Неточные совпадения
Вошли две
дамы: Орехова и среднего роста брюнетка, очень похожая на галку, — сходство с птицей увеличилось, когда она, мелкими шагами и подпрыгивая, подскочила к Тосе,
наклонилась, целуя ее, и промычала...
«Oui, monsieur», [Хорошо, сударь (фр.).] — сказала она с ужимкой и начала прибирать комнату, грациозно
наклоняясь и каждым своим движением
давая Лаврецкому чувствовать, что она считает его за необтесанного медведя.
Дама заботливо
наклонилась к нему. Он еще откровеннее улыбнулся, взвел на нее глаза — и покраснел…
— Мосява Мосявовна, соблаговолите ножку
дать, — и
наклоняется к ней.
Море огромное, лениво вздыхающее у берега, — уснуло и неподвижно в
дали, облитой голубым сиянием луны. Мягкое и серебристое, оно слилось там с синим южным небом и крепко спит, отражая в себе прозрачную ткань перистых облаков, неподвижных и не скрывающих собою золотых узоров звезд. Кажется, что небо все ниже
наклоняется над морем, желая понять то, о чем шепчут неугомонные волны, сонно всползая на берег.
Василиса(близко
наклоняясь к нему). Вася!
давай… поможем друг другу…
Дама тоже протянула руку, и ее взгляд повернулся к Урманову, который стоял рядом немым свидетелем этой сцены… Он слегка
наклонился, и его вежливая сдержанность показалась мне очень изящной и красивой.
— Нет. Зла я на нее не питаю, но не хожу к ней. Бог с нею совсем! Раз как-то на Морской нынче по осени выхожу от одной
дамы, а она на крыльцо всходит. Я таки
дала ей дорогу и говорю: «Здравствуйте, Леканида Петровна!» — а она вдруг, зеленая вся,
наклонилась ко мне, с крылечка-то, да этак к самому к моему лицу, и с ласковой такой миной отвечает: «Здравствуй, мерзавка!»
Ковалев подступил поближе, высунул батистовый воротничок манишки, поправил висевшие на золотой цепочке свои печатки и, улыбаясь по сторонам, обратил внимание на легонькую
даму, которая, как весенний цветочек, слегка
наклонялась и подносила ко лбу свою беленькую ручку с полупрозрачными пальцами.
— Э… э… э!.. — промолвил с ласковой укоризной Пунин. — Как это вы можете так говорить, барчук, барчук! Парамон Семеныч — человек достойнейший, строжайших правил, из ряду вон! Ну, конечно, — себя он в обиду не
даст, потому — цену себе знает. Большими познаниями обладает сей человек — и не такое бы ему занимать место! С ним, мой миленький, надо обходиться вежливенько, ведь он… — тут Пунин
наклонился к самому моему уху, — республиканец!
— Так-то вернее будет, — примолвил дядя Елистрат. — Теперь не могут подменить — разом могу подлог приметить. Здесь ведь народец-то ой-ой! — прибавил он,
наклоняясь к Алексею. — Небывалого, вот хоть тебя, к примеру, взять, оплетут как пить
дать — мигнуть не успеешь. Им ведь только лясы точить да людей морочить. Любого возьми — из плута скроен, мошенником подбит!.. Народ отпетый!..
Высокая полная старая
дама в сером шелковом платье
наклонилась над плачущей.
Что-то неуловимое скользнуло по лицу священника. Он
наклонился ко мне и погладил рукою мою пылающую голову. И опять
дал мне отпущение грехов, покрыв меня во второй раз епитрахилью.
Тут нужно петь, а он
наклонится к тенорам да и
давай им рассказывать про то, как наши динамитом турецкий броненосец «Лютфи-Джелил» взорвали…
Он был уже не молод. В волнистых волосах на голове и длинной бороде, ниспадавшей на грудь, пробивалась маленькая седина, что очень шло к их темно-каштановому цвету. Он разговаривал с какой-то
дамой, слегка
наклонившись к ней; его тихий грудной голос всецело гармонировал с его ласковым взглядом, полным изысканной почтительности.
Офицер не отвечал ничего, но кивнул дружески в знак согласия, остановил своего коня, неуклюжего и неповоротливого; потом,
дав ему шпоры, повернул к левой стороне кареты,
наклонился к ней и осторожно постучался пальцами в раму. В ответ на этот стук выглянуло из окна маленькое сухощавое лицо старика со сверкающими из-под густых бровей серыми глазами, с ястребиным носом, в парике тремя уступами, рыже-каштанового цвета, который, в крепкой дремоте его обладателя, сдвинулся так, что открыл лысину вразрез головы.
— Могу вас уверить. Приятель мой Венцеслав Балдевич… Вы не подумайте между прочим, что я поляк: я пензенский помещик. Так вот этот самый Венцеслав Балдевич камер-юнкерскую карьеру свою этим устроил. До такого дошел совершенства в игре подушкой, что как раз все кидал ее некоторой особе и заставлял ее
наклоняться. А позади этой особы стоит часто другая особа и смотрит вниз… В третьем салоне поместит старушка сынов Марса. В четвертом для пикантной беседы с
дамами выберет...
В четвертом ряду Антонина Сергеевна сидела между молодою женщиной, худенькой и нервной, в белом платье, и полным артиллерийским полковником. Тот беспрестанно
наклонялся к своей
даме, — вероятно, жене — и называл ей фамилии литераторов, художников, профессоров на эстраде и в рядах публики. Он делал это довольно громко, и она невольно смотрела в сторону, в какую он кивал головой или показывал рукой.