Неточные совпадения
Очевидно, что при многомыслии по сему
предмету может произойти великая в
действиях неурядица.
Есть великий закон, думаю я, одинаковый как для неодушевленных
предметов, так и для всей огромной, многомиллионной и многолетней человеческой жизни: сила
действия равна силе противодействия.
"Проявился в моем стане купец 1-й гильдии Осип Иванов Дерунов, который собственности не чтит и в
действиях своих по сему
предмету представляется не без опасности. Искусственными мерами понижает он на базарах цену на хлеб и тем вынуждает местных крестьян сбывать свои продукты за бесценок. И даже на днях, встретив чемезовского помещика (имярек), наглыми и бесстыжими способами вынуждал оного продать ему свое имение за самую ничтожную цену.
И действительно, все, что он знает по этому
предмету, заключается лишь в следующем: 1) что
действия его противоречат такой-то статье Уложения о наказаниях и, буде достаточно изобличены, подлежат такой-то каре...
Склоняясь на сторону"подтягиванья", Удав и Дыба тем не менее не отрицали, что можно от времени до времени и"поотпустить". Проезжий Марат не только ничего подобного не допускает, но просто не понимает, о чем тут речь. Да он и вообще ни о чем понятия не имеет: ни о пределах власти, ни о
предмете ее, ни о сложности механизма, приводящего ее в
действие. Он бьет в одну точку, преследует одну цель и знать не хочет, что это однопредметное преследование может произвести общую чахлость и омертвение.
— Словом, может быть, не намекал; но то же самое можно сказать
действиями. Впрочем, пусть будет по-твоему, что на сей
предмет ничем не было намекнуто, потому что тогда этому служил препятствием умирающий муж; теперь же этого препятствия не существует.
Все эти рассказы, особенно о последних двух
предметах, далеко не произвели на Глеба ожидаемого
действия.
Предмет этот, как уже известно, производил на нее
действие раскаленных угольев, подложенных под кастрюлю с нагретою уже водою: она вскипела мгновенно; то же самое повторилось во всех почти сосновских избах, не исключая избы крестника Софрона Дронова.
Хотя же они, студенты, неоднократно приносили на
действия г. Губошлепова жалобы действительному статскому советнику и всех жетонов кавалеру, г. Мордухаю Проходимцеву, но получили ответ, в котором г. Проходимцев, ссылаясь на недавнее свое дело с ташкентским земством, выражал мысль, что в настоящее непостоянное время вступать в какие-либо обязательства по
предмету распространения в России просвещения — дело довольно щекотливое: пожалуй, не поймут шутки, да и взаправду деньги вытребуют!
Но так как в газетах от времени до времени помещалась официозная заметка, извещавшая, что на днях последовало в законодательном порядке утверждение штатов византийской контрольной палаты, то даже сам И. С. Аксаков согласился до поры до времени молчать об этом
предмете, дабы, с одной стороны, яе волновать бесплодным лиризмом общественного мнения, а с другой стороны развязать правительству руки, буде оно, в самом деле, намерено распространить на весь юговосток Европы
действие единства касс…
«
Предмет Самодержавия, — вещает Она, — есть не то, чтобы отнять у людей естественную свободу, но чтобы
действия их направить к величайшему благу» (13).
Она указывала Русским Авторам новые
предметы, вредные пороки общества, которые должны осмеивать Талии; черты характера народного, которые требуют кисти таланта; писала для юных Отраслей Августейшего Дому Своего нравоучительные повести; но всего более, чувствуя важность отечественной Истории (и предчувствуя, что сия История должна некогда украситься и возвеличиться Ею!), занималась Российскими летописями, изъясняла их, соединяя предложение
действий с философскими мыслями, и драгоценные труды Свои для Публики издавала.
Нет, я мог бы еще многое придумать и раскрасить; мог бы наполнить десять, двадцать страниц описанием Леонова детства; например, как мать была единственным его лексиконом; то есть как она учила его говорить и как он, забывая слова других, замечал и помнил каждое ее слово; как он, зная уже имена всех птичек, которые порхали в их саду и в роще, и всех цветов, которые росли на лугах и в поле, не знал еще, каким именем называют в свете дурных людей и дела их; как развивались первые способности души его; как быстро она вбирала в себя
действия внешних
предметов, подобно весеннему лужку, жадно впивающему первый весенний дождь; как мысли и чувства рождались в ней, подобно свежей апрельской зелени; сколько раз в день, в минуту нежная родительница целовала его, плакала и благодарила небо; сколько раз и он маленькими своими ручонками обнимал ее, прижимаясь к ее груди; как голос его тверже и тверже произносил: «Люблю тебя, маменька!» и как сердце его время от времени чувствовало это живее!
Ту же самую ограниченность круга
действий нужно заметить и в тех отделах литературы, которые имеют
предметом распространение знаний.
Только связь между
предметами и порядок
действий остаются ещё ему чужды; связная речь совершенно непонятна для него.
Таким образом, забота о всякого рода щепетильностях наполняет всю нашу жизнь, определяет все наши
действия, от повязки галстука и часа обеда, от подбора мягких слов в разговоре и ловкого поклона — до выбора себе рода занятий,
предмета дружбы и любви, развития в себе тех и других вкусов и наклонностей.
Если из круга моих наблюдений, из сферы
действий, в которой вращаюсь я, исключены идеи и побуждения, имеющие
предметом общую пользу, то есть исключены гражданские мотивы, что остается наблюдать мне? в чем остается участвовать мне?
Нужно, чтобы роман имел в основании своем какую-нибудь идею, из которой бы развилось все его
действие и к осуществлению которой оно все должно быть направлено; нужно, чтобы это развитие
действия совершенно свободно и естественно вытекало из одной главной идеи, не раздвояя интереса романа представлением нескольких разнородных пружин; нужно, чтобы в описании всех
предметов и событий романа автор художественно воспроизводил действительность, не рабски копируя ее, но и не позволяя себе отдаляться от живой истины; нужно, наконец, чтобы романические характеры не только были верны действительности, но — верны самим себе, чтобы они постоянно являлись с своими характеристическими чертами, отличающими одно лицо от другого, словом — чтобы с начала до конца они были бы выдержаны.
Однако то, чего мы не можем зреть непосредственно по недосягаемости для нас, мы постигаем в мире в его
действии, подобно тому как мы видим свет и невидимого солнца и в этом свете различаем
предметы.
Как и в прочем невозможно мыслить что-либо, если думать о чуждом и заниматься другим, и ничего нельзя присоединять к
предмету мысли, чтобы получился самый этот
предмет, — так же следует поступать и здесь, ибо, имея представление другого в душе, нельзя этого мыслить вследствие
действия представления, и душа, охваченная и связанная другим, не может получить впечатления от представления противоположного; но, как говорится о материи, она должна быть бескачественна, если должна воспринимать образы (τύπους) всех вещей, также и душа должна быть в еще большей степени бесформенна, раз в ней не должно быть препятствия для ее наполнения и просвещения высшей (της πρώτης) природой.
Она мне, как профессор, разъяснила, что практически можно знать определенное число тех вещей, в которых человеку прежде уже довелось иметь опыт, а разумно постигать можно все доступное разумению всесторонних свойств
предмета, среди
действия и условий времени и места.
И магическое
действие белых ночей, и необычную красоту их можно объяснить тем, что в белые ночи не видно внешнего источника света (солнца, луны, лампы, свечи), что все
предметы светятся как бы изнутри, из себя.
Ряд опытов и рассуждений показывает каждому человеку, что он как
предмет наблюдения подлежит известным законам, и человек подчиняется им и никогда не борется с раз узнанным им законом тяготения или непроницаемости. Но тот же ряд опытов и рассуждений показывает ему, что полная свобода, которую он сознает в себе — невозможна, что всякое
действие его зависит от его организации, от его характера и действующих на него мотивов; но человек никогда не подчиняется выводам этих опытов и рассуждений.
В исторических событиях (где
предметом наблюдения суть
действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте — исторических героев.