Неточные совпадения
Мы тут имеем
дело с проблемой того же порядка, что и в антиномиях
Канта.
В самом
деле, самобытный характер XIX века обозначился с первых лет его. Он начался полным развитием наполеоновской эпохи; его встретили песнопения Гёте и Шиллера, могучая мысль
Канта и Фихте. Полный памяти о событиях десяти последних лет, полный предчувствий и вопросов, он не мог шутить, как его предшественник. Шиллер в колыбельной песне ему напоминал трагическую судьбу его.
Торжество мое было совершенное. После этого достопримечательного
дня мне стало легче. В школе — знал ли я, не знал урока — пан Кнышевский не взыскивал, а по окончании учения брал меня с собою и водил в дом богатейших казаков, где мы пели разные псалмы и
канты. Ему давали деньги, а меня кормили сотами, огурцами, молочною кашею или чем другим, по усердию.
Заслуга
Канта не в том, что он заметил эту антиномичность, ибо с ней философская мысль, в сущности, имеет
дело с тех пор, как себя помнит, но в том, что он ее так остро осознал.
Правда, нравственная воля называется у
Канта «практическим разумом», для которого установляется свой особый канон, причем этот «разум» постулирует основные религиозные истины: бытие Бога, свободу воли и личное бессмертие, но каким бы именем мы ни называли веру, ее существо от этого не изменится: ЕСИ произносит только она, постулаты же лишь постулируют, но сами по себе бессильны утверждать бытие Божие, это составляет, конечно,
дело веры.
Не могут быть применимы к духовной телесности и формы «трансцендентальной эстетики» [
Раздел «Критики чистого разума» И.
Канта, в котором анализируются пространство и время как априорные формы чувственного восприятия.], т. е. временность и пространственность.
В доказательстве антитезиса
Кант указывает на то, что свобода, допущенная в качестве первой причинности, все-таки не помогает
делу, потому что не способна вступить в причинную связь, будучи от нее принципиально отлична, а потому или не может начать причинного ряда, или же его разрывает. «Природа и трансцендентальная свобода отличаются как закономерность и незакономерность» (371).
С одной стороны, он
разделял свойственный эпохе испуг пред
Кантом, закупорившим человека в мире явлений и провозгласившим на новых началах религиозный агностицизм или скептицизм.
Понятие Jungfrau Sophia резко отличается внеполовым, точнее, полувраждебным характером: вообще вся система Беме отмечена отсутствием эротизма и типической для германства безженностью (которая дошла до апогея в гроссмейстере германской философии
Канте). «Die Bildniss ist in Gott eine ewige Jungfrau in der Weisheit Gottes gewesen, nicht eine Frau, auch kein Mann, aber sie ist beides gewesen; wie auch Adam beides war vor seiner Herren, welche bedeitet den irdischen Menschen, darzu tierisch» [Образы Божий, которые принимает вечная
Дева в качестве мудрости Бога, не есть ни мужчина, ни женщина, но и то и другое; как и Адам был и тем и другим перед своим Господом, чем отличался смертный человек от животного (нем.).] [Ib., Cap.
Да и вообще одна чистая этика даже и нехарактерна для христианства, — какое же христианство, в самом
деле, представляет собой этическая религия
Канта?
Хотя в молодые годы я был близок к кантианству, но никогда не
разделял философии
Канта, как и Шопенгауэра, сколько-нибудь целостно.
Кант — продолжатель
дела античной и английско-французской просветительной философии, но он очень углубил просвещение.
Кант был совсем подавлен фактом математического естествознания,
делом Ньютона и подавил философию проблемой математического естествознания.
Известно нам также по преданию, что сочинитель
канта, городской школьный мастер Дихтерлихт, был несколько
дней в лихорадке от одной мысли перейти в потомство с новорожденным своим творением.
Третий, как угорелый, бегает по двору и ищет дворника, чтобы передать жильцу письмо, в котором просят «не попадаться, иначе я тебе в морду дам!» или же «поцеловать милых деточек, а Анюточку — с
днем рожденья!» А поглядеть на них, так подумаешь, что они тащат самого
Канта или Спинозу!