Неточные совпадения
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная
дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
— Так ты задумал гнездо себе свить? — говорил он в тот же день Аркадию, укладывая на корточках свой чемодан. — Что ж? дело хорошее. Только напрасно ты лукавил. Я ждал от тебя совсем другой
дирекции. Или, может быть, это тебя самого огорошило?
Все говорили, что надо иметь билет от фабричной
дирекции.
Вот что он писал мне 29 августа 1849 года в Женеву: «Итак, дело решено: под моей общей
дирекцией вы имеете участие в издании журнала, ваши статьи должны быть принимаемы без всякого контроля, кроме того, к которому редакцию обязывает уважение к своим мнениям и страх судебной ответственности.
— Он все в своем кабинете: ведомости какие-то составляет в
дирекцию.
Он добивался себе какого-то особого уважения от Вязмитинова и Зарницына и, не получая оного, по временам строчил на них секретные ябеды в
дирекцию училищ.
Вчера утром вышли какие-то нелады с
дирекцией, а вечером публика приняла ее не так восторженно, как бы ей хотелось, или, может быть, это ей просто показалось, а сегодня в газетах дурак рецензент, который столько же понимал в искусстве, сколько корова в астрономии, расхвалил в большой заметке ее соперницу Титанову.
«
Дирекция налево!» — крикнул судья.
Дирекция успокоилась, потому что такой состав сохранял сбор, ожидавшийся на отмененную «Злобу дня», драму Потехина, которая прошла с огромным успехом год назад в Малом театре, но почему-то была снята с репертуара. Главную женскую роль тогда в ней играла Ермолова. В провинции «Злоба дня» тоже делала сборы. Но особый успех она имела потому, что в ней был привлекателен аромат скандала.
Опера-фарс «Орфей в аду», поставленная на русской петербургской сцене зимою, предшествовавшею открытию в столице здания суда, представляла общественное мнение одетым в ливрею, дающую ему вид часовой будки у генеральского подъезда; но близок час, когда
дирекция театров должна будет сшить для актрисы Стрельской, изображающей «общественное мнение», новую одежду.
Иван Иванович, что с кривым глазом, натолкнул Ивана Никифоровича, хотя и несколько косо, однако ж довольно еще удачно и в то место, где стоял Иван Иванович; но городничий сделал
дирекцию слишком в сторону, потому что он никак не мог управиться с своевольною пехотою, не слушавшею на тот раз никакой команды и, как назло, закидывавшею чрезвычайно далеко и совершенно в противную сторону (что, может, происходило оттого, что за столом было чрезвычайно много разных наливок), так что Иван Иванович упал на даму в красном платье, которая из любопытства просунулась в самую средину.
В Москву приехала из Петербурга г-жа Ежова, чтобы сыграть несколько раз в пользу московской
дирекции и потом получить бенефис, как это обыкновенно водилось, да и теперь водится.
Директором был определен Кокошкин, а членом
дирекции по хозяйственной части — Загоскин; репертуарным членом был назначен Арсеньев, человек очень любезный и образованный, даже знаток и страстный поклонник греческой литературы; но в репертуарные дела он не мешался и предоставил их Кокошкину, который, по страстной своей охоте к театру, ревностно занимался репертуарною частью.
Шаховской — раздражительное, но добродушное дитя, что у него много смешных слабостей, что он прежде в Петербурге находился под управлением известной особы, что за нее прогнали его из петербургской
дирекции, где заведывал он репертуарною частью, и что, переехав на житье в Москву на свою волю, так сказать, он сделался совсем другим человеком, то есть самим собою.
Кстати: надобно предварительно сказать, что в Москве, через год после моего отъезда, из театральной конторы, находившейся под непосредственным управлением московского военного генерал-губернатора, образовалась отдельная
дирекция.
Писарев, живший у Кокошкина в доме и находившийся в самых близких отношениях к нему и Загоскину, даже много обязанный им обоим, прямо попал в театральную сферу, полюбил ее и определился в службу
дирекции переводчиком и помощником репертуарного члена Арсеньева: успехи пиес на сцене, разумеется, еще более увлекли Писарева, и скоро он утонул в закулисном мире…
Борьба велась без приза, по просьбе
дирекции, и Арбузов два раза бросал англичанина, почти шутя, редкими, эффектными трюками, которые он не рискнул бы употребить в состязании с мало-мальски опасным борцом.
— С двумястами, доктор, — поправил Арбузов, — по контракту с
дирекцией я плачу неустойку в сто рублей, если откажусь в самый день представления, хотя бы по болезни, от работы.
«Ревизор» был продан петербургской
дирекции самим Гоголем за две тысячи пятьсот рублей ассигнациями, а потому немедленно начали его ставить и в Москве.
Он прибавил, что единственное спасение состоит в том, чтоб я взял на себя постановку пиесы, потому что актеры меня уважают и любят и вся
дирекция состоит из моих коротких приятелей; что он напишет об этом Гоголю, который с радостью передаст это поручение мне.
В продолжение вечера, находясь, по его выражению, под
дирекциею супруги, он постничал и выпил только рюмок пять доппелькюмеля [Доппелькюмель — род тминной водки.], но за ужином вознаградил себя сторицею.
Как бы то ни было, в первый раз случилось, что Загоскин был огорчен неудачей на сцене своего театрального произведения; он приписывал эту неудачу невниманию
дирекции и актеров, что было справедливо только отчасти.
В том же 1822 году, мая 18, Загоскин поступил к московскому военному генерал-губернатору в число чиновников особых поручений, с исправлением должности экспедитора по театральному отделению. Для объяснения такого, странного теперь, назначения, надобно сказать, что тогда в Москве не было
дирекции театра, а находилась контора, состоявшая под непосредственным заведыванием генерал-губернатора, князя Д. В. Голицына, который ценил Загоскина как литератора и очень любил его как человека.
Огромные суммы принесла она
дирекции театров, особенно в Москве, где она превосходно была поставлена, и где прелестный голос и до совершенства доведенная игра г-на Бантышева, в роли Торопки Голована, до сих пор восхищают зрителей.
В 1816 году 21 мая он вышел из Горного департамента и женился в Петербурге, а в 1817 году определен в
Дирекцию императорских театров помощником члена репертуарной части; в этом же году была представлена и напечатана новая комедия Загоскина в 5-ти действиях «Господин Богатонов [Богатонов — персонаж комедии М. Н. Загоскина «Господин Богатонов, или Провинциал в столице» (СПБ. 1817).], или Провинциал в столице», посвященная князю Ивану Михайловичу Долгорукому, которому автор комедии был всегда сердечно предан.
Несмотря на то, что он, с высочайшего соизволения, построил малый театр собственными средствами
дирекции (за что получил всемилостивейше пожалованную табакерку с шифром), денежные дела ее находились постоянно в хорошем положении.
В 1823 году, марта 30, Загоскин определен в контору
дирекции Московского театра (получившего свое особенное образование и особого директора) членом по хозяйственной части.
Дирекции это будет очень выгодно, и она с радостью согласится или делить со мною пополам сборы, или назначить мне бенефис.
За здешнею
дирекциею у меня есть бенефис, и я уже выпросил позволение взять его в Москве: это даст мне по крайней мере пять тысяч, а чтоб московской
дирекции не было обидно, то предварительно сыграю разок для нее и, конечно, доставлю кассе полный сбор.
Шушерин, ожидая меня в Москву, приготовил мне работу; он уже условился с московской
дирекцией насчет будущего своего бенефиса и выбрал для него пиесу: трагедию «Филоктет», написанную Лагарпом.
Я упросил
дирекцию, через одного приятеля, чтобы через два дня дали мне сыграть „Сына любви“ и — был так принят, как меня никогда в этой роли не принимали: публика почувствовала разницу между актером, понимающим свое дело, и красивым, хотя даровитым невеждой.
Дирекция, возлагавшая на них надежды в будущем, для поощрения назначила им бенефис, через две или три недели после святой.
«Когда я приехал из Москвы в Петербург, — так говорил Шушерин, — по вызову здешней
дирекции, для поступления в службу на императорский театр, мне были назначены три дебюта: „Сын любви“, „Эмилия Галотти“ и „Дидона“, трагедия Княжнина, в которой я с успехом играл роль Ярба.
Рассказав все это мне, Шушерин прибавил в заключение: «Ярба я никогда не стал бы играть добровольно; но вот видишь ли, любезный друг, какая штука:
дирекция мне нужна вперед, а Кокошкина директор очень уважает.
Дмитревский пережил его четырьмя годами; он хотел даже участвовать в бенефисе, который дан был театральной
дирекцией в пользу вдовы и детей покойного Яковлева, о чем было объявлено в афише.
Это самые выгодные люди для театральной
дирекции.
Я в этой пьесе был так многообразен, что, право,
дирекции не худо было бы на афише к именам Петрова, Сидорова, Григорьева.
Узнав, что
Дирекция наших императорских театров пригласила ее на несколько лет в Михайловский театр с сентября 1871 года, я отправился к ней знакомиться и поговорить о ее дебютах.
Тогда Москва имела отдельную, самостоятельную
дирекцию, на одинаковом положении с Петербургом. Но общие порядки были все такие же, только в Москве драматическая труппа сложилась гораздо удачнее; был еще жив М.С.Щепкин, а с репертуаром Островского явилась целая группа талантливых бытовых исполнителей. И чиновнический гнет чувствовался гораздо меньше.
Она было думала поехать играть в провинцию и вошла в переговоры с
дирекцией виленского театра, которым заведовал генерал Цейдлер; но мы решились соединить свою судьбу, и она пошла на риск замужества с больным писателем, у которого, кроме его пера и долгов, тогда ничего не было.
Культом Островского отличался только Ал. Григорьев — в театральной критике. На сцене о пьесах Островского хлопотал всегда актер Бурдин, но
дирекция их скорее недолюбливала.
Управлялся он городской
дирекцией. Это отзывалось уже новыми порядками. Общий строй игры и постановки пьес для губернского города — совсем не плохие, никак не хуже (по тогдашнему времени), чем, например, частные театры Петербурга и Москвы и в конце XIX века, прикидывая их к уровню образцовых сцен, за исключением, конечно, Художественного театра.
Дирекция, по оплошности ли автора, когда комедия его шли на столичных сценах, или по чему другому — ничего не платила ему за пьесу, которая в течение тридцати с лишком лет дала ей не один десяток тысяч рублей сбору.
С
дирекцией я никаких связей не имел, да и порядки, царившие на русской драматической сцене, были все те же.
Тогда ведь царила безусловно система привилегии. Частных театров не было ни одного. Императорская
дирекция ревниво ограждала свои привилегии и даже с маскарадов и концертов взимала плату.
Мне, конечно, хотелось бы сделать для русского театра И; преподавания что-нибудь более существенное, но тогда все еще царила придворная привилегия, с
дирекцией у меня не было никаких сношений.
Но все это не могло поколебать той самооценки, какой он неизменно держался, и в самые тяжелые для него годы. Реванш свой он получил только перед смертью, когда реформа императорских театров при директоре И.А.Всеволожском выдвинула на первый план самых заслуженных драматургов — его и Потехина, а при восстановлении самостоятельной
дирекции в Москве Островский взял на себя художественное заведование московским Малым театром.
И в балетомана я не превратился: слишком разнообразны были для меня после дерптской скудости зрелища, хотя, кроме императорской
дирекции, никому тогда не дозволялось давать ни опер, ни драм, ни комедий — ничего!
Петербургской встречей и ограничилось наше знакомство. Меня пригласил"на него"один чиновник Кабинета, которому он и был обязан успехом сделки с
дирекцией. Я у этого чиновника обедал с ним, а потом навестил его в Hotel de France.
Васильева, Косицкая, Вильде, который начал уже играть роль в
дирекции.