинова паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно возвращались по домам и громко сетовали на неспособность русского народа, который даже
для подобного случая ни одной талантливой личности не сумел из себя выработать, как внимание их
было развлечено одним, по-видимому, ничтожным происшествием.
Стало
быть, если допустить глуповцев рассуждать, то, пожалуй, они дойдут и до таких вопросов, как, например, действительно ли существует такое предопределение, которое делает
для них обязательным претерпение даже такого бедствия, как, например, краткое, но совершенно бессмысленное градоправительство Брудастого (см. выше рассказ"Органчик")?
— И
будучи я приведен от тех его слов в соблазн, — продолжал Карапузов, — кротким манером сказал ему:"Как же, мол, это так, ваше благородие? ужели, мол, что человек, что скотина — все едино? и за что, мол, вы так нас порочите, что и места другого, кроме как у чертовой матери,
для нас не нашли?
Но сие же самое соответствие, с другой стороны, служит и не малым,
для летописателя, облегчением. Ибо в чем состоит, собственно, задача его? В том ли, чтобы критиковать или порицать? Нет, не в том. В том ли, чтобы рассуждать? Нет, и не в этом. В чем же? А в том, легкодумный вольнодумец, чтобы
быть лишь изобразителем означенного соответствия и об оном предать потомству в надлежащее назидание.
Нельзя сказать, чтоб предводитель отличался особенными качествами ума и сердца; но у него
был желудок, в котором, как в могиле, исчезали всякие куски. Этот не весьма замысловатый дар природы сделался
для него источником живейших наслаждений. Каждый день с раннего утра он отправлялся в поход по городу и поднюхивал запахи, вылетавшие из обывательских кухонь. В короткое время обоняние его
было до такой степени изощрено, что он мог безошибочно угадать составные части самого сложного фарша.
Претерпеть Бородавкина
для того, чтоб познать пользу употребления некоторых злаков; претерпеть Урус-Кугуш-Кильдибаева
для того, чтобы ознакомиться с настоящею отвагою, — как хотите, а такой удел не может
быть назван ни истинно нормальным, ни особенно лестным, хотя, с другой стороны, и нельзя отрицать, что некоторые злаки действительно полезны, да и отвага, употребленная в свое время и в своем месте, тоже не вредит.
За все это он получал деньги по справочным ценам, которые сам же сочинял, а так как
для Мальки, Нельки и прочих время
было горячее и считать деньги некогда, то расчеты кончались тем, что он запускал руку в мешок и таскал оттуда пригоршнями.
Дома он через минуту уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку. Средства
для исполнения первого подвига
были обдуманы уже заранее; средства
для исполнения второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так как не
было той силы в природе, которая могла бы убедить прохвоста в неведении чего бы то ни
было, то в этом случае невежество являлось не только равносильным знанию, но даже в известном смысле
было прочнее его.
Стало
быть, и в самом деле предстоит что-нибудь решительное, коль скоро,
для принятия этого решительного, потребны такие приготовления?
Поэтому почти наверное можно утверждать, что он любил амуры
для амуров и
был ценителем женских атуров [Ату́ры (франц.) — всевозможные украшения женского наряда.] просто, без всяких политических целей; выдумал же эти последние лишь
для ограждения себя перед начальством, которое, несмотря на свой несомненный либерализм, все-таки не упускало от времени до времени спрашивать: не пора ли начать войну?
Но торжество «вольной немки» приходило к концу само собою. Ночью, едва успела она сомкнуть глаза, как услышала на улице подозрительный шум и сразу поняла, что все
для нее кончено. В одной рубашке, босая, бросилась она к окну, чтобы, по крайней мере, избежать позора и не
быть посаженной, подобно Клемантинке, в клетку, но
было уже поздно.
Трудно
было дышать в зараженном воздухе; стали опасаться, чтоб к голоду не присоединилась еще чума, и
для предотвращения зла, сейчас же составили комиссию, написали проект об устройстве временной больницы на десять кроватей, нащипали корпии и послали во все места по рапорту.
Минуты этой задумчивости
были самыми тяжелыми
для глуповцев. Как оцепенелые застывали они перед ним, не
будучи в силах оторвать глаза от его светлого, как сталь, взора. Какая-то неисповедимая тайна скрывалась в этом взоре, и тайна эта тяжелым, почти свинцовым пологом нависла над целым городом.
Последствия этого указа
были для Козыря бесчисленны.
Осматривание достопримечательностей, не говоря о том, что всё уже
было видено, не имело
для него, как
для Русского и умного человека, той необъяснимой значительности, которую умеют приписывать этому делу Англичане.
Очевидно, фельетонист понял всю книгу так, как невозможно
было понять ее. Но он так ловко подобрал выписки, что
для тех, которые не читали книги (а очевидно, почти никто не читал ее), совершенно
было ясно, что вся книга
была не что иное, как набор высокопарных слов, да еще некстати употребленных (что показывали вопросительные знаки), и что автор книги
был человек совершенно невежественный. И всё это
было так остроумно, что Сергей Иванович и сам бы не отказался от такого остроумия; но это-то и
было ужасно.
— Я не
буду судиться. Я никогда не зарежу, и мне этого нe нужно. Ну уж! — продолжал он, опять перескакивая к совершенно нейдущему к делу, — наши земские учреждения и всё это — похоже на березки, которые мы натыкали, как в Троицын день,
для того чтобы
было похоже на лес, который сам вырос в Европе, и не могу я от души поливать и верить в эти березки!
Свияжский переносил свою неудачу весело. Это даже не
была неудача
для него, как он и сам сказал, с бокалом обращаясь к Неведовскому: лучше нельзя
было найти представителя того нового направления, которому должно последовать дворянство. И потому всё честное, как он сказал, стояло на стороне нынешнего успеха и торжествовало его.
Он не верит и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может
быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я не в силах
буду сделать этого».
— Да что, уже
пили нынче, — сказал старик, очевидно с удовольствием принимая это предложение. — Нешто
для компании.
Он прочел письмо и остался им доволен, особенно тем, что он вспомнил приложить деньги; не
было ни жестокого слова, ни упрека, но не
было и снисходительности. Главное же —
был золотой мост
для возвращения. Сложив письмо и загладив его большим массивным ножом слоновой кости и уложив в конверт с деньгами, он с удовольствием, которое всегда возбуждаемо
было в нем обращением со своими хорошо устроенными письменными принадлежностями, позвонил.
Она думала теперь именно, когда он застал ее, вот о чем: она думала, почему
для других,
для Бетси, например (она знала ее скрытую
для света связь с Тушкевичем), всё это
было легко, а
для нее так мучительно?
Он не мог потому, что в душе его
были требования более
для него обязательные, чем те, которые заявляли отец и педагог.
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия
есть только узда
для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить
было бы очень весело.
— Я не понимаю, как они могут так грубо ошибаться. Христос уже имеет свое определенное воплощение в искусстве великих стариков. Стало
быть, если они хотят изображать не Бога, а революционера или мудреца, то пусть из истории берут Сократа, Франклина, Шарлоту Корде, но только не Христа. Они берут то самое лицо, которое нельзя брать
для искусства, а потом…
Получив письмо Свияжского с приглашением на охоту, Левин тотчас же подумал об этом, но, несмотря на это, решил, что такие виды на него Свияжского
есть только его ни на чем не основанное предположение, и потому он всё-таки поедет. Кроме того, в глубине души ему хотелось испытать себя, примериться опять к этой девушке. Домашняя же жизнь Свияжских
была в высшей степени приятна, и сам Свияжский, самый лучший тип земского деятеля, какой только знал Левин,
был для Левина всегда чрезвычайно интересен.
— Может
быть,
для тебя нет. Но
для других оно
есть, — недовольно хмурясь, сказал Сергей Иванович. — В народе живы предания о православных людях, страдающих под игом «нечестивых Агарян». Народ услыхал о страданиях своих братий и заговорил.
А в душе Алексея Александровича, несмотря на полное теперь, как ему казалось, презрительное равнодушие к жене, оставалось в отношении к ней одно чувство — нежелание того, чтоб она беспрепятственно могла соединиться с Вронским, чтобы преступление ее
было для нее выгодно.
Но Вронский спросил, не продается ли картина.
Для Михайлова теперь, взволнованного посетителями, речь о денежном деле
была весьма неприятна.
— Впрочем, — нахмурившись сказал Сергей Иванович, не любивший противоречий и в особенности таких, которые беспрестанно перескакивали с одного на другое и без всякой связи вводили новые доводы, так что нельзя
было знать, на что отвечать, — впрочем, не в том дело. Позволь. Признаешь ли ты, что образование
есть благо
для народа?
Прежде (это началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он старался сделать что-нибудь такое, что сделало бы добро
для всех,
для человечества,
для России,
для всей деревни, он замечал, что мысли об этом
были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не
было полной уверенности в том, что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью
для себя, он, хотя не испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность, что дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем прежде, и что оно всё становится больше и больше.
— Однако послушай, — сказал раз Степан Аркадьич Левину, возвратившись из деревни, где он всё устроил
для приезда молодых, —
есть у тебя свидетельство о том, что ты
был на духу?