Неточные совпадения
Условий света свергнув бремя,
Как он, отстав от суеты,
С ним подружился я в то время.
Мне нравились его черты,
Мечтам невольная преданность,
Неподражательная странность
И резкий, охлажденный ум.
Я был озлоблен, он угрюм;
Страстей игру мы знали оба;
Томила жизнь обоих нас;
В обоих сердца жар
угас;
Обоих ожидала злоба
Слепой Фортуны и людей
На самом утре наших
дней.
Теперь, когда Анфимьевна, точно головня, не могла ни вспыхнуть, ни
угаснуть, а
день и ночь храпела, ворочалась, скрипя деревянной кроватью, — теперь Настя не вовремя давала ему чай, кормила все хуже, не убирала комнат и постель. Он понимал, что ей некогда служить ему, но все же было обидно и неудобно.
И целый
день, и все
дни и ночи няни наполнены были суматохой, беготней: то пыткой, то живой радостью за ребенка, то страхом, что он упадет и расшибет нос, то умилением от его непритворной детской ласки или смутной тоской за отдаленную его будущность: этим только и билось сердце ее, этими волнениями подогревалась кровь старухи, и поддерживалась кое-как ими сонная жизнь ее, которая без того, может быть,
угасла бы давным-давно.
По мере того как
угасал день, в лесу становилось все тише и тише.
Они вновь принялись за
дело. На помощь им я послал обоих казаков. И только когда на небе
угасли последние отблески вечерней зари, мы прекратили работу.
Я его видел с тех пор один раз, ровно через шесть лет. Он
угасал. Болезненное выражение, задумчивость и какая-то новая угловатость лица поразили меня; он был печален, чувствовал свое разрушение, знал расстройство
дел — и не видел выхода. Месяца через два он умер; кровь свернулась в его жилах.
— Да, вы не ошиблись! — продолжал он, — рассудок мой
угасает с каждым
днем… Можно ли так коварно, неблагодарно поступить с человеком, который любил вас больше всего на свете, который все забыл для вас, все… думал скоро быть счастливым навсегда, а вы…
— За тех, кого они любят, кто еще не утратил блеска юношеской красоты, в ком и в голове и в сердце — всюду заметно присутствие жизни, в глазах не
угас еще блеск, на щеках не остыл румянец, не пропала свежесть — признаки здоровья; кто бы не истощенной рукой повел по пути жизни прекрасную подругу, а принес бы ей в дар сердце, полное любви к ней, способное понять и
разделить ее чувства, когда права природы…
Степан Трофимович скончался три
дня спустя, но уже в совершенном беспамятстве. Он как-то тихо
угас, точно догоревшая свеча. Варвара Петровна, совершив на месте отпевание, перевезла тело своего бедного друга в Скворешники. Могила его в церковной ограде и уже покрыта мраморною плитой. Надпись и решетка оставлены до весны.
Егорушка лежал на спине и, заложив руки под голову, глядел вверх на небо. Он видел, как зажглась вечерняя заря, как потом она
угасала; ангелы-хранители, застилая горизонт своими золотыми крыльями, располагались на ночлег;
день прошел благополучно, наступила тихая, благополучная ночь, и они могли спокойно сидеть у себя дома на небе… Видел Егорушка, как мало-помалу темнело небо и опускалась на землю мгла, как засветились одна за другой звезды.
Был восьмой час вечера.
Угасал день очень жаркий. Дорушка не надела шляпы, а только взяла зонтик, покрылась вуалью, и они пошли.
Вечером в этот
день Даша в первый раз была одна. В первый раз за все время Долинский оставил ее одну надолго. Он куда-то совершенно незаметно вышел из дома тотчас после обеда и запропастился. Спустился вечер и
угас вечер, и темная, теплая и благоуханная ночь настала, и в воздухе запахло спящими розами, а Долинский все не возвращался. Дору это, впрочем, по-видимому, совсем не беспокоило, она проходила часов до двенадцати по цветнику, в котором стоял домик, и потом пришла к себе и легла в постель.
Прошла половина поста. Бешеный
день французского demi-careme [Полупоста, преполовение поста (франц.).]
угасал среди пьяных песен; по улицам сновали пьяные студенты, пьяные блузники, пьяные девочки. В погребках, ресторанах и во всяких таких местах были балы, на которых гризеты вознаграждали себя за трехнедельное demi-смирение. Париж бесился и пьяный вспоминал свою утраченную свободу.
Рашель. Скрывать правду — не мое
дело. Федя, Васса Борисовна, безнадежен.
Угасает. Доктора говорят — месяца два-три осталось ему жить.
Раздуваемое Алексеем
дело всё шире расползалось по песчаным холмам над рекою; они потеряли свою золотистую окраску, исчезал серебряный блеск слюды,
угасали острые искорки кварца, песок утаптывался; с каждым годом, вёснами, на нём всё обильнее разрастались, ярче зеленели сорные травы, на тропах уже подорожник прижимал свой лист; лопух развешивал большие уши; вокруг фабрики деревья сада сеяли цветень; осенний лист, изгнивая, удобрял жиреющий песок.
Короткий
день давно
угас, когда мы достигли станка и расположились на ночлег.
Из глубин небесных тихо спускались звёзды и, замирая высоко над землёю, радостно обещали на завтра ясный
день. Со
дна котловины бесшумно вставала летняя ночь, в ласковом её тепле незаметно таяли рощи, деревни, цветные пятна полей и
угасал серебристо-синий блеск реки.
Поздним вечером этого
дня, когда рабочие на промысле поужинали, Мальва, усталая и задумчивая, сидела на разбитой лодке, опрокинутой вверх
дном, и смотрела на море, одетое сумраком. Там, далеко, сверкал огонь; Мальва знала, что это костер, зажженный Василием. Одинокий, точно заблудившийся в темной дали моря, огонь то ярко вспыхивал, то
угасал, как бы изнемогая. Мальве было грустно смотреть на эту красную точку, потерянную в пустыне, слабо трепетавшую в неугомонном рокоте волн.
У нас, русских, две души: одна — от кочевника-монгола, мечтателя, мистика, лентяя, убежденного в том, что „Судьба — всем
делам судья“, „Ты на земле, а Судьба на тебе“, „Против Судьбы не пойдешь“, а рядом с этой бессильной душою живет душа славянина, она может вспыхнуть красиво и ярко, но недолго горит, быстро
угасая, и мало способна к самозащите от ядов, привитых ей, отравляющих ее силы.
Товарищи уехали вперед, покрикивания передового ямщика смолкли, кругом нас тихо стоял лесок, весь желтый, приготовившийся к зиме, а из-за его вершин выглядывали верхушки скал, на которых
угасали последние лучи
дня.
Отец греха, Марии враг лукавый,
Ты стал и был пред нею виноват;
Ах, и тебе приятен был разврат…
И ты успел преступною забавой
Всевышнего супругу просветить
И дерзостью невинность изумить.
Гордись, гордись своей проклятой славой!
Спеши ловить… но близок, близок час!
Вот меркнет свет, заката луч
угас.
Всё тихо. Вдруг над
девой утомленной
Шумя парит архангел окриленный, —
Посол любви, блестящий сын небес.
И он лежал под черным потолком и думал, а на дворе тихо и покорно
угасал короткий зимний
день.
И в самом
деле, вспыхнувший мятеж скоро
угас, власти были вынуждены уступить религиозному чувству народа, Штраус был изгнан из города.
Иду в незнаемый я путь,
Иду меж страха и надежды;
Мой взор
угас, остыла грудь,
Не внемлет слух, сомкнуты вежды;
Лежу безгласен, недвижим,
Не слышу вашего рыданья
И от кадила синий дым
Не мне струит благоуханье.
Но, вечным сном пока я сплю,
Моя любовь не умирает,
И ею всех я вас молю,
Пусть каждый за меня взывает:
Господь! В тот
день, когда труба
Вострубит мира преставленье, —
Прими усопшего раба
В твои блаженные селенья.
Между тем она с каждым
днем гасла все более и более и, наконец, совсем
угасла, как огонь в лампаде, который перестал питать поддерживающий его елей.
Исполнить это было нетрудно, так как Мавра Сергеевна была очень слаба и медленно
угасала. Она, впрочем, на самом
деле стала заговариваться. Сергей Дмитриевич утешал ее, что он похлопочет и деньги ей возвратит.