Неточные совпадения
Горы и пропасти созданы тоже не для увеселения человека. Они грозны, страшны, как выпущенные и устремленные на него когти и зубы дикого зверя; они слишком живо напоминают нам бренный состав наш и держат в страхе и тоске за жизнь. И небо там, над
скалами и пропастями, кажется таким
далеким и недосягаемым, как будто оно отступилось от людей.
Налево виден был, но довольно далеко, Порто-Санто, а еще
дальше — Дезертос, маленькие островки, или, лучше сказать,
скалы.
Наконец мы подошли к
скале Ян-Тун-лаза. Тут на опушке дубовой рощи мы немного отдохнули. До моря оставалось еще километра полтора. Долина здесь делает крутой поворот к юго-востоку. Собрав остаток сил, мы поплелись
дальше. Скоро дубняки стали редеть, и вот перед нами сверкнуло море.
Около
скал Сигонку стояли удэгейцы. От них я узнал, что на Бикине кого-то разыскивают и что на розыски пропавших выезжал пристав, но вследствие глубокого снега возвратился обратно. Я тогда еще не знал, что это касалось меня. По рассказам удэгейцев,
дальше были еще две пустые юрты. В этом покинутом стойбище я решил в первый предпраздничный день устроить дневку.
В полдень я подал знак к остановке. Хотелось пить, но нигде не было воды. Спускаться в долину было далеко. Поэтому мы решили перетерпеть жажду, отдохнуть немного и идти
дальше. Стрелки растянулись в тени
скал и скоро уснули. Вероятно, мы проспали довольно долго, потому что солнце переместилось на небе и заглянуло за камни. Я проснулся и посмотрел на часы. Было 3 часа пополудни, следовало торопиться. Все знали, что до воды мы дойдем только к сумеркам. Делать нечего, оставалось запастись терпением.
На половине пути от моря, на месте слияния Сицы и Дунцы, с левой стороны есть
скала Да-Лаза. Рассказывают, что однажды какой-то старик китаец нашел около нее женьшень крупных размеров. Когда корень принесли в фанзу, сделалось землетрясение, и все люди слышали, как ночью
скала Да-Лаза стонала. По словам китайцев, река Санхобе на побережье моря является северной границей, до которой произрастает женьшень.
Дальше на север никто его не встречал.
Наконец и этот путь прегражден; наша тропинка слева, так же как и все время пути, жалась к каменной
скале, закрывавшей от нас небо, а справа кустарник. Мы прямо уперлись в
скалу.
Дальше некуда.
Так пели девы. Сев на бреге,
Мечтает русский о побеге;
Но цепь невольника тяжка,
Быстра глубокая река…
Меж тем, померкнув, степь уснула,
Вершины
скал омрачены.
По белым хижинам аула
Мелькает бледный свет луны;
Елени дремлют над водами,
Умолкнул поздний крик орлов,
И глухо вторится горами
Далекий топот табунов.
Трудность прохода под Молоковом заключается в следующем: водяная струя бьет прямо в
скалу, делая здесь угол, и идет к следующему бойцу, Разбойнику; барка должна пересечь эту струю под Молоковом в самом углу, чтобы
дальше попасть в суводь.
По камням прыгали, шумели
Ключи студеною волной,
И под нависшею
скалой,
Сливаясь дружески в ущельи,
Катились
дальше, меж кустов,
Покрытых инеем цветов.
Я сохну и смотрю: теперь я вижу, что за
скалой Лягушка — еще вода, много, чем
дальше — тем бледней, и что кончается она белой блестящей линеечной чертою — того же серебра, что все эти точки на маленьких волнах. Я вся соленая — и башмаки соленые.
В этой блаженной стране
далекого будущего, там будет свет, радость, жизнь. Слабый отблеск золотого света чуть мреет в высоте, сквозь разрыв черных туманов. Рвись из пропасти, пробивай в
скалах трудную дорогу вверх, верь в блаженную страну; мреющий золотой отблеск будет светить тебе сквозь мрак и бурю, даст тебе силы к жизни и борьбе.
Через час мы дошли до мыса Омодуони. Надежда, что за ним мы увидим наш бивак, придавала энергию. Еще сотни две шагов, и мы взобрались на
скалу. Впереди был все тот же пустынный берег, те же камни, а
дальше — еще какой-то высокий мыс.