Неточные совпадения
Упала в снег; медведь проворно
Ее хватает и несет;
Она бесчувственно-покорна,
Не
шевельнется, не дохнет;
Он мчит ее лесной дорогой;
Вдруг меж
дерев шалаш убогой;
Кругом всё глушь; отвсюду он
Пустынным снегом занесен,
И ярко светится окошко,
И в шалаше и крик, и шум;
Медведь промолвил: «Здесь мой кум:
Погрейся у него немножко!»
И в сени прямо он идет,
И на порог ее кладет.
«А бог знает, барин, — сказал он, садясь на свое место, — воз не воз,
дерево не
дерево, а кажется, что
шевелится.
Вагон осторожно дернуло, брякнули сцепления, Крэйтон приподнял занавеску окна;
деревья за окном
шевелились, точно стирая тьму со стекла, мутно проплыло пятно просеки, точно дорога к свету.
Он боялся сказать слово, боялся
пошевелиться, стоял, сложив руки назад, прислонясь к
дереву. Она ходила взад и вперед торопливыми, неровными шагами. Потом остановилась и перевела дух.
Было тихо, кусты и
деревья едва
шевелились, с них капал дождь. Райский обошел раза три сад и прошел через огород, чтоб посмотреть, что делается в поле и на Волге.
Чуть брезжилось; звезды погасли одна за другой; побледневший месяц медленно двигался навстречу легким воздушным облачкам. На другой стороне неба занималась заря. Утро было холодное. В термометре ртуть опустилась до — 39°С. Кругом царила торжественная тишина; ни единая былинка не
шевелилась. Темный лес стоял стеной и, казалось, прислушивался, как трещат от мороза
деревья. Словно щелканье бича, звуки эти звонко разносились в застывшем утреннем воздухе.
Медведь быстро обернулся, насторожил уши и стал усиленно нюхать воздух. Мы не
шевелились. Медведь успокоился и хотел было опять приняться за еду, но Дерсу в это время свистнул. Медведь поднялся на задние лапы, затем спрятался за
дерево и стал выглядывать оттуда одним глазом.
Я вышел почти вслед за ним освежиться. Месяц еще не всходил; ночь была темная, воздух теплый и удушливый. Листья на
деревьях не
шевелились. Несмотря на страшную усталость, я хотел было походить, рассеяться, собраться с мыслями, но не прошел и десяти шагов, как вдруг услышал голос дяди. Он с кем-то всходил на крыльцо флигеля и говорил с чрезвычайным одушевлением. Я тотчас же воротился и окликнул его. Дядя был с Видоплясовым.
В самом деле, впереди все небо подернулось черными тучами, изредка сверкала молния, и хотя отдаленный гром едва был слышен, но листья
шевелились на
деревьях и воздух становился час от часу душнее.
Крупные, сверкающие капли сыпались быстро, с каким-то сухим шумом, точно алмазы; солнце играло сквозь их мелькающую сетку; трава, еще недавно взволнованная ветром, не
шевелилась, жадно поглощая влагу; орошенные
деревья томно трепетали всеми своими листочками; птицы не переставали петь, и отрадно было слушать их болтливое щебетанье при свежем гуле и ропоте пробегавшего дождя.
Хрупкие ветви старых
деревьев не
шевелились от легкого ветерка, и внизу негде было гулять маленьким полуночникам, резвившимся в изумрудной густой траве крылушкинского сада.
По временам парк заволакивался, словно сетью, падающими хлопьями снега; по временам
деревья как бы сбрасывали с себя иго оцепенения и, колеблемые ветром, оживали и
шевелились; по временам из лесной чащи даже доносился грозный гул.
День обыкновенно в это время был самый ясный и солнечный; ни один лист в саду на
дереве не
шевелился, тишина была мертвая, даже кузнечик в это время переставал кричать; ни души в саду; но, признаюсь, если бы ночь самая бешеная и бурная, со всем адом стихий, настигла меня одного среди непроходимого леса, я бы не так испугался ее, как этой ужасной тишины среди безоблачного дня.
Я никогда не забуду этого важнейшего дня в моей жизни. Он был день свежий и ясный. Солнце ярко обливало своим сверканьем
деревья, на полуобнаженных ветвях которых слабо качались пожелтевшие и озолотившиеся листья, в гроздах красной рябины тяжело
шевелились ожиревшие дрозды. Баронессы и Лины не было дома, служанка работала на кухне, Аврора качалась с книгою в руках в своем гамаке, а я составлял служебный отчет в своей комнате. Ради прекрасного дня окна в сад у меня были открыты.
Эмилия крепко оперлась на его руку. Герой мой в одно и то же время блаженствовал и сгорал стыдом. Между тем погода совершенно переменилась; в воздухе сделалось так тихо, что ни один листок на
деревьях не
шевелился; на небе со всех сторон надвигались черные, как вороново крыло, тучи, и начинало уж вдали погремливать.
Листва не
шевелилась на
деревьях, кричали цикады, и однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас.
Выйди зимой в тихий морозный день в поле или в лес и посмотри кругом себя и послушай: везде кругом снег, реки замерзли, сухие травки торчат из-под снега,
деревья стоят голые, ничто не
шевелится.
Шелковичный червь всполз на тутовое
дерево и стал есть тутовый лист. Когда он повырос, он вдруг сделался мертвый: не ел и не
шевелился.
Ни одна травка внизу, ни один лист на верхней ветви
дерева не
шевелились.
Живые
деревья еще радостнее красуются на новом просторе, сочные листья радостно шепчутся, ветви
шевелятся величаво…
Молодые люди замерли на минуту, чутко прислушиваясь, не
шевелясь, почти не дыша… Но никто не отозвался на неожиданно раздавшееся лошадиное ржание. По-видимому, в лесу все было по-прежнему тихо и спокойно. Вероятно, сама собой упавшая с
дерева ветка произвела этот легкий шум, встревоживший молодежь.
Неподвижен был воздух,
деревья не
шевелились ни листиком.
Погода была превосходная и в самой природе царила такая тишина, что ни один листочек не
шевелился на немногочисленных
деревьях монастырского кладбища.
Воронецкий сидел на скамейке в боковой аллее Александровского сада и читал «Новое время». Солнце сильно клонилось к западу, но в воздухе было знойно и душно; пыльные садовые
деревья не
шевелились ни листиком; от Невского тянуло противным запахом извести и масляной краски. Воронецкий опустил прочитанную газету на колени, взглянул на часы: было начало восьмого. К одиннадцати часам ему нужно было быть в Лесном; чем наполнить эти остающиеся три часа?
Картина полной зимы впервые в этом году развертывалась перед взором: оголенные
деревья, подернутые серебристым инеем, блистали своей печальной красотой. Особенно сосны и рогатые ели, так величаво и гордо раскинувшие свои густые ветви, выделяясь среди белизны снега своим черно-сизым цветом, и не
шевелясь, казалось, дремали вместе со всею природою.
Картина полной зимы впервые в этом году развертывалась перед взором: огненные
деревья, подернутые серебристым инеем, блистали своей печальной красотой. Особенно сосны и рогатые ели, так величаво и гордо раскинувшие свои густые ветви, выделялись среди белизны снега своим черно-сизым цветом и, не
шевелясь, казалось, дремали вместе со всей природой.
Деревья не
шевелились, и только, когда я с усиленной бранью налетал плечом на темный ствол сосны или задевал ногой кустарник, на меня сыпались частые теплые брызги.