Неточные совпадения
— Если вы пойдете за мной, я позову людей,
детей! Пускай все знают, что вы подлец! Я
уезжаю нынче, а вы живите здесь с своею любовницей!
Дарья Александровна между тем, успокоив
ребенка и по звуку кареты поняв, что он
уехал, вернулась опять в спальню. Это было единственное убежище ее от домашних забот, которые обступали ее, как только она выходила. Уже и теперь, в то короткое время, когда она выходила в детскую, Англичанка и Матрена Филимоновна успели сделать ей несколько вопросов, не терпевших отлагательства и на которые она одна могла ответить: что надеть
детям на гулянье? давать ли молоко? не послать ли за другим поваром?
Потому ли, что
дети непостоянны или очень чутки и почувствовали, что Анна в этот день совсем не такая, как в тот, когда они так полюбили ее, что она уже не занята ими, — но только они вдруг прекратили свою игру с тетей и любовь к ней, и их совершенно не занимало то, что она
уезжает.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и
детях с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно
уедет.
Кити настояла на своем и переехала к сестре и всю скарлатину, которая действительно пришла, ухаживала за
детьми. Обе сестры благополучно выходили всех шестерых
детей, но здоровье Кити не поправилось, и великим постом Щербацкие
уехали за границу.
Когда княгиня выслушала стихи и осыпала сочинителя похвалами, бабушка смягчилась, стала говорить с ней по-французски, перестала называть ее вы, моя милая и пригласила приехать к нам вечером со всеми
детьми, на что княгиня согласилась и, посидев еще немного,
уехала.
Нехаева не
уезжала. Клим находил, что здоровье ее становится лучше, она меньше кашляет и даже как будто пополнела. Это очень беспокоило его, он слышал, что беременность не только задерживает развитие туберкулеза, но иногда излечивает его. И мысль, что у него может быть
ребенок от этой девицы, пугала Клима.
Когда Иву было 15 лет, его воспитатель умер, взрослые
дети лесничего
уехали — кто в Америку, кто в Южный Уэльс, кто в Европу, и Ив некоторое время работал у одного фермера.
И не напрасно приснился отрок. Только что Максим Иванович о сем изрек, почти, так сказать, в самую ту минуту приключилось с новорожденным нечто: вдруг захворал. И болело
дитя восемь дней, молились неустанно, и докторов призывали, и выписали из Москвы самого первого доктора по чугунке. Прибыл доктор, рассердился. «Я, говорит, самый первый доктор, меня вся Москва ожидает». Прописал капель и
уехал поспешно. Восемьсот рублей увез. А ребеночек к вечеру помер.
Одно преподавание языка или хождение за
ребенком там не важность: остается
уехать в Россию.
Рахель отдала 200 р., больше у нее не было, остальное она пришлет дня через три, через Мерцалову, забрала вещи и
уехала, Мерцалова посидела еще с час, но пора домой кормить грудью
ребенка, и она
уехала, сказавши, что приедет завтра проводить на железную дорогу.
Не вынес больше отец, с него было довольно, он умер. Остались
дети одни с матерью, кой-как перебиваясь с дня на день. Чем больше было нужд, тем больше работали сыновья; трое блестящим образом окончили курс в университете и вышли кандидатами. Старшие
уехали в Петербург, оба отличные математики, они, сверх службы (один во флоте, другой в инженерах), давали уроки и, отказывая себе во всем, посылали в семью вырученные деньги.
«…Представь себе дурную погоду, страшную стужу, ветер, дождь, пасмурное, какое-то без выражения небо, прегадкую маленькую комнату, из которой, кажется, сейчас вынесли покойника, а тут эти
дети без цели, даже без удовольствия, шумят, кричат, ломают и марают все близкое; да хорошо бы еще, если б только можно было глядеть на этих
детей, а когда заставляют быть в их среде», — пишет она в одном письме из деревни, куда княгиня
уезжала летом, и продолжает: «У нас сидят три старухи, и все три рассказывают, как их покойники были в параличе, как они за ними ходили — а и без того холодно».
— У Акулины своего дела по горло; а сама и сходила бы, да ходилки-то у меня уж не прежние. Да и что я на вас за работница выискалась! Ишь командир командует: сходи да сходи.
Уеду отсюда, вот тебе крест,
уеду! Выстрою в Быкове усадьбу, возьму
детей, а ты живи один с милыми сестрицами, любуйся на них!
Я помню, что, когда
уехали последние старшие
дети, отъезд этот произвел на меня гнетущее впечатление. Дом вдруг словно помертвел. Прежде хоть плач слышался, а иногда и детская возня; мелькали детские лица, происходили судбища, расправы — и вдруг все разом опустело, замолчало и, что еще хуже, наполнилось какими-то таинственными шепотами. Даже для обеда не раздвигали стола, потому что собиралось всего пять человек: отец, мать, две тетки и я.
Дело доходило до того, что,
уезжая, он запирал жену на замок, и молодая женщина, почти
ребенок, сидя взаперти, горько плакала от детского огорчения и тяжкой женской обиды…
Вечером поздно Серафима получила записку мужа, что он по неотложному делу должен
уехать из Заполья дня на два. Это еще было в первый раз, что Галактион не зашел проститься даже с
детьми. Женское сердце почуяло какую-то неминуемую беду, и первая мысль у Серафимы была о сестре Харитине. Там Галактион, и негде ему больше быть…
Дети спали. Серафима накинула шубку и пешком отправилась к полуяновской квартире. Там еще был свет, и Серафима видела в окно, что сестра сидит у лампы с Агнией. Незачем было и заходить.
На мой вопрос, женат ли он, молодой человек отвечает, что за ним на Сахалин прибыла добровольно его жена с дочерью, но что вот уже два месяца, как она
уехала с
ребенком в Николаевск и не возвращается, хотя он послал ей уже несколько телеграмм.
Это хорошо, потому что, помимо всяких колонизационных соображений, близость
детей оказывает ссыльным нравственную поддержку и живее, чем что-либо другое, напоминает им родную русскую деревню; к тому же заботы о
детях спасают ссыльных женщин от праздности; это и худо, потому что непроизводительные возрасты, требуя от населения затрат и сами не давая ничего, осложняют экономические затруднения; они усиливают нужду, и в этом отношении колония поставлена даже в более неблагодарные условия, чем русская деревня: сахалинские
дети, ставши подростками или взрослыми,
уезжают на материк и, таким образом, затраты, понесенные колонией, не возвращаются.
Потом, когда турок
уехал, девушка полюбила Пищикова за его доброту; Пищиков женился на ней и имел от нее уже четырех
детей, как вдруг под сердцем завозилось тяжелое, ревнивое чувство…
От Келбокиани мы узнали, что умерла женщина свободного состояния Ляликова, муж которой, поселенец,
уехал в Николаевск; после нее осталось двое
детей, и теперь он, Келбокиани, живший у этой Ляликовой на квартире, не знает, что ему делать с
детьми.
Взрослые,
уезжая на материк, не оставляют
детей, а увозят их с собой.
Доктор взял
ребенка на руки, быстро повернул к свету и заглянул в глаза. Он слегка смутился и, сказав несколько незначащих фраз,
уехал, обещая вернуться дня через два.
Проводы устроил Бахмутов у себя же в доме, в форме обеда с шампанским, на котором присутствовала и жена доктора; она, впрочем, очень скоро
уехала к
ребенку.
На Чистом болоте духовный брат Конон спасался с духовкою сестрой Авгарью только пока, — оставаться вблизи беспоповщинских скитов ему было небезопасно. Лучше бы всего
уехать именно зимой, когда во все концы скатертью дорога, но куда поволокешься с
ребенком на руках? Нужно было «сождать», пока малыш подрастет, а тогда и в дорогу. Собственно говоря, сейчас Конон чувствовал себя прекрасно. С ним не было припадков прежнего религиозного отчаяния, и часто, сидя перед огоньком в каменке, он сам удивлялся себе.
— Дмитрий Петрович, — говорила ему Полинька, — советовать в таких делах мудрено, но я не считаю грехом сказать вам, что вы непременно должны
уехать отсюда. Это смешно: Лиза Бахарева присоветовала вам бежать из одного города, а я теперь советую бежать из другого, но уж делать нечего: при вашем несчастном характере и неуменье себя поставить вы должны отсюда бежать. Оставьте ее в покое, оставьте ей
ребенка…
Но Женни в комитете грамотности заскучала о
детях и
уехала, не дождавшись конца заседания, а о благотворительном обществе, в которое ее записали членом, отозвалась, что она там сконфузится и скажет глупость.
В то время иностранцам было много хода в России, и Ульрих Райнер не остался долго без места и без дела. Тотчас же после приезда в Москву он поступил гувернером в один пансион, а оттуда через два года
уехал в Калужскую губернию наставником к
детям богатого князя Тотемского.
Феи тоже
уезжали на лето в свою небольшую деревушку в Калужской губернии и брали с собою Ольгу Александровну с
ребенком.
В Уфе все знакомые наши друзья очень нам обрадовались. Круг знакомых наших, особенно знакомых с нами
детей, значительно уменьшился. Крестный отец мой, Д. Б. Мертваго, который хотя никогда не бывал со мной ласков, но зато никогда и не дразнил меня — давно уже
уехал в Петербург. Княжевичи с своими
детьми переехали в Казань; Мансуровы также со всеми
детьми куда-то
уехали.
Наконец гости
уехали, взяв обещание с отца и матери, что мы через несколько дней приедем к Ивану Николаичу Булгакову в его деревню Алмантаево, верстах в двадцати от Сергеевки, где гостил Мансуров с женою и
детьми. Я был рад, что
уехали гости, и понятно, что очень не радовался намерению ехать в Алмантаево; а сестрица моя, напротив, очень обрадовалась, что увидит маленьких своих городских подруг и знакомых: с девочками Мансуровыми она была дружна, а с Булгаковыми только знакома.
— Ты ведь говорил, Ваня, что он был человек хороший, великодушный, симпатичный, с чувством, с сердцем. Ну, так вот они все таковы, люди-то с сердцем, симпатичные-то твои! Только и умеют, что сирот размножать! Гм… да и умирать-то, я думаю, ему было весело!.. Э-э-эх!
Уехал бы куда-нибудь отсюда, хоть в Сибирь!.. Что ты, девочка? — спросил он вдруг, увидев на тротуаре
ребенка, просившего милостыню.
А теперь мы, говорит, с ним сюда приехали и стоим здесь на квартире у одного у его товарища, но я живу под большим опасением, чтобы мой муж не узнал, и мы скоро
уедем, и я опять о
дите страдать буду.
Губернатора, как нарочно, не случилось тогда в городе; он
уехал неподалеку крестить
ребенка у одной интересной и недавней вдовы, оставшейся после мужа в интересном положении; но знали, что он скоро воротится.
Уехать… туда… назад… где его родина, где теперь Нилов со своими вечными исканиями!.. Нет, этого не будет: все порвано, многое умерло и не оживет вновь, а в Лозищах, в его хате живут чужие. А тут у него будут
дети, а
дети детей уже забудут даже родной язык, как та женщина в Дэбльтоуне…
Еще прежде известия о свадьбе отправила Арина Васильевна письмо к своему супругу, в котором уведомляла, что по таким-то важным причинам отвезла она внучку к умирающей бабушке, что она жила там целую неделю и что хотя бог дал старухе Бактеевой полегче, но Парашеньку назад не отпустили, а оставили до выздоровления бабушки; что делать ей было нечего, насильно взять нельзя, и она поневоле согласилась и поспешила
уехать к
детям, которые жили одни-одинёхоньки, и что теперь опасается она гнева Степана Михайловича.
Оставивши ваш дом, я жил в Швеции, потом
уехал с одним англичанином в Лондон, года два учил его
детей; но мой образ мыслей так расходился с мнениями почтенного лорда, что я оставил его.
Ольга Алексеевна. Не знаю… может быть. Я хочу сказать ему — пусть лучше я
уеду… и
дети.
— У нас теперь нет денег, чтобы купить себе хлеба, — сказала она. — Григорий Николаич
уезжает на новую должность, но меня с
детьми не хочет брать с собой, и те деньги, которые вы, великодушный человек, присылали нам, тратит только на себя. Что же нам делать? Что? Бедные, несчастные
дети!
Вот что рассказывают про этого человека: она вдова, муж ее, рыбак, вскоре после свадьбы
уехал ловить рыбу и не вернулся, оставив ее с
ребенком под сердцем.
Миловзоров. Вот здесь, например, несколько лет тому назад она бросила своего
ребенка на произвол судьбы и
уехала с каким-то барином. Да говорят, это бывало с ней и не один раз.
Кручинина. Ничего не известно, никто не знает. У кого только можно было спросить, я спрашивала. Некоторые помнят, что действительно были какие-то приезжие купцы или мещане, а кто говорит, что и господа, что взяли
ребенка и
уехали; а куда — никто не знает. Так и следов не осталось.
Анна Михайловна просила князя только наведываться по временам о
ребенке, пока его можно будет перевезти в Россию, и тотчас после похорон старой княгини
уехала в давно оставленное отечество.
Бабушка не могла
уехать из Петербурга в Протозаново так скоро, как она хотела, — ее удержала болезнь
детей. Отец мой, стоя на крыльце при проводах Функендорфов, простудился и заболел корью, которая от него перешла к дяде Якову. Это продержало княгиню в Петербурге около месяца. В течение этого времени она не получала здесь от дочери ни одного известия, потому что письма по уговору должны были посылаться в Протозаново. Как только
дети выздоровели, княгиня, к величайшему своему удовольствию, тотчас же
уехала.
Княгиня
уехала в Петербург с маленькими
детьми, с Ольгою Федотовною и с Патрикеем.
Дети и Ольга помещались вместе с бабушкою в карете, а Патрикей в устроенной сзади откидной коляске, где ему было очень покойно и откуда он с высоты мог далеко вперед видеть дорогу и наблюдать за форейтором и за кучером. Они приехали так скоро, как только тогда было можно. В Протозаново от них никаких вестей еще не приходило.
Свояченица
уезжает ни с чем. Я смело сказал, говоря с ней, что не сделаю первого шага, но как она
уехала, и я вышел и увидел
детей жалких, испуганных, я уже готов делать первый шаг. И рад бы его сделать, но не знаю как. Опять хожу, курю, выпиваю за завтраком водки и вина и достигаю того, чего бессознательно желаю: не вижу глупости, подлости своего положения.
— О, mon cher, что ж ты меня за
ребенка такого считаешь, — отвечал граф и
уехал прямо к Домне Осиповне, а в пять часов явился аккуратно к обеду Бегушева и имел торжествующий вид.
Евгений с тех пор, как встретил ее с
ребенком, не видал ее. На поденную она не ходила, так как была с
ребенком, а он редко проходил по деревне. В это утро, накануне Троицына дня, Евгений рано, в пятом часу, встал и
уехал на паровое поле, где должны были рассыпать фосфориты, и вышел из дома, пока еще бабы не входили в него, а возились у печи с котлами.
Нет, что же,
ребенок не мешает, но чтоб Лизы не было, чтоб она
уехала.
Не то удивляясь, не то одобряя действия полиции, которая устроила все так хорошо, министр покачал головою и хмуро улыбнулся толстыми темными губами; и с тою же улыбкой, покорно, не желая и в дальнейшем мешать полиции, быстро собрался и
уехал ночевать в чей-то чужой гостеприимный дворец. Также увезены были из опасного дома, около которого соберутся завтра бомбометатели, его жена и двое
детей.