Дышит ароматами, поёт вся земля и всё живое её; солнце растит цветы на полях, поднимаются они к небу, кланяясь солнцу; молодая зелень
деревьев шепчет и колышется; птицы щебечут, любовь везде горит — тучна земля и пьяна силою своей!
Посмотрите-ка на небо! Да… Здесь хорошо, покойно, здесь одни только деревья… Нет этих сытых, довольных физиономий… Да…
Деревья шепчут не для меня… И луна не смотрит на меня так приветливо, как на этого Платонова… Она старается смотреть холодно… Ты, мол, не наш… Ступай отсюда, из этого рая, в свою жидовскую лавочку… Впрочем, чепуха… Я заболтался… довольно!..
Неточные совпадения
В прекрасный летний день,
Бросая по долине тень,
Листы на
дереве с зефирами
шептали,
Хвалились густотой, зелёностью своей
И вот как о себе зефирам толковали:
«Не правда ли, что мы краса долины всей?
— Отпусти его, —
шепнул я на ухо Бирюку, — я заплачу за
дерево.
Они сидели возле Марфы Тимофеевны и, казалось, следили за ее игрой; да они и действительно за ней следили, — а между тем у каждого из них сердце росло в груди, и ничего для них не пропадало: для них пел соловей, и звезды горели, и
деревья тихо
шептали, убаюканные и сном, и негой лета, и теплом.
Ночь была темна,
деревья чуть
шептали; с неба падал тихий холодок, от огорода тянуло запахом укропа.
— Милое небо! Милые
деревья! —
прошептал он с влажными глазами.
Он слушал, как шаги стихали, потом стихли, и только
деревья что-то
шептали перед рассветом в сгустившейся темноте… Потом с моря надвинулась мглистая туча, и пошел тихий дождь, недолгий и теплый, покрывший весь парк шорохом капель по листьям.
Каждая вытянутая через дорогу тень от
дерева так, кажется, и
шепчет теперь: «Знаю я, где счастье…
Это было торжественное шествие царицы, для которой светило солнце, цветы лили свой аромат, благоговейно
шептали деревья, а воздух окружал светлым облаком…
Из ее бессвязного рассказа я понял следующее: часов в одиннадцать вечера, когда Гаврило Степаныч натирал грудь какой-то мазью, она была в кухне; послышался страшный треск, и она в первую минуту подумала, что это валится потолок или молния разбила
дерево. Вбежав в спальню, она увидела, что Гаврило Степаныч плавал в крови на полу; он имел еще настолько силы, что рукой указал на окно и
прошептал...
«Какие
деревья! —
шептал он, — до самого неба.
Но она была не большое
дерево, а только маленькая и вялая травка. Она могла только еще нежнее обвиться около ствола Attalea и
прошептать ей свою любовь и желание счастья в попытке.
Одинокие
деревья гнулись от ветра, и их почерневшие листья то льнули друг к другу,
шепча и жалуясь, то, разметавшись в разные стороны, тоскливо трепетали и бились на тонких ветвях.
Стали обращаться к колдунам и знахарям — к доморощенным мастерам черной и белой магии, из которых одни «наводили» что-то наговорами и ворожбою на лист глухой крапивы и дули пылью по ветру, а другие выносили откуда-то свои обглоданные избенными прусаками иконки в лес и там перед ними
шептали, обливали их водою и оставляли ночевать на
дереве, — но дождя все-таки не было, и даже прекратились росы.
Ей захотелось
шепнуть: „Я знаю, по какой части!“ — но она побоялась, и когда он взял ее под руку, то в ней уже совсем не было той истомы, какую она ощущала под
деревом.
Вот звонок… Это пришел Петр Сергеич. Когда я зимою вижу
деревья и вспоминаю, как они зеленели для меня летом, я
шепчу...
— Я служанка красавицы королевы, — чуть слышным от слабости голосом
прошептала девушка, — той красавицы королевы, которая танцует и веселится там, в замке. Она приказала привязать меня к
дереву и заморить голодом, потому что три дня тому назад я осмелилась сказать ей, что рыцарь, которого она избрала в женихи, не любит ее и желает жениться на ней потому только, чтобы стать королем. Я это знаю. Это правда. И за эти слова правды я должна умереть голодной смертью.