Неточные совпадения
— „А солдатскую шинель, — говорит капитан-исправник, загвоздивши тебе опять в придачу кое-какое крепкое словцо, — зачем стащил? и у священника тоже сундук с медными деньгами?“ — „Никак нет, — говоришь ты, не
сдвинувшись, — в воровском
деле никогда еще не оказывался“.
— Не брани меня, Андрей, а лучше в самом
деле помоги! — начал он со вздохом. — Я сам мучусь этим; и если б ты посмотрел и послушал меня вот хоть бы сегодня, как я сам копаю себе могилу и оплакиваю себя, у тебя бы упрек не сошел с языка. Все знаю, все понимаю, но силы и воли нет. Дай мне своей воли и ума и веди меня куда хочешь. За тобой я, может быть, пойду, а один не
сдвинусь с места. Ты правду говоришь: «Теперь или никогда больше». Еще год — поздно будет!
Смысл тот, что история, природа человека и бог показывают нам, что, пока будут два человека и между ними хлеб, деньги и женщина, — будет война. То есть, что никакой прогресс не приведет людей к тому, чтобы они
сдвинулись с дикого понимания жизни, при котором без драки невозможно
разделить хлеб, деньги (очень хороши тут деньги) и женщину.
Клоус вышел из себя, взбесился, отскочил от постели, как будто обжегся, и закричал: «Как? без меня! я живу здесь неделю и плачу всякий
день деньги, и меня не позвали!..» Красное его лицо побагровело, парик
сдвинулся в сторону, вся его толстая фигурка так была смешна, что родильница принялась хохотать.
Эти каменные деревья стояли молча и неподвижно
днем в сером сумраке и еще плотнее
сдвигались вокруг людей по вечерам, когда загорались костры.
Тянулись бесконечные мучительные часы,
дни, недели, месяцы, а Маркушка все обдумывал одно и то же, не имея сил
сдвинуться в которую-нибудь сторону.
Ventre-saint-gris! Je ne bouge plus d’un pas — puisque le vin est tiré, il faut le boire. Qu’en dites-vous, mein herr? [Тысяча дьяволов! Я не
сдвинусь отсюда ни на шаг — раз
дело начато, надо его кончить. Что вы скажете на это, мейн герр? (фр.)]
Мальчик сел рядом с отцом и подробно рассказал ему впечатления
дня. Игнат слушал, внимательно разглядывая оживленное лицо сына, и брови большого человека задумчиво
сдвигались.
Через минуту ветхий дощаник, на котором стояли княгиня, ее оба сына, Дон-Кихот и Gigot, тяжело зашуршал плоским
дном по траве и,
сдвинувшись дальше, тихо поплыл по тихой и мутной воде сонной Тускари.
Сели, смотрим — деревенька наша как парчой и золотом на серой земле вышита. Опускается за рекой могучее светило
дня, жарко горят перекрытые новой соломой крыши изб, красными огнями сверкают стёкла окон, расцветилась, разыгралась земля всеми красками осеннего наряда, и ласково-сине над нею бархатное небо. Тихо и свежо. Выступают из леса вечерние тени, косо и бесшумно ложатся на нас и на звонкую землю —
сдвинулись мы потеснее, для тепла.
— Не толпитесь сюда, иначе вы всех нас собьете с места! — закричал один из пресвитеров. — Стойте смирно, и я расскажу вам, в чем
дело. Эта госпожа христианка; она пришла сюда к нам сама, без принуждения, и говорит, что знает человека, который может сделать, чтобы гора
сдвинулась с места и пошла в воду…