Завидев скакавшего и кричавшего Кожиёна,
девочки испугались и залегли в полынь и видели, как Кожиён упал на межу и как к нему тут же вскоре подошли три мужика и подняли его и старались поставить его на ноги, но он не становился, а плакал и голосил: «Ведите меня к божией матери!» Тогда третий мужик взял Кожиёна за ноги, и все втроем они шибко пронесли его в лес, где есть густо заросший овраг, и там сразу произошло какое-то несогласие, и Кожиён навздрых закричал...
Неточные совпадения
Девочка говорила не умолкая; кое-как можно было угадать из всех этих рассказов, что это нелюбимый ребенок, которого мать, какая-нибудь вечно пьяная кухарка, вероятно из здешней же гостиницы, заколотила и запугала; что
девочка разбила мамашину чашку и что до того
испугалась, что сбежала еще с вечера; долго, вероятно, скрывалась где-нибудь на дворе, под дождем, наконец пробралась сюда, спряталась за шкафом и просидела здесь в углу всю ночь, плача, дрожа от сырости, от темноты и от страха, что ее теперь больно за все это прибьют.
Девочка вдруг выдохнула и плюнула мне в лицо, но я почему-то не
испугался за глаза, занятый своей мыслью.
Дело объяснилось следующим образом: двенадцатилетняя крестьянская
девочка ушла тихонько с фабрики ранее срока и побежала с бураком за черемухой, которая росла по речке; она взлезла за ягодами на дерево и, увидев барина с ружьем,
испугалась, села на толстый сучок и так плотно прижалась к стволу высокой черемухи, что даже витютины ее не заметили и сели на ольху, которая росла почти рядом с черемухой, несколько впереди.
Рябинин лежал в совершенном беспамятстве до самого вечера. Наконец хозяйка-чухонка, вспомнив, что жилец сегодня не выходил из комнаты, догадалась войти к нему и, увидев бедного юношу, разметавшегося в сильнейшем жару и бормотавшего всякую чепуху,
испугалась, испустила какое-то восклицание на своем непонятном диалекте и послала
девочку за доктором. Доктор приехал, посмотрел, пощупал, послушал, помычал, присел к столу и, прописав рецепт, уехал, а Рябинин продолжал бредить и метаться.
Раздался пронзительный крик, и бросившаяся нянька подняла
девочку, у которой подбородок оказался глубоко рассеченным, и кровоизлияние было как из зарезанной. Филимон до того
испугался, что я обещал ему взять вину на себя, даже не поминая его имени.
—
Испугалась! — восклицает
девочка и смеётся.
Но рыженький мальчик
испугался еще более Юлиана Мастаковича, бросил
девочку и тихонько, опираясь о стенку, прошел из гостиной в столовую.
По вечерам мы усаживались на чью-либо постель и, тесно прижавшись одна к другой, все пять
девочек, запугивали себя страшными рассказами. Потом, наслушавшись разных ужасов, мы тряслись всю ночь как в лихорадке,
пугаясь крытых белыми пикейными одеялами постелей наших уехавших подруг, и только под утро засыпали здоровым молодым сном.
— Ну, понятно, змея. Чего ты
испугалась, глупая
девочка? Что это у тебя? — неожиданно ткнул он пальцем по направлению окна.
— Что,
испугалась? — рассмеялся он, когда насмерть перепуганная
девочка кинулась к нему же, ища его защиты.
Девочки не
испугались и стали строить свой дом. Мы тогда охладели к своему и бросили его. Тогда и
девочкам стало неинтересно, и они перестали строить дом. Я их обличал и стыдил и обливал презрением...
Позднее, вечером, Чахов уверял меня, что он
испугался за мой рассудок, когда я на ходу выпрыгнула из таратайки и метнулась в толпу. Шарманщик перестал вертеть ручку шарманки, птичка клевать билеты.
Девочка, открыв рот, уставилась на меня испуганными глазами.
Девочка этого окрика не
испугалась и подошла к Мартынычу. Он погладил ее по головке и сказал...
Сговорились собраться через два дня втроем у Ведерникова. Но вдруг накануне Лиза Бровкина заболела тяжелой ангиной. А откладывать нельзя, — конференция на носу. Нужно было обернуться вдвоем. Лелька смутилась,
испугалась и обрадовалась, как девочка-подросток, что ей одной придется идти к Ведерникову. Весь вечер она опять пробродила по лесу. Глубоко дышала, волновалась, жадно любовалась под мутным месяцем мелко запушенными снегом соснами, — как будто напудренные мелом усы и ресницы рабочего мелового цеха.
Она считала Ирену, по привычке всех нянек, питомцы которых выросли на их глазах, еще совершенным ребенком, и мысль о каких-либо любовных похождениях даже самого невинного свойства, в которых бы играла роль ее «
девочка», не укладывалась в голове старой польки. В день последней прогулки ее воспитанницы она как-то инстинктивно стала тревожиться ее отсутствием ранее обыкновенного. Когда же наступило время завтрака, а Ирены все не было, Ядвига положительно
испугалась.