Неточные совпадения
В небольшом этапе было человек восемьдесят народу в цепях, бритых и небритых, женщин, детей; все они расступились перед офицером, и мы увидели на
грязном полу, в углу, на
соломе какую-то фигуру, завернутую в кафтан ссыльного.
По панели не спеша идут пешеходы; по улице не торопясь двигаются извозчики, сани с товаром; за улицей, в красном кирпичном квадрате двухэтажных лавок, — площадь, заваленная ящиками,
соломой, мятой оберточной бумагой, покрытая
грязным, истоптанным снегом.
Утро тихое, ясное. Табун пошел в поле. Холстомер остался. Пришел странный человек, худой, черный,
грязный, в забрызганном чем-то черным кафтане. Это был драч. Он взял, не поглядев на него, повод оброти, надетой на Холстомера, и повел. Холстомер пошел спокойно, не оглядываясь, как всегда волоча ноги и цепляя задними по
соломе. Выйдя за ворота, он потянулся к колодцу, но драч дернул и сказал: — Не к чему.
Он поднял голову, оглянулся, и мне ясно видно стало, что лицо у него в слезах. Вот он вытер их обеими руками, — жестом обиженного ребенка, — отошел прочь, выдернул из бочки клок
соломы, воротился, присел на корточки и стал отирать
соломой грязное рыло борова, но тотчас же швырнул
солому прочь, встал и начал медленно ходить вокруг свиней.
К иному едва проберешься через
грязный двор; в сенях, за облупившимися парусинными ширмами, храпит денщик; на полу — гнилая
солома; на плите — сапоги и донышко банки, залитое ваксой; в самой комнате — покоробленный ломберный стол, исписанный мелом; на столе стаканы, до половины наполненные холодным темно-бурым чаем; у стены — широкий, проломленный, замасленный диван; на окнах — трубочный пепел…
Уф! (Садится и оглядывает себя.) Нечего сказать, хороша фигура! Весь в пыли, сапоги
грязные, не умыт, не чесан, на жилетке
солома… Барынька, чего доброго, меня за разбойника приняла. (Зевает.) Немножко невежливо являться в гостиную в таком виде, ну, да ничего… я тут не гость, а кредитор, для кредиторов же костюм не писан…
Тася бросилась к нему на помощь, помогла подняться и отвела его в крошечную полутемную каморку, где он спал на
грязной сырой подстилке из
соломы. Но мальчик, казалось, меньше думал о своих страданиях, нежели о делах Таси.
Вихры отчаянно зашевелились, и нос-пуговица окончательно вылез из-под
соломы. Обладатель этого носа оказался небольшим пузатым босым человечком в
грязной, заплатанной в нескольких местах рубашонке. У него было какое-то задорное и в то же время недоумевающее выражение лица.
Тут произошло нечто совсем неожиданное. Ворох
соломы зашевелился, словно живой, под Юриком, и из-под него высунулась белобрысая головенка с потешными пышными вихрами и маленьким носом, торчавшим на детской
грязной рожице в виде пуговицы.