Неточные совпадения
«…Поймут ли, оценят ли
грядущие люди весь
ужас, всю трагическую сторону нашего существования? А между тем наши страдания — почки, из которых разовьется их счастие. Поймут ли они, отчего мы лентяи, ищем всяких наслаждений, пьем вино и прочее? Отчего руки не подымаются на большой труд, отчего в минуту восторга не забываем тоски?.. Пусть же они остановятся с мыслью и с грустью перед камнями, под которыми мы уснем: мы заслужили их грусть!»
Когда же этому конец?» «Поймут ли, оценят ли
грядущие люди весь
ужас, всю трагическую сторону нашего существования?» В последней записи «Дневника» написано: «Страшная эпоха для России, в которой мы живем и не видим никакого выхода».
К груди хранительной прижалась,
Молитвой
ужас заглуша,
Тамары грешная душа.
Судьба
грядущего решалась,
Пред нею снова он стоял,
Но, боже! — кто б его узнал?
Каким смотрел он злобным взглядом,
Как полон был смертельным ядом
Вражды, не знающей конца, —
И веяло могильным хладом
От неподвижного лица.
Он заплакал и сел в угол. Заплакала и старуха в своем углу. Бессильные хоть на мгновение слиться в чувстве любви и противопоставить его
ужасу грядущей смерти, плакали они холодными, не согревающими сердца слезами одиночества. Мать сказала...
Но под старость, к
ужасу своей родни, мечтавшей уже о
грядущем после него наследстве, он женился на молоденькой француженке, жившей в гувернантках у его соседа.
Но тут вдруг стало являться одно существо, которое смущало его каким-то недетским
ужасом, которое вливало первый медленный яд горя и слез в его жизнь; он смутно чувствовал, как неведомый старик держит во власти своей все его
грядущие годы, и, трепеща, не мог он отвести от него глаз своих.
Что, например, может быть безобразнее и достойнее сожаления, чем беременная женщина? Беременность — это уродство, болезнь, — это проклятие, наложенное на женщину богом. «Умножая, умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей». Только и остается женщине — покорно и терпеливо нести тяжелую «скорбь» и замирать от
ужаса в ожидании
грядущих мук и опасностей. Но не так для Толстого.
О чем шептались эти вековые старожилы княжеских владений? Вспоминали ли они в тихой беседе свежую в памяти их одних повесть минувших лет? Сравнивали ли они прошедшее с настоящим, давая ему надлежащую оценку, или же, одаренные даром прозрения, с
ужасом перешептывались о
грядущем?