Смех этот и это подмигивание — каждое
движение незнакомца, его шепелявый, слабый голос, выгнутые колени, худощавые руки, самый его картуз, его длинный балахон — все в нем дышало добродушием, чем-то невинным и забавным.
Неточные совпадения
Последние слова он уже сказал, обратившись к висевшим на стене портретам Багратиона и Колокотрони, [Колокотрони — участник национально-освободительного
движения в Греции в 20-х г. XIX в.] как обыкновенно случается с разговаривающими, когда один из них вдруг, неизвестно почему, обратится не к тому лицу, к которому относятся слова, а к какому-нибудь нечаянно пришедшему третьему, даже вовсе незнакомому, от которого знает, что не услышит ни ответа, ни мнения, ни подтверждения, но на которого, однако ж, так устремит взгляд, как будто призывает его в посредники; и несколько смешавшийся в первую минуту
незнакомец не знает, отвечать ли ему на то дело, о котором ничего не слышал, или так постоять, соблюдши надлежащее приличие, и потом уже уйти прочь.
За ночь слухи о том, что с поездом прибыл странный
незнакомец, намерения которого возбудили подозрительность м-ра Дикинсона, успели вырасти, и на утро, когда оказалось, что у
незнакомца нет никаких намерений и что он просидел всю ночь без
движения, город Дэбльтоун пришел в понятное волнение.
Мерцалов вообще был кротким и застенчивым человеком, но при последних словах
незнакомца его охватил вдруг прилив отчаянной злобы. Он резким
движением повернулся в сторону старика и закричал, нелепо размахивая руками и задыхаясь...
В то время как человеколюбивый
незнакомец, желая, по-видимому, подать какую-нибудь помощь раненому, заботливо над ним наклонился, он снова сделал
движение и повернулся лицом к стороне, освещенной луною.
Молчаливый
незнакомец с живостию протянул свою руку Юрию; глаза его, устремленные на юношу, блистали удовольствием. Он хотел что-то сказать; но Юрий, не заметив этого
движения, отошел от стола, взобрался на печь и, разостлав свой широкий охабень, лег отдохнуть.
В толпе нищих был один — он не вмешивался в разговор их и неподвижно смотрел на расписанные святые врата; он был горбат и кривоног; но члены его казались крепкими и привыкшими к трудам этого позорного состояния; лицо его было длинно, смугло; прямой нос, курчавые волосы; широкий лоб его был желт как лоб ученого, мрачен как облако, покрывающее солнце в день бури; синяя жила пересекала его неправильные морщины; губы, тонкие, бледные, были растягиваемы и сжимаемы каким-то судорожным
движением, и в глазах блистала целая будущность; его товарищи не знали, кто он таков; но сила души обнаруживается везде: они боялись его голоса и взгляда; они уважали в нем какой-то величайший порок, а не безграничное несчастие, демона — но не человека: — он был безобразен, отвратителен, но не это пугало их; в его глазах было столько огня и ума, столько неземного, что они, не смея верить их выражению, уважали в
незнакомце чудесного обманщика.
Сначала нагнулся он на перила и, приложив ладонь ко лбу в виде зонтика, долго глядел на большую дорогу; потом, сделав нетерпеливое
движение,
незнакомец сошел вниз.
— Да что же это, наконец, такое? — воскликнула Глафира и, одним
движением отведя руки
незнакомца от его таинственного лица, расхохоталась.
Все манеры
незнакомца обличали безупречного аристократа, который скорее убьет, нежели скажет неприличное слово и сделает резкое
движение.