Неточные совпадения
В ней было возбуждение и быстрота соображения, которые появляются у мужчин пред сражением, борьбой, в опасные и решительные минуты
жизни, те минуты, когда раз навсегда мужчина показывает свою цену и то, что всё прошедшее его было не
даром, а приготовлением к этим минутам.
Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке
жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь
даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался.
Так, полдень мой настал, и нужно
Мне в том сознаться, вижу я.
Но так и быть: простимся дружно,
О юность легкая моя!
Благодарю за наслажденья,
За грусть, за милые мученья,
За шум, за бури, за пиры,
За все, за все твои
дары;
Благодарю тебя. Тобою,
Среди тревог и в тишине,
Я насладился… и вполне;
Довольно! С ясною душою
Пускаюсь ныне в новый путь
От
жизни прошлой отдохнуть.
Она тоже весь этот день была в волнении, а в ночь даже опять захворала. Но она была до того счастлива, что почти испугалась своего счастия. Семь лет, толькосемь лет! В начале своего счастия, в иные мгновения, они оба готовы были смотреть на эти семь лет, как на семь дней. Он даже и не знал того, что новая
жизнь не
даром же ему достается, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом…
— Нет, Василиса Егоровна, — продолжал комендант, замечая, что слова его подействовали, может быть, в первый раз в его
жизни. — Маше здесь оставаться не гоже. Отправим ее в Оренбург к ее крестной матери: там и войска и пушек довольно, и стена каменная. Да и тебе советовал бы с нею туда же отправиться;
даром что ты старуха, а посмотри, что с тобою будет, коли возьмут фортецию приступом.
…
дар случайный,
Жизнь — зачем ты мне дана?
Но глубоко и тяжело завален клад дрянью, наносным сором. Кто-то будто украл и закопал в собственной его душе принесенные ему в
дар миром и
жизнью сокровища. Что-то помешало ему ринуться на поприще
жизни и лететь по нему на всех парусах ума и воли. Какой-то тайный враг наложил на него тяжелую руку в начале пути и далеко отбросил от прямого человеческого назначения…
Населилось воображение мальчика странными призраками; боязнь и тоска засели надолго, может быть навсегда, в душу. Он печально озирается вокруг и все видит в
жизни вред, беду, все мечтает о той волшебной стороне, где нет зла, хлопот, печалей, где живет Милитриса Кирбитьевна, где так хорошо кормят и одевают
даром…
Всё, что цены себе не знает,
Всё, всё, чем
жизнь мила бывает,
Бедняжка принесла мне в
дар,
Мне, старцу мрачному, — и что же?
Она введет нового и сильного человека в общество. Он умен, настойчив, и если будет прост и деятелен, как Тушин, тогда… и ее
жизнь угадана. Она не
даром жила. А там она не знала, что будет.
— Говоря о себе, не ставьте себя наряду со мной, кузина: я урод, я… я… не знаю, что я такое, и никто этого не знает. Я больной, ненормальный человек, и притом я отжил, испортил, исказил… или нет, не понял своей
жизни. Но вы цельны, определенны, ваша судьба так ясна, и между тем я мучаюсь за вас. Меня терзает, что
даром уходит
жизнь, как река, текущая в пустыне… А то ли суждено вам природой? Посмотрите на себя…
— Вам все развитие ваше, вся душа ваша досталась страданием и боем всей
жизни вашей — а ей все ее совершенство досталось
даром. Тут неравенство… Женщина этим возмутительна. — Я проговорил вовсе не с тем, чтоб подольститься к нему, а с жаром и даже с негодованием.
Из этих людей особенно в этом отношении поразил его рецидивист вор Охотин, незаконный сын проститутки, воспитанник ночлежного дома, очевидно до 30 лет
жизни никогда не встречавший людей более высокой нравственности, чем городовые, и смолоду попавший в шайку воров и вместе с тем одаренный необыкновенным
даром комизма, которым он привлекал к себе людей.
Но так именно бывает с теми, которые, как и Дмитрий Федорович, всю
жизнь свою умеют лишь тратить и мотать доставшиеся по наследству деньги
даром, а о том, как добываются деньги, не имеют никакого понятия.
Господа, — воскликнул я вдруг от всего сердца, — посмотрите кругом на
дары Божии: небо ясное, воздух чистый, травка нежная, птички, природа прекрасная и безгрешная, а мы, только мы одни безбожные и глупые и не понимаем, что
жизнь есть рай, ибо стоит только нам захотеть понять, и тотчас же он настанет во всей красоте своей, обнимемся мы и заплачем…
Ибо зрит ясно и говорит себе уже сам: «Ныне уже знание имею и хоть возжаждал любить, но уже подвига не будет в любви моей, не будет и жертвы, ибо кончена
жизнь земная и не придет Авраам хоть каплею воды живой (то есть вновь
даром земной
жизни, прежней и деятельной) прохладить пламень жажды любви духовной, которою пламенею теперь, на земле ее пренебрегши; нет уже
жизни, и времени более не будет!
Раз, только раз, дано было ему мгновение любви деятельной, живой, а для того дана была земная
жизнь, а с нею времена и сроки, и что же: отвергло сие счастливое существо
дар бесценный, не оценило его, не возлюбило, взглянуло насмешливо и осталось бесчувственным.
Мы пошли было с Ермолаем вдоль пруда, но, во-первых, у самого берега утка, птица осторожная, не держится; во-вторых, если даже какой-нибудь отсталый и неопытный чирок и подвергался нашим выстрелам и лишался
жизни, то достать его из сплошного майера наши собаки не были в состоянии: несмотря на самое благородное самоотвержение, они не могли ни плавать, ни ступать по дну, а только
даром резали свои драгоценные носы об острые края тростников.
Жизнь вел я уединенную, словно монах какой; снюхивался с отставными поручиками, удрученными, подобно мне, жаждой знанья, весьма, впрочем, тугими на понимание и не одаренными
даром слова; якшался с тупоумными семействами из Пензы и других хлебородных губерний; таскался по кофейным, читал журналы, по вечерам ходил в театр.
Благое чувство,
Великий
дар природы, счастье
жизни,
Весенний цвет ее!
Снегурочка, да чем же
Встречать тебе восход Ярила-Солнца?
Когда его встречаем,
жизни сила,
Огонь любви горит у нас в очах,
Любовь и
жизнь —
дары Ярила-Солнца;
Его ж
дары ему приносят девы
И юноши; а ты сплела венок,
Надела бус на шейку, причесалась,
Пригладилась — и запон, и коты
Новехоньки, — тебе одна забота,
Как глупому ребенку, любоваться
На свой наряд да забегать вперед,
Поодоль стать, — в глазах людей вертеться
И хвастаться обновками.
Старик прослыл у духоборцев святым; со всех концов России ходили духоборцы на поклонение к нему, ценою золота покупали они к нему доступ. Старик сидел в своей келье, одетый весь в белом, — его друзья обили полотном стены и потолок. После его смерти они выпросили дозволение схоронить его тело с родными и торжественно пронесли его на руках от Владимира до Новгородской губернии. Одни духоборцы знают, где он схоронен; они уверены, что он при
жизни имел уже
дар делать чудеса и что его тело нетленно.
Всю мою
жизнь я чувствовал, что свойственные мне
дары ослабляются при всех общественных комбинациях с людьми, при всяком вмешательстве в политику.
Тяжба тянулась долго, со всякими подходами, жалобами, отзывами и доносами. Вся слава ябедника шла прахом. Одолеть капитана стало задачей его
жизни, но капитан стоял, как скала, отвечая на патетические ябеды язвительными отзывами, все расширявшими его литературную известность. Когда капитан читал свои произведения, слушатели хлопали себя по коленкам и громко хохотали, завидуя такому необыкновенному «
дару слова», а Банькевич изводился от зависти.
Человек отвечает за свою
жизнь перед Богом и должен развивать полученные свыше
дары.
«Кто знает, — думал старый гарибальдиец, — ведь бороться можно не только копьем и саблей. Быть может, несправедливо обиженный судьбою подымет со временем доступное ему оружие в защиту других, обездоленных
жизнью, и тогда я не
даром проживу на свете, изувеченный старый солдат…»
Вы, конечно, думаете, читатель, что он сказал себе так: „Я всю
жизнь мою пользовался всеми
дарами П.; на воспитание мое, на гувернанток и на излечение от идиотизма пошли десятки тысяч в Швейцарию; и вот я теперь с миллионами, а благородный характер сына П., ни в чем не виноватого в проступках своего легкомысленного и позабывшего его отца, погибает на уроках.
Жизнь — коммерческая сделка;
даром не бросайте денег, но, пожалуй, платите за угождение, и вы исполните все свои обязанности к ближнему, — вот моя нравственность, если уж вам ее непременно нужно, хотя, признаюсь вам, по-моему, лучше и не платить своему ближнему, а суметь заставить его делать
даром.
А"кандауровский барин"между тем плюет себе в потолок и думает, что это ему пройдет
даром. Как бы не так! Еще счастлив твой бог, что начальство за тебя заступилось,"поступков ожидать"велело, а то быть бы бычку на веревочке! Да и тут ты не совсем отобоярился, а вынужден был в Петербург удирать! Ты надеялся всю
жизнь в Кандауровке, в халате и в туфлях, изжить, ни одного потолка неисплеванным не оставить — ан нет! Одевайся, обувайся, надевай сапоги и кати, неведомо зачем, в Петербург!
— Разве же есть где на земле необиженная душа? Меня столько обижали, что я уже устал обижаться. Что поделаешь, если люди не могут иначе? Обиды мешают дело делать, останавливаться около них —
даром время терять. Такая
жизнь! Я прежде, бывало, сердился на людей, а подумал, вижу — не стоит. Всякий боится, как бы сосед не ударил, ну и старается поскорее сам в ухо дать. Такая
жизнь, ненько моя!
Потому что и бессознательная былинка и та не живет
даром, и та своею
жизнью, хоть незаметно, но непременно воздействует на окружающую природу… ужели же я ниже, ничтожнее этой былинки?
Мне кажется, что самое это довольство есть доказательство, что
жизнь их все-таки не прошла
даром и что, напротив того, беснование и вечная мнительность, вроде моих, — признак натуры самой мелкой, самой ничтожной… вы видите, я не щажу себя!
— Как из-за чего? Жизнь-то не достается
даром. Вот и теперь мы здесь роскошествуем, а уходя все-таки сорок пять копеек придется отдать. Здесь сорок пять, в другом месте сорок пять, а в третьем и целый рубль… надо же добыть!
— И какое это счастье, — продолжала она с чувством, — уметь писать, что чувствуешь и думаешь, и как бы я желала иметь этот
дар, чтоб описать свою
жизнь.
— За тех, кого они любят, кто еще не утратил блеска юношеской красоты, в ком и в голове и в сердце — всюду заметно присутствие
жизни, в глазах не угас еще блеск, на щеках не остыл румянец, не пропала свежесть — признаки здоровья; кто бы не истощенной рукой повел по пути
жизни прекрасную подругу, а принес бы ей в
дар сердце, полное любви к ней, способное понять и разделить ее чувства, когда права природы…
Те добродетельные мысли, которые мы в беседах перебирали с обожаемым другом моим Дмитрием, чудесным Митей, как я сам с собою шепотом иногда называл его, еще нравились только моему уму, а не чувству. Но пришло время, когда эти мысли с такой свежей силой морального открытия пришли мне в голову, что я испугался, подумав о том, сколько времени я потерял
даром, и тотчас же, в ту же секунду захотел прилагать эти мысли к
жизни, с твердым намерением никогда уже не изменять им.
Платя дань веку, вы видели в Грозном проявление божьего гнева и сносили его терпеливо; но вы шли прямою дорогой, не бояся ни опалы, ни смерти; и
жизнь ваша не прошла
даром, ибо ничто на свете не пропадает, и каждое дело, и каждое слово, и каждая мысль вырастает, как древо; и многое доброе и злое, что как загадочное явление существует поныне в русской
жизни, таит свои корни в глубоких и темных недрах минувшего.
Ведь грех-то, представьте, какой! подумайте только об этом, маменька, на что человек посягнул! на
жизнь свою, на
дар отца небесного!
Так пишет даровитый, искренний, одаренный тем проникновением в сущность предмета, которое составляет сущность поэтического
дара, писатель. Он выставляет перед нами всю жестокость противоречия сознания людей и деятельности и, не разрешая его, признает как бы то, что это противоречие должно быть и что в нем поэтический трагизм
жизни.
Уже хотели идти к врагу и принести ему в
дар волю свою, и никто уже, испуганный смертью, не боялся рабской
жизни…
Жизнь его была постоянною битвою со всевозможными нуждами и лишениями; правда, он вышел довольно победоносно, то есть не умер с голода, не застрелился с отчаяния, но победа досталась не
даром; в пятьдесят лет он был и сед, и худ, и морщины покрыли его лицо, а природа одарила его богатым запасом сил и здоровья.
Жизнь даром не проходит для людей, у которых пробудилась хоть какая-нибудь сильная мысль… все ничего, сегодня идет, как вчера, все очень обыкновенно, а вдруг обернешься назад и с изумлением увидишь, что расстояние пройдено страшное, нажито, прожито бездна.
Как коротка
жизнь, как мало у каждого осталось впереди дней и как нужно ими пользоваться, чтобы не прожить
даром.
— Бесценный мой!.. избавитель мой!.. О, как снова мне
жизнь становится мила!.. Она твой
дар, мой возлюбленный! она вся принадлежит тебе!.. Ах! повтори еще раз, что ты меня любишь!
Я
даром трачу лучшие годы
жизни», подумал он, и ему почему-то вспоминалось, что соседи, как он слышал от няни, называли его недорослем; что денег у него в конторе ничего уже не оставалось; что выдуманная им новая молотильная машина, к общему смеху мужиков, только свистела, а ничего не молотила, когда ее в первый раз, при многочисленной публике, пустили в ход в молотильном сарае; что со дня на день надо было ожидать приезда Земского Суда для описи имения, которое он просрочил, увлекшись различными новыми хозяйственными предприятиями.
Войницкий. Сейчас пройдет дождь, и все в природе освежится и легко вздохнет. Одного только меня не освежит гроза. Днем и ночью, точно домовой, душит меня мысль, что
жизнь моя потеряна безвозвратно. Прошлого нет, оно глупо израсходовано на пустяки, а настоящее ужасно по своей нелепости. Вот вам моя
жизнь и моя любовь: куда мне их девать, что мне с ними делать? Чувство мое гибнет
даром, как луч солнца, попавший в яму, и сам я гибну.
— А когда наконец рушился пласт породы, и в отверстии засверкал красный огонь факела, и чье-то черное, облитое слезами радости лицо, и еще факелы и лица, и загремели крики победы, крики радости, — о, это лучший день моей
жизни, и, вспоминая его, я чувствую — нет, я не
даром жил!
Наша встреча, это наше супружество были лишь эпизодом, каких будет еще немало в
жизни этой живой, богато одаренной женщины. Все лучшее в мире, как я уже сказал, было к ее услугам и получалось ею совершенно
даром, и даже идеи и модное умственное движение служили ей для наслаждения, разнообразя ей
жизнь, и я был лишь извозчиком, который довез ее от одного увлечения к другому. Теперь уж я не нужен ей, она выпорхнет, и я останусь один.
Конечно, не легко лишить человека
жизни, «сего первейшего
дара милосердого творца», но автор и не требует, чтобы расстреливали всех поголовно, а предлагает только: «расстреливать, по внимательном всех вин рассмотрении, но неукоснительно».
Очевидно было, что устранение моих денег из первоначального их помещения не прошло ему
даром и что в его
жизнь проникло новое начало, дотоле совершенно ей чуждое. Это начало — всегдашнее, никогда не оставляющее, человека, совершившего рискованное предприятие по присвоению чужой собственности, опасение, что вот-вот сейчас все кончится, соединенное с чувством унизительнейшей зависимости вот от этого самого Гаврюшки, который в эту минуту в такой нахальной позе стоял перед ним.